- Самый агромадный - КВ. Я сам его видел в механосборочном… Как думаешь, это зачем?
- Может, ремонтировать?
- Да танк-то новешенький. Видать, только с завода.
- Вона какие пироги… - вздохнул дед Никон, теребя бороду. - Ты сам-то, Гаврила, как мозгуешь? Зачем эту танку привезли на Урал?
- Думаю, не затем, чтобы на него глазеть!
- Во, во! И я этак же кумекаю, - нахмурился дед. - В народе говорят: чего не чаешь, то скорее и сбудется.
- Уймись, старый! - дернула его за рукав бабка. - Хватит бога гневить - беду накликать.
- Шабаш! - угрюмо и властно сказал Никон. - Это не нашего ума дело. Вели-ка, старуха, убирать со стола.
2
Разговор за ужином разволновал всех, особенно впечатлительную Зинаиду. Она долго не могла уснуть, все думала о Николае, вспоминая короткие дни замужества и еще более короткую встречу в Москве.
"Такой хороший парень достался: не пьет, не курит, добрый, работящий… А как любит меня… Только бы жить да радоваться, и вдруг этот досрочный призыв…"
Грезя о счастливых днях, Зинаида задремала и увидела страшный сон: ночью фашистские самолеты, как огромные черные птицы с ястребиными носами, налетели на казармы и начали бомбить. В вспышках разрывов, в пламени пожаров заметались фигурки перепуганных красноармейцев. "Нет! Нет! Не может быть!" - закричала она и проснулась.
Было уже утро. Солнечные лучи огненными иглами прокалывали темную листву, слепящими зайчиками трепетали на стене.
Надев халат и сунув ноги в босоножки, Зинаида вышла к озеру с полотенцем, умылась студеной водой. Вернувшись, причесала каштановые, слегка вьющиеся волосы на крыльце у зеркала, выровняла расческой в ниточку темные брови и, отметив про себя, что глаза не припухли и не покраснели, сбежала с лесенки.
Во дворе никого не было. "Спят", - подумала она и направилась в лес. Солнце уже поднялось высоко, но трава была еще влажная от росы, и на листьях капельки мерцали разноцветными бисеринками. Лес был величав и торжественно дремотен, хотя птицы звенели безумолчно. От леса веяло прохладой, а от просыпающихся лугов тянуло тонким пьянящим запахом раннего цветения.
Зинаида шла по глухой, заросшей муравой дорожке, в тонком халатике, облегавшем ее стройное, по-девичьи упругое тело, приятно ощущая бодрящий ветерок.
Гнетущие мысли постепенно рассеивались, и сердце наполняло ощущение радости бытия.
Побродив в лесу часа три, она подошла к дому и остановилась в изумлении: на террасе, вместе с отцом и Максимом, сидел второй ее брат Егор - светлокудрый, сероглазый здоровяк, похожий на мать.
- Егорка! - радостно крикнула она и, взбежав на террасу, обняла и поцеловала брата. - С приездом! Надолго ли? В отпуск?
- Всего на день, Зинуха! Здорово! Садись с нами завтракать.
- Спасибо! Сейчас, только переоденусь.
Зинаида побежала в комнаты и через минуту-две промелькнула во дворе.
Мужчины, выпив еще по одной, продолжали разговор, который был начат еще вчера и не давал покоя отцу.
- Так ты говоришь, Егорша, что этот танк вы привезли? - переспросил Гаврила Никонович.
- Да, нас целая бригада. Меня взяли как механика-водителя. А есть и инженеры. Я ведь на Ленинском заводе с финской войны.
- Это мы знаем. А вот зачем танк? Неужели у нас такие делать собираются?
- Вернее всего. Наш завод не успевает. А в армии таких танков - кот наплакал.
- Неужели не успели наделать?
- Старые-то есть, и немало… Да все эти БТ-семь и Т-двадцать шесть ящики из-под папирос! Броня десять - пятнадцать миллиметров - любой снаряд пробивает насквозь. Я в финскую воевал на таком. Двое моих товарищей сгорели… Они же на бензине работают. А КВ - с дизельным двигателем. Совсем другое дело. И броня - орудия не пробивают.
- А КВ были на финской? - спросил Максим, и в его глазах мелькнул огонек, губы плотно сжались.
- Были опытные. Их ведь только начали делать.
- И ты видел их в бою?
- Мне даже пришлось один спасать!
- Как спасать? - придвинулся к нему Максим. - Ты об этом не рассказывал.
- А орден за что же мне дали?
- Нет, я не помню… Разве за танк?
