"Начнут собирать дополнительные сведения, - размышлял Борис, - обязательно выйдут на отца с матерью. Те подтвердят, что долго считали меня пропавшим без вести и только после изгнания немцев получили весточку с фронта. Никаких подробностей я в письмах не сообщал, значит, Прыщ начнет проверять ту версию, что знает Степанида. Только бы не напутала она".
При мысли о Степаниде щемящая тоска ворохнула его сердце. Он вспомнил ее полные слез глаза при прощании, дрожащие губы. Сейчас он чувствовал в себе неизмеримо большее, чем простую благодарность к этой женщине. И вместе с тем не мог принять того обстоятельства, что Степанида связана с бандой.
Снова пришел подслеповатый парень. Подал Борису прожженный в нескольких местах матрац. Спросил:
- Пить станешь?
Боярчук отказался.
Парень посмотрел на него непонимающе, подтянул необъятные штаны выше пупа и крепко завязал на поясе веревку. Потоптался на месте и вышел в соседнее помещение, загремел кружкой.
К вечеру в схрон потянулись бандеровцы. Обросшие, хмурые. Молча развешивали по Стенам оружие, раздевались, некоторые до исподнего, истово чесали грязные, искусанные насекомыми тела. На Бориса никто не обращал внимания. Видимо, уже знали о нем.
- Пойло давай!
Слова обращались к дневальному - тому же подслеповатому парню. На столе враз появились глечик литров на пять, сало, яйца, моченые огурцы, блюдо с квашеной, дурно пахнущей капустой и давнишние заплесневелые сухари.
- Опять хлиба немае?
- Ось бы намазать маслом скыбку…
- А рожна тоби нэ трэба?
И старший привычно закатил кому-то звонкую оплеуху. Возражений не последовало.
Боярчук проголодался. Соскочил на пол, бесцеремонно подсел к столу. Ему без лишних слов протянули кружку с самогоном. Борис залпом выпил все до капли, захрустел соленым огурцом.
- Сидор за ради своего спасения мог бы и консерву подбросить, - сказал жалевший о хлебе с маслом.
- И казенки выделить из своих припасов, - поддержали его другие.
- Разве не все одинаково кормятся? - как можно развязнее спросил Борис.
- Ты ж, гутарят, на фронте в охвицера вышел. А не знаешь, як вашего брата питали? - уставился на него пьяными немигающими глазами пожилой или до такой степени испитый бандеровец, что сидел напротив.
- С командиром дивизии за одним столом не сиживал, не скажу. А те, что жили с солдатом в одном окопе, из одного котла с ним и ели. На фронте это закон.
- Брешешь!? А доппайки кому давали?
- Пропаганду пущает! Прыща позвать!
В схроне мгновенно установилась тишина.
- Выпьемо! - простуженным басом внушительно крякнул сидевший рядом с Боярчуком бандеровец и чокнулся своей кружкой с Борисом.
- Нет, ты погоди, - заерепенился мужик напротив.
- Заткнись! - сразу кинулись к нему несколько человек. - Ты бы под пулями такой шустрый был! Только здесь храбрые глотку рвать!
- Всем спать! - стукнул кулаком по столу старший - звероватого вида, но мелковатый телом дядька. - Прибью, ежели кто пикнет.
Бандеровцы, понуря головы, расползлись по нарам. За столом остались сидеть только двое: старшой и тот, кто поддержал Бориса.
Боярчук долго не мог заснуть. Как держать себя в банде, он знал: с волками жить - по-волчьи выть. Иначе не сносить головы. Вся дисциплина бандитов держалась на страхе получить пулю в затылок за непослушание или удавку на горло за ропот и сомнения. Но стрелять здесь мог тот, кто правит. Поэтому первой задачей Борис поставил себе войти в окружение Сидора. Доверие у того он вряд ли сможет заслужить, а вот заинтересовать сотника чем-то, навязать ему план действий…
"И потом, надо помнить, - размышлял Борис, - что и Сидор имеет свои намерения по использованию моей персоны. Иначе меня пристрелили бы еще на мельнице. Поэтому вторая задача - узнать о намерениях Сидора.
И конечно связь. Как дать знать Ченцову, что я в банде? Кому довериться?"
Мысли Боярчука снова вернулись к Степаниде. "Нужно попытаться встретиться с ней". Да, пока это представлялось ему единственной возможностью выйти на связь с чекистами.
* * *
Утром в тяжелую крышку схрона четырежды бухнули прикладом. Бандеровцы один за другим полезли на солнечный свет. Борис тоже покинул подземелье. Глаза долго привыкали к ярким краскам. Свежий воздух пьянил. Закружилась голова. Боярчук присел на срубленный ствол сосны.
