Руки Степаниды автоматически делали свое дело, а мысли лихорадочно путались, торопились и никак не могли выстроиться в цепочку воспоминаний.
Сокольчук была старше Бориса лет на пять. Помнила его задиристым пацаном, водившим компанию с ее младшими братьями. Казалось, их судьбы никогда не пересекутся. Степаниду рано выдали замуж, и до войны она жила в другом селе. А когда ее муж По пьяному делу погиб на лесоповале, вернулась в Здолбицу. Сельсовет отдал ей пустующую хату под медпункт. В ней она и поселилась. Из-за того чуть жизни не лишилась.
Как-то вечером нашла на столе записку: "Помни, сволочь краснопузая, что нас выселили ненадолго. Скоро наш верх будет. Уходи из хаты!"
Побежала в сельсовет.
- В милиции сказали, что сынок антисоветчика-националиста Мисюры сбежал из-под стражи. Недавно замечен возле нашего села. - Председатель сельсовета еще раз пробежал глазами записку. - Это его рук дело.
- Куда ж мне теперь? - Степанида растерянно глядела на председателя. - Убьет ведь.
- Долго ему не бегать, поймаем, - вмешался в разговор секретарь партячейки. - Иди, Степанида, домой. В охрану мы тебе комсомольцев дадим. Вон хоть бы Борьку Боярчука.
Несколько дней Борис вместе с Микитой Сокольчуком сторожили ее хату, вооруженные на двоих одним охотничьим ружьем. Старались держать себя степенно, но молодость брала верх: ершились, ругались, спорили, злились, кидались в рукопашную на сеновале, потом мирились, смеялись, обнимались и снова задирались. Степанида, не имевшая своих детей, душой тянулась к ребятам, но разве могли они понять ее.
Потом пришла весть, что Мисюру-младшего поймала милиция, "охрану" с дома Сокольчук сняли.
Но с той поры Степанида начала наведываться к родителям Бориса, надеясь встретить кучерявого сына их и как бы ненароком перекинуться с ним словечком, расспросить о комсомоле, о слухах про войну, попросить за медикаментами в город свозить. И всегда терялась, чувствовала, как вся огнем загоралась, когда оставалась с ним наедине. Места себе не находила. Но открыться не решалась. Все откладывала на потом.
А потом началась война. Оккупация. Неизвестно какими путями, но приходили в село печальные вести о гибели земляков, братьев. Про Боярчука говорили, что пропал без вести летом сорок первого. А после освобождения села Красной Армией старики Боярчуки получили новую весть: сын на фронте, офицер, орденоносец. И вот теперь он здесь, на чердаке у пособника бандеровцев, раненый и неизвестно как сюда попавший.
"Неужели не узнал? - тревожилась Степанида, заканчивая перевязку. - Или делает вид? Но зачем? Идет из-за кордона?"
"Узнала или нет? - мучился той же думой в этот момент и Боярчук. - Если узнала, почему молчит? И можно ли ей верить, если она в доме у лесника. Возница говорил, что это их человек. Их-то их, а и сам оказался сволочью. Попробуй разберись, кто кому служит? Но и не опознать она меня не может. Выдаст. Придется раскрыться, другому она вряд ли поверит. Если вообще поверит…"
- Что ж ты все молчишь… Степанида?
Борис ощутил, как дрогнули ее руки.
- Им служишь или сама по себе?
- А ты? - еле слышно прошептала Сокольчук.
- Домой вернулся. Да, как видишь, не больно ласково встретили.
- А почему здесь, у Пташека? - В голосе у фельдшерицы ненароком прослышалась надежда. И Борис решился.
- Я приехал сегодня утром из Ковеля. Даже предположить не мог, что у вас здесь такая заваруха. Думал, давно все кончилось. - И он рассказал Сокольчук обо всех событиях дня, кроме разговора в районном отделе МГБ.
- Сама понимаешь, и здесь мне отсиживаться придется недолго, - заключил он.
- Пташек уже послал сына в банду, но я могу забрать тебя с собой, - Степанида встрепенулась от одной этой мысли. - У меня лошади, через час будешь в безопасности.
- А ты?
- Что я?
- Разве ты случайно оказалась здесь?
- Нет, - Степанида потупилась. - Пташек сказал, что нужна помощь раненому.
- Ты бывала здесь и раньше?
- Да.
- Значит, ты связана с ними?
Степанида молчала. В глазах ее стояли слезы.
- Заставили, - догадался Борис. - Ладно, потом расскажешь. А теперь давай подумаем, как выпутаться из этой истории.
- Чего проще, - Степанида кивнула на автомат. - Запрешь нас с лесником в хате, сядешь в мою повозку и айда до дому!
- Я не для этого сюда пришел.
- Что ты сделаешь в одиночку?
- Разве нас теперь не двое?
- Нет, - Степанида отрешенно замотала головой. - Они убьют тебя.
- Сведи меня с Сидором, - Борис обернулся, чтобы достать гимнастерку, и увидел в щель крыши перебегающие от дерева к дереву фигурки людей. В то же мгновение скрипучая брама чердака приоткрылась и в щель просунулась голова Пташека.