- За этот самый КВ!
- Ну-ка расскажи, - попросил отец.
- Я тогда раненый был… Ногу мне задело. Однако в госпиталь отказался - не сильно царапнуло. Был в своей части вроде бы как в запасе. А тут как раз поступил к нам один КВ - должны были штурмовать "линию Маннергейма". Нашим танкистам было интересно взглянуть на новую машину. Мне разрешили залезть в танк, попробовать, как он ходит. Прошел я метров десять туда-обратно, развернулся. Ничего, слушается. Вот, думаю, машина!
- И что? Что же потом? - нетерпеливо перебил Максим.
- Пошли наши на штурм. Я не видел - был в блиндаже. Только слышал грохот и ощущал, как дрожала земля. Вдруг этак через полчаса - меня к командиру. Так и так, спрашивает, можешь доползти до танка и вывести его в укрытие? По радио сообщили, что водителя ранило, танк встал. Я говорю: "Согласен. Могу". Командир приказал: "Готовься! Поползешь на лыжах под укрытием броневого щитка" - и дал мне свой пистолет.
- Неужели решился? - спросил отец.
- А чего? Пузом на лыжи лег и пополз… Финны заметили - открыли огонь. А я ползу и ползу. Обогнул бугорок, а тут уж рядом. Вижу и финны поползли к танку. Задумали его захватить. Им хотелось знать нашу новую технику. У них ведь и немцы были. Ну да наши из танка - пулеметным огнем всех уложили.
- А ты что же?
- Я уж под прикрытием КВ оказался. Быстро подполз, стучу пистолетом. А им сообщили обо мне. Сейчас же открыли нижний люк, впустили. Я сел за рычаги, а по танку бьют снаряды, он аж дрожит. Что говорит командир, не слышно. А он мне показывает на рукав в крови. Оказывается, руку мне прострелили, а я и не почувствовал сгоряча.
Ну, перевязали, помогли усесться. Вижу в смотровую щель - два танка приближаются. Стрельба прекратилась. Командир говорит: "Подпусти поближе - раздавим". Я жду. А они свернули в сторону и, слышим, цепляют нас тросом. А нашей батарее из-за бугра не видно. Что делать? Командир торопит: "Ну, что у тебя?" А уж финские танки гудят, стараются нас тащить, но не могут сдвинуть. Я включил двигатель. Говорю: "Порядок!". - "А ну, рвани!" - кричит командир, а сам к пушке.
- Как же ты, Егорша? - заторопил отец.
- Я рванул и почувствовал - волоку финские танки. Развернулся - да к своим. И приволок оба танка, которые оказались немецкими.
- Ну, чудеса! - усмехнулся Гаврила Никонович. - Чего же ты раньше-то об этом молчал?
- Я думал, вы знаете. В газетах писали… Тут меня в госпиталь, а потом на Ленинский завод.
- Да, лихо! - восхищенно вздохнул отец. - И ты, Егорка - герой. И КВ ваши, видать, сила!.. Должно, придется их и нам делать. Ты как смотришь, Максим?
- Будем делать, если прикажут. Это интересней, чем тягачи. Только мы с ними в запарке… Вы-то, Егор, быстро освоили КВ?
- Какое… До сих пор бьемся… Старого директора отстранили, а новый, молодой, только кричит да грозит. А народ у нас знаешь какой? Зимний брали! С этими не поорешь… Да тут, спасибо, парторга прислали. Этот - голова! Пошел к рабочим, все растолковал. Все объяснил душевно. Ну и дело пошло совсем по-другому.
- Егор, Зинка идет! - остановил брат.
- Знаю. Не маленький…
- А ты, Егорша, ишо не женился? - спросил отец, переводя разговор на другое.
- Вроде еще нет, - замялся Егор. - Но подумываю…
Зинаида принесла самовар. Расставила чашки, достала из буфета варенье, домашние шаньги, печенье, сухари.
- Вы тут чаевничайте сами, а мы с мамой будем Ольге помогать купать малышей.
- Ладно, управимся. Иди! - сказал Гаврила Никонович и стал разливать чай. Но только Зинаида ушла, он опять подвинулся к Егору.
- Что про войну у вас в Северограде слышно?
- А ничего. Все тихо-спокойно.
- А на заводе?
- Жмут на танки - и все! Крикун передыху не дает. Выслуживается перед большим начальством, перед Москвой…
Попив чаю, братья собрались купаться. А отец ушел во двор, сел на лавочку под сиренью. "Да, верно пословица говорит: "Пока гром не грянет - мужик не перекрестится".