К нему подошел Прыщ. Постучал носком хромового офицерского сапога по лесине, хитро щуря глазки, заговорил:
- У нас зазря хлеб никто не ест. Пойдешь с хлопцами на хутор за мукой.
- И только-то?
- Не только. Заодно проверишь нашего связного. Ты человек новый, тебя никто не знает. Поглядишь, как он ведет себя. Чую, голоштанники всякую бдительность потеряли.
- С кем идти? - как можно равнодушнее спросил Борис.
- С Кудлатым, - Прыщ показал на бандеровца, который вчера вечером сидел рядом с Борисом. - Он и пароль тебе скажет.
- У меня оружия нет.
- Получишь, - неопределенно хмыкнул Прыщ.
Позавтракали несвежим желтым салом с сухарями и вышли. Несколько часов продирались сквозь глухие заросли. Наконец взобрались на высокую меловую гору. Внизу за озерком просматривался хутор в десяток-полтора дворов. Цепочкой, по одному, спустились к воде. Ноздри приятно щекотнул печной дым, запахло прелой соломой, навозом и кислым хлебом.
Кудлатый прилег рядом с Боярчуком, указал на крайнюю хату под соломенной крышей.
- Трижды стукнешь в окно с огорода. Когда спросят, кто таков, скажешь: "Иду со станции. На базаре узнал, что корову продаете". Если ответят: "Опоздал, мил человек, вчера продали", - то смело заходи в хату. А не дай бог услышишь: "Продаём, продаем!" - ноги в руки и давай ходу.
- Ясно. - Борис пружинисто поднялся и юркнул в камыши.
"Отпустили одного? - мучительно соображал он. - Не похоже на бандеровцев. А если это ловушка, то я недооцениваю их способности. Во всяком случае, нужно быть готовым к самому худшему".
Пароль сработал. Но как только Боярчук переступил порог дома и шагнул в темные сени, его тотчас сбили с ног и скрутили руки. На улице послышался топот сапог и лай овчарки. Донеслась отрывистая и по-военному четкая команда: "Оцепить хутор! Собаку на след!"
Боярчука подняли с земляного пола и втащили в горницу. За столом, на кровати, на лавке вдоль стен сидело около десятка человек в форме войск МВД. Кривоногий сержант, тащивший Боярчука, путая русские и украинские слова, доложил седоватому небритому капитану:
- Спымали, товарищ капитан! Вин нам все расскажет, як надавим.
И, повернувшись к Боярчуку, ткнул ему кулаком в подбородок:
- А ну, ты, баньдитська морда, сказывай, хто такий?
Капитан демонстративно вытащил из кобуры пистолет, положил перед собой, прихлопнув ладонью, словно желая подчеркнуть, что он не случайно достал оружие и шутки с собой шутить не позволит.
- Фамилия? Из какой банды? Кто главарь? Численность? Быстро! - шепелявя заговорил он.
Борис молчал. Под потолком, нещадно чадя, горела керосиновая лампа. Желтый мечущийся свет ее выхватывал из темноты углов враждебные затаенные лица.
"Кто эти люди? Форма и оружие - советские. Обращение? А как они должны обращаться с бандитами, убийцами?" - Борис отвел взгляд в сторону и тут увидел, что сержант обут в короткие немецкие сапоги. Он разом все понял и, распрямившись, почти весело выпалил:
- Зря стараетесь, я ничего не скажу.
- Скажешь! - Капитан выскочил из-за стола. - Позвать хозяина!
Из сеней, согнувшись, вошел плюгавенький мужичишка с испуганными глазами.
- Слухаю, пан офицер.
- Кто этот человек? Откуда и зачем пришел к тебе?
- Этот? - Хозяин был в неподдельном замешательстве.
- Этот, этот. - Капитан за рукав широкой рубахи подтянул мужика к Боярчуку. - Гляди лучше!
- Чего мне глядеть. Оттуда вин, з лесу.
- Все! Крышка тебе! Опознал тебя хозяин. - Капитан вплотную приблизился к Боярчуку.
Разведчик не мог не среагировать. Мгновенно он ударил коленом капитана в пах и плечом оттолкнул его под ноги сержанту. Короткий удар ногой в живот хозяину - и в два прыжка у дверей. Со всего маху Борис высадил их вместе с гнилым косяком и оказался на улице…
Во дворе сидел Кудлатый в окружении других бандеровцев. На лицах их не было ни радости, ни недовольства.
Примерно через полчаса за огородами пристрелили хозяина дома. Бедолага и в самом деле поверил "чекистам" и распустил язык.