- Краснопогонники окружают хату, - испуганно проговорил он, напряженно всматриваясь в Бориса.
Степанида не пошевелилась. Пташек поднялся еще на одну ступеньку. Боярчук на всякий случай клацнул затвором автомата.
- Ты що, ты що! - Замахал на него руками лесничий. - 3 нас воны рэшэто зроблять. Их чоловик двадцать.
- Спрятаться есть где? - Боярчук осторожно приник к щели в крыши клуни. - Только быстро, они уже около забора.
- Степо, голуба, тикай до хаты. Скажешь, приехала до мэнэ от хвори лечить. - Пташек начал разгребать сено. - Тут лаз е. Тикай по нему аж до яру. А там в орешнике сховайся и жди. Потом прийдем за тобой.
- Бегите, я сам, - Боярчук начал помогать разгребать сено, незаметно отбросив гимнастерку к выходу.
- Лезь, - Пташек отыскал наконец нужную широкую доску. - Я прикидаю тэбэ сином. Скоришэ!
Скрипя зубами от боли, Борис нырнул в черноту, в дубовый сруб колодца, и, едва не сорвавшись со скользких перекладин лестницы, на ощупь начал пробираться подземным переходом.
* * *
- Здравия желаю, товарищ подполковник! - капитан Костерной застыл на пороге.
- Легок на помине, - Ченцов поднялся ему навстречу. - Присаживайся, Иван сын Петра. Я как раз думал о тебе.
- Никак разбогатею, - Костерной сел в кресло, которое жалобно заскрипело под его могучей фигурой.
- Не скажи, - покосился на кресло Ченцов. - Что у вас произошло вчера? Мне сказали, есть жертвы.
- Да, есть. Разрешите доложить все по порядку?
- Рассказывайте, Иван Петрович.
Костерной пощипал усы и, откашлявшись, начал объяснять.
После обеда, не найдя нигде старшего лейтенанта Боярчука, он выехал в Здолбицу на очередной досмотр.
Все шло как обычно. Капитан, которого в деревне уже многие знали в лицо, шел впереди патруля. Маршрут намечен заранее. Вот дом Елизаветы Швидкой. Есть не проверенные пока данные, что у нее на территории усадьбы схорон.
Дом Швидкой закрыт. На ребристых темно-коричневых дверях замок. Но Костерной знает, что это еще ни о чем не говорит. Делает знак солдатам, и те растекаются по двору. Один из них показывает капитану на легкий дымок, вьющийся из трубы летней кухни.
Точно, хозяйка в подворье, занимается стиркой. В большой плите клокочет пламя, в котле вываривается белье.
Елизавета, женщина средних лет, но отнюдь не средней полноты, прижав к белому переднику бачок, сцеживает из него сметану в глиняные крынки.
- Елизавета Павловна, здравствуйте! - громко приветствует ее Костерной.
От неожиданности та вздрагивает и проливает смета ну на земляной пол.
- А, щоб тебэ, - кричит она, но, уразумев, кто перед ней стоит, мгновенно меняет выражение лица. - Ой, лышенько мое! Чуть не пролила сметану. Напугали вы меня. Может, покушаете?
Костерной неторопливо присаживается на табурет, ставя его так, чтобы загородить собой проход к двери. Ему надо подольше поговорить с хозяйкой, чтобы тем временем солдаты спокойно сделали свое дело.
- С удовольствием выпью сметанки. Я ведь сам деревенский. Знаю толк в молоке. Только много не наливайте. Полкрыночки хватит.
Костерной с наслаждением делает несколько глотков, из-под бровей наблюдая за хозяйкой. А та уже заметила во дворе солдат и челноком засновала по кухне.
- Прелесть! Вот бы мне такую хозяйку в дом. - Костерной не спешит с расспросами, начинает издалека. - А что у вас новенького, Елизавета Павловна? Нет ли о муже каких известий?
- А тож вы не знаетэ, як вин на фронте погиб, - Швидкая подносит фартук к глазам, трет их. - Пропал мой Микола.
- Разве была похоронная?
- Ни, пропал без вести, кажуть. И бумага о том була.
- Вот видите. Может, и отыщется, может, где-нибудь в госпитале…
- Так шо ж ему в том госпитале делать? Уже год прошел, як война кончилась.
- А если увечье тяжелое и он не хочет вам писать?
- Ой, боженьки ты мой! Та по мэни хай вин без рук, без ног, лишь бы рядом со мной находился… Он у меня хороший был мужик, - и Швидкая в голос заревела, не стесняясь капитана. - Никто теперь не поможет. Даже слова доброго сказать, детей обласкать некому.
- Война, - Костерному уже жаль эту женщину, и, чтобы как-то сгладить свое непрошеное вторжение, говорит: - У меня в Сталинграде два брата погибли. Это уже точно установлено. Могилы только нет. Летом вот думаю поехать, хоть братской поклониться. Может, и они среди тех тысяч захоронены.
- Трясця ее матери, эту войну!
Обыск во дворе у Швидкой результатов не дал. Выходит - ложный донос. Сводят счеты с красноармейскими вдовами. А что волновалась, так где-нибудь мешок картошки припрятала от налога, чтоб детей прокормить, на сало или муку обменять.