* * *
В штабе корпуса дежурный проводил Бахтина в кабинет, где над большим столом, покрытым развернутой картой, склонились два генерала, носивших одну и ту же фамилию. Это были командующий Сталинградским фронтом генерал-полковник Еременко и командир авиационного корпуса генерал-майор авиации, тоже Еременко.
Бахтин подробно рассказал командующему об успешных действиях группы. Генерал-полковник Еременко похвалил капитана и поздравил его с назначением на должность, командира штурмового авиационного полка той же дивизии.
Раздался телефонный звонок. Генерал-майор Еременко снял трубку. По разговору Бахтин понял, что звонит командир дивизии.
"Неужели не разрешили", - встревожился он и стал вникать в слова генерал-майора.
- Так я же говорил Емельянову, что на По-2 лететь незачем. У истребителей целое звено боевых самолетов оборудовано лыжами. Им и карты в руки. К тому же старший лейтенант Жуковский со своим ведомым сами попросились лететь за Карловым. Думаю, что уже вылетели. - Положив трубку, генерал рассмеялся. - Вот друзья. Чуть ли не все просятся за Карловым лететь.
Уверенный, что Георгия скоро привезут, Бахтин поехал на аэродром.
Возле командного пункта толпились летчики и техники. При малейшем, еле уловимом гуле самолетов все они поднимали головы и долго всматривались вдаль, пока кто-нибудь не произносил:
- Нет, не то.
Тогда вновь начинали говорить. Каждый строил догадки: кто будет садиться за Карловым - Жуковский или его ведомый, на какой аэродром они прилетят. Ежеминутно глядя на часы, люди напряженно прислушивались к доносившимся с неба звукам, понятным только им одним.
В землянке командного пункта, куда спустился Бахтин, тоже чувствовалось тревожное ожидание. Говорили почти шепотом. Командир полка сидел возле телефонного аппарата. Каждые три-четыре минуты он брал трубку и крутил ручку полевого телефона.
- Алло! Береза? Я Чайка. Соедините меня с оперативным дежурным Сокола.
В переполненной землянке становилось совсем тихо. Все неотрывно следили за выражением лица Емельянова.
- Дежурный? Как Жуковский?.. - Не вернулся еще, - разочарованно повторял Емельянов, кладя трубку на прежнее место.
- А... Бахтин. Иди сюда, - позвал он, заметив, наконец, капитана.
Вдруг резко затрезвонил телефонный звонок. Его ждали с нетерпением, и все же этот звонок был настолько неожиданным, что Бахтин вздрогнул.
Командир быстро взял трубку:
- Емельянов у телефона. Да, да, слушаю вас...
Все, кто был в землянке, пристально вглядывались в мрачнеющее лицо командира. В тишине глухо ударилась об стол телефонная трубка, которую опустил мимо аппарата Емельянов.
- Жуковский отыскал в степи обгоревший штурмовик Карлова, но возле никого не было, - сказал он.
Летчики молча начали выходить из землянки.
НЕПРЕДВИДЕННЫЕ ВСТРЕЧИ
Тоскливым взглядом провожал Карлов самолеты товарищей. Последний штурмовик растаял в мутной влажной пелене, застлавшей глаза, но Георгий все всматривался в бездонную даль, пытаясь разглядеть самолеты. Перед глазами поплыли десятки сверкающих искорок. Он отвернулся.
"Неужели конец?" - промелькнуло в сознании.
Вылетая на боевые задания, Георгий часто задумывался: "А что, если мой самолет будет подбит? Что, если придется сесть там, у них?"
Каждый раз он пытался отогнать эту навязчивую мысль, а она опять приходила: "Что же ты будешь делать, когда окажешься на земле лицом к лицу с фашистами?" И Георгий давно решил: "Только драться. Драться до последнего патрона, до последнего дыхания. Лучше смерть, чем..." Нет, он не называл это пленом. Оказаться в лапах врага представлялось ему бесчестием.
Теперь, приземлившись далеко за линией фронта, он быстро осмотрелся.
На многие километры, от горизонта до горизонта, лежал снег. Ни одного строения, ни одного дымка. "Главное - спокойствие, - вспомнил Георгий собственные слова, которые говорил курсантам, выпуская их в первый самостоятельный полет. - Нужно пробираться к своим. Перейти линию фронта".
С трудом переставляя ноги, он прошел по глубокому снегу и отыскал автомат, сброшенный Светлишневым. Круглый диск был полон патронов.
"С этим еще можно повоевать", - обрадовался летчик. Он вернулся к самолету, достал из кабины две маленькие банки сгущенного молока - остаток бортового пайка - и засунул их в широкие карманы комбинезона. С сожалением вспомнил о незаконно съеденных плитках шоколада.
Несколько минут Георгий внимательно смотрел на карту, прикинул расстояние до линии фронта. Потом положил планшет на сиденье, вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в пол кабины. Из нижнего бака фонтанчиком брызнула струйка бензина. Растекаясь, бензин окрашивал снег, и вскоре возле самолета образовалось большое розовое пятно.
