35
Только для того чтобы отделаться от его услуг, Анна сказала ему, что матери лучше.
Кровать матери стояла у окна. Сквозь ветви тополя переливалась излучина Дона.
- Приподними меня выше, - просила мать Анну. Анна подкладывала ей под спину подушки. Мать, не отрываясь, часами смотрела на зеленое задонское займище.
Все ярче у нее цвел на щеках лихорадочный румянец. Белые волосы венчиком разметались вокруг головы на подушке.
Знакомый врач, которого Анна уговорила прийти к ним, когда обер-лейтенанта не было дома, скачал, что надо поить мать куриным бульоном. По в доме давно уже не было ничего, кроме картошки и сурепного масла. Сама Анна выпивала на ночь стакан простого, без сахара, кипятка и утром, вставая, долго держалась рукой за спинку кровати. Вытягиваясь в длину, комната уходила из-под ног.
Не укрылась происходившая с ней перемена и от обер лейтенанта. Каждый раз, когда Анна возвращалась с менки, он перебегал глазами с ее лица на сумку. С каждым днем сумка тощала, солдаты из 13-й танковой дивизии и других немецких частей, квартировавших в Ростове, стремительно взвинчивали цены на муку и на картошку. Однажды обер-лейтенант сочувственно заметил:
- Вы изводите себя заботами о хлебе насущном, в то время как…
Анна прервала его:
- Мы привыкли есть только свой хлеб.
Он постарался превратить все в комплимент:
- Вам к лицу сердиться, фрейлейн Анна. Все-таки утром его денщик внес в ее комнату и молча положил на стол две круглые булки хлеба.
Вторую неделю в доме вообще не было хлеба, если не считать обвалянных в кукурузной муке картофельных лепешек, которые Анна пекла матери на сковороде на примусе.
Она вынесла булки хлеба из своей комнаты в прихожую и положила на подоконник.
Привставая с кресла, обер лейтенант спросил:
- Фрейлейн наотрез отклоняет всякую помощь?
- Да. И просит господина обер-лейтенанта отказаться от дальнейших попыток.
В следующее воскресенье Анна положила в сумку шерстяное синее платье, которое сшила себе для выпускного вечера в институте.
Когда проходила мимо обер-лейтенанта, он задержался взглядом на ее сумке.
- На рынок?
- Я уже просила вас… - начала Анна.
- Не буду, - поспешил заверить ее обер-лейтенант. Веснушчатая кожа у него на скулах еле заметно покраснела, глаза блеснули. Но он умел собой владеть. Голос его остался учтивым. - По крайней мере, - сказал он, - я хочу напомнить фрейлейн, что если так сложатся обстоятельства, а они иногда складываются независимо от наших желаний, вы всегда найдете во мне… - На секунду он смолк, глядя на Анну.
- Вы преграждаете мне путь к двери, - напомнила Анна.
- Простите, фрейлейн, - он отступил и сторону. Уже на лестничной площадке Анна услышала, как он с яростным восхищением пробормотал:
- Какое убийственное презрение.
36
Она остановилась у врезанной в глухой зеленый забор калитки и повернула железное кольцо. Во дворе продребезжал звонок. Забренчала цепь, под забор подкатилась собака. Анна невольно отступила: коричневая морда из щели под забором норовила достать ее ноги.
- Марш в будку! Ты забыл, что они уже всех твоих подголосков постреляли, - послышался голос за забором.
Женщина в фартуке, в чувяках на босу ногу появилась в калитке и вскользь, но так, что можно было не сомневаться - ничто не укрылось от ее серых глаз, оглядела Анну, останавливая взор на ее сумке. Скуластое, с разлитой под кожей желтухой, лицо женщины осталось бесстрастным.
- Здесь можно обменять вещи на продукты? - спросила Анна.
- Только верхнюю одежду и обувь, - равнодушно ответила женщина. Руки ее, сложенные под синим фартуком, шевельнулись.
- Именно это я и хотела предложить.
- Пройдите, - женщина отступила от калитки в сторону. Повернув голову, опять прикрикнула на собаку: - Тебе бы пора поумнеть, Волчок.
В тесном дворике, переходившем в сад, цвели на грядках гвоздики. Тень от деревьев лежала на посыпанной белым донским песком земле. Анна задержала шаги у гвоздик.
- Нет, не в дом, - подсказала ей женщина, неотступно идущая следом.
К задней стене дома пристроена была летняя кухня. Анна вошла в нее. Кирпичная печь, заняв полкухни, сквозной трубой уходила сквозь крышу. Полуторное окно на улицу затенено было снаружи навесом. На плите, со сдвинутой в сторону конфоркой стоял утюг.
Другой утюг Анна увидела в руке у сутуловатого, сухого сложения, мужчины в жилете, надетом на белую сорочку. Его коротко остриженная бурая голова была увенчана поднятыми на лоб очками в золоченой оправе. Горячим утюгом он водил взад и вперед по рукаву темно-серого суконного френча.
- Штопаное не берем, - движением головы опустив на переносицу очки и в упор рассматривая Анну небольшими черными глазами, предупредил мужчина.
- Мне это известно, - сказала Анна.
- Садитесь, - он указал глазами на стул. Он взял из рук Анны ее платье и повернулся к свету, рассматривая. - Еще что?
Она молча протянула ему козий пуховый платок. Лицо его будто несколько смягчилось. Но голос, когда он, отодвинув в сторону платье и платок, повернулся к Анне, остался неприязненным.
- Вы совершили ошибку, - сказал он, почему-то глядя на руки Анны.
Руки у нее были шершавые, красные. Последнее время, чтобы прокормить больную мать, Анна брала в стирку белье, которое ей доставляла Марфа Андреевна из больницы, где работала ночной няней. Но ночам Анна простаивала над лоханью. Где уж было остаться рукам белыми, если их разъедал щелок, а суровое; больничное белье плохо поддавалось стирке.
Но портной продолжал смотреть на ее руки сквозь очки колючим взглядом.
- Грубейшую, - добавил он. - Нарушили элементарное правило: ждать, когда позовут.
- Я ждала долго, - сказала Анна.
- Даже если бы вам все время пришлось ждать.
- Я думала, обо мне забыли.
Постепенно Анна начинала привыкать к обстановке этой кухни-портняжной и к этому человеку с неумолимыми черными глазами.
- И не одну ошибку, - продолжал он еще суше, будто чувствуя, что она смелеет, и давая ей понять, что для этого у нее нет оснований. Избрали час, когда на улицах особенно людно. Здесь, на углу, казино. Вас могла бы оправдать только какая-нибудь особо важная причина. Частично, - подчеркнул он, снова давая понять, чтобы Анна не слишком ободрялась.
Но странно: чем больше слушала она его, тем быстрее осваивалась. Что-то в его голосе и в глазах позволяло ей думать, что если он и говорит так сурово, то вовсе не потому, что настроен против Анны.
- Мне казалось важным сообщить вам, что тринадцатая танковая дивизия перебрасывается на Терек, - сказала Анна.
Как ни считала она свое сообщение важным, она не предполагала, что оно может произвести на него такое впечатление.
- Повторите.
- Тринадцатая танковая дивизия… - начала Анна.
Он перебил ее:
- Куда именно?
- В район Моздока.
- Когда?
Он снял очки, положив их на стол. Оказалось, что глаза у него совсем не маленькие, даже наоборот - крупные и блестящие. Без очков он выглядел моложе.
- В начале будущего месяца.
- Точнее?
- Этого я пока не узнала.
- Жаль, - сказал он разочарованно и, взяв очки, снова водрузил их на переносицу. Его глаза стали опять маленькими, но теперь уже они не казались Анне неприятными.
В дверь заглянула желтолицая женщина.
- Что, Дарья? - спросил Портной.
Она молча указала ему глазами на Анну.
- Говори, - разрешил Портной.
- Итальянский солдат с усиками второй раз прошел мимо нашего дома.
- В какую сторону?
- Он зашел в казино. - И сквозь желтую кожу у женщины проступила легкая краска. Она скользнула взглядом по лицу Анны.
- Вы не привели за собой хвост? - Портной требовательно посмотрел на Анну.
- Я шла дворами, - пояснила Анна.
- И никого не заметили?
- Не только не заметила, но уверена, что никто за мной не шел, - сказала Анна.
- Иди, Дарья. Когда он выйдет из казино, скажи.
Женщина закрыла за собой дверь, и через секунду Анна услышала, как она поет во дворе, что-то делая по хозяйству. Голос у нее был глуховатый, заунывный.
- Очень жаль, - повторил Портной. - Вы не сомневаетесь в достоверности своих сведений?
- Не сомневаюсь.
- Как вам удалось их получить?
Анна рассказала ему о квартиранте.
- Он молод? - немедленно поинтересовался Портной.
- Лет двадцать семь… нет, тридцать, - краснея, поправилась Анна.
У нее была особенность, которую она не любила в себе, - краснеть без всякой причины. Теперь она почувствовала, что до ключиц заливается краской.
- Конечно, он пытался ухаживать за вами… - утвердительно спросил Портной.
Поднимая глаза, Анна собралась ответить ему, что напрасно он говорит об этом таким тоном, но Портной обезоружил ее - Я бы не спрашивал у вас об этом, если бы не считал, что это может оказаться важным. Как я понял, у вас не было возможности узнать больше того, что вы узнали.
- Только то, что я поняла из их слов.
- Но не кажется ли вам, что вы упустили еще одну возможность?
- Что вы имеете в виду?
- Ту дополнительную пользу, которую можно было бы извлечь из ваших взаимоотношений с обер-лейтенантом.
- Например?
- Например, мы могли бы теперь знать не только куда и когда примерно перебрасывается дивизия, а когда именно, как и некоторые другие факты. К сожалению, вы повели себя с обер-лейтенантом иначе, чем надо было ожидать.
- А что надо было ожидать?