Георгий закурил самокрутку. С жадностью наглотавшись дыму, бросил окурок на порозовевший снег и быстро отбежал в сторону. От штурмовика метнулся красный пучок пламени. Только раз обернулся Карлов на огонь и зашагал на северо-восток.
Идти по глубокому снегу было тяжело. Тупая ноющая боль в раненой ладони усиливалась при каждом движении. На счастье, леденящий ветер дул почти в спину. Всякий раз, когда Георгий вытаскивал увязшую ногу, маленькие комочки снега тут же подхватывались ветром и неслись вперед по искрящейся белой глади.
Больше пяти километров прошел Георгий, пока не увидел два больших стога сена. Преодолевая навалы снега, добрался к одному из них. Здоровой рукой разгреб сено с надветренной стороны, залез в небольшую выемку и забросал вход. Только теперь почувствовал он, как устал: путь по бездорожью и нервное напряжение измотали его.
Он проделал в сене маленькое отверстие, посмотрел наружу. По гладкой снежной поверхности тянулись длинные вихри поземки. Глубокие следы унтов медленно заполнялись белой крупой.
"Пережду здесь, пока стемнеет, - решил Георгий. - Днем первый встречный опознает во мне советского летчика. На Маныче в станицах могут быть немцы. Надо выходить сразу, как сядет солнце, чтобы успеть перейти Маныч ночью".
Георгий достал сгущенное молоко, вытащил из-за голенища унта нож и продырявил банку.
Этот острый, похожий на финку нож с ручкой из разноцветных кружочков плексигласа - плод кропотливых трудов авиационных механиков - предназначался для защиты на случай, если летчик окажется на вражеской территории. Такие самодельные финки имели многие летчики действующей армии, но в основном это "холодное оружие" применялось при вскрытии консервных банок.
Наглотавшись тягучей приторной массы, от которой слипались губы, Карлов почувствовал, как по всему телу растекается истома. Захотелось спать. Он вытянулся и закрыл глаза.
Поплыли знакомые с детства солнечные берега Крыма.
Он вырос в Крыму. После смерти отца большая семья Карловых оказалась в тяжелом положении. И Георгий, окончив семь классов, пошел работать в зерносовхоз "Большевик". Вскоре он стал комбайнером.
Георгий вспомнил начало своей самостоятельной жизни. Восемнадцатилетний комбайнер Карлов первым в Крыму перевыполнил план уборочных работ и добровольно укатил в Сибирь на уборку хлебов.
В большом заполненном комсомольцами клубе Георгию Карлову вручали первую награду за трудовые успехи. Это был ценный подарок - именные часы. Все эти годы Георгий не расставался с ними.
Он поднес левую руку к уху. "Так-так, так-так, так-так", - спокойно отсчитывал маятник.
В памяти вновь побежали предвоенные годы. Путевка комсомола в Симферопольский аэроклуб. Полеты с инструктором на маленьком По-2.
Георгий улыбнулся, вспоминая, как однажды инструктор принес к самолету мешок с песком и, привязав его в своей кабине, сказал: "Лети самостоятельно. Главное - спокойствие. Выполни два полета по кругу".
Первый самостоятельный вылет. Разве можно его забыть? До мельчайших подробностей помнил Георгий этот полет. Передняя инструкторская кабина, если не считать мешка с песком, была пуста - значит он, Георгий Карлов, сам, один управляет самолетом! Сбылась мечта. Держи ее крепче. И, с силой сжимая ручку управления, Георгий запел тогда от нахлынувшей радости. За рокотом мотора не было слышно слов песни, но он пел:
- Кто привык за победу бороться,
С нами вместе пускай запоет.
Кто весел, тот смеется,
Кто хочет, тот добьется,
Кто ищет, тот всегда найдет.
В первый же свой отпуск Георгий поехал в Крым. Целыми днями бродил молодой лейтенант по извилистым горным дорогам. Каждый поворот здесь, каждый спуск и подъем он знал наизусть.
Вот и сейчас сквозь дрему он отчетливо слышит шум волн, видит резкие силуэты гор на фоне ясного, голубого неба. Как припекает, палит солнце! Он лежит на пляже, разбросав руки, и маленький камешек на левой ладони накалился так, что печет кожу. Надо согнать дрему и освободить руку. Усилием воли он заставляет себя открыть веки. Перед глазами - обледенелые от влажного дыхания соломинки т-разы, а за отверстием в сене метет и метет снежная поземка. Сплошная серая пелена затянула небо.
- Стой, дура! - услышал вдруг Георгий чей-то голос.
Вздрогнув, он повернул голову на крик. Сонливость словно сдуло ветром. У второго стога стояла лошадь, впряженная в розвальни, и человек в дубленом полушубке поддевал вилами и укладывал на сани большие охапки сена. Сколько ни всматривался Георгий, больше никого не было видно. Очевидно, ругательство относилось к лошади.
Он решил поговорить с незнакомцем. Выждав момент, когда тот повернулся за новой охапкой сена, Георгий быстро вылез из стога и пошел к лошади.