7
Только доктор Роде никуда не спешил. Его энергия была направлена совсем на другое. Он лихорадочно искал пути спасения музейных ценностей.
Это ему плохо удавалось.
- Начальство занято своими собственными делами, все отмахиваются, и никто не хочет помочь, - говорил Роде, ища сочувствия у сотрудников музея.
Вероятно, эти разговоры дошли наконец до доктора Фризена - провинциального хранителя памятников Восточной Пруссии. В начале января он пригласил к себе Роде и отдал распоряжение об упаковке янтарной комнаты в ящики, приспособленные к дальней перевозке.
12 января 1945 года Роде доносил городскому управлению культуры:
"Я упаковываю янтарный кабинет в ящики и контейнеры. Как только это будет выполнено, по распоряжению хранителя памятников панели будут эвакуированы в Саксонию, в Вексельбург, что у Рохлица".
В эти дни во дворе замка лежали двадцать семь деревянных ящиков. Возле них громоздились подушки, перины, ватные одеяла.
Десять рабочих и служащих музея под наблюдением закутанного в меховую пелерину Роде бережно выносили из бункера под рестораном "Блютгерихт" детали панно янтарной комнаты. 20–30 метров отделяли вход в подвалы от ящиков, но это расстояние преодолевали черепашьими шагами. Стоило кому-нибудь зашагать чуть быстрее, как Роде вскрикивал:
- Осторожнее! Это не глиняные горшки!
Панно укладывали в ящики, на подстеленные перины, тщательно укрывали сверху подушками и ватными одеялами. Потом ящики заколачивали с величайшими предосторожностями.
15 января, когда янтарную комнату приготовили к отправке, советские войска перерезали все основные железнодорожные пути от Кенигсберга на запад и юг, окружив крупную группировку противника в Восточной Пруссии.
Теперь оставался только воздушный транспорт, весьма опасный в этой сложной обстановке, да некоторая возможность прорваться на кораблях из порта Пиллау.
Роде побоялся использовать эти пути для эвакуации янтарной комнаты.
Она по-прежнему оставалась в замке, где теперь дневал и ночевал изнемогавший под тяжестью возложенной на него ответственности доктор Альфред Роде.
Так прошло полтора месяца.
8
4 марта 1945 года в Кенигсбергском замке неожиданно появился Эрих Кох.
В сопровождении чинов личной охраны и нескольких особо доверенных лиц гауляйтер обошел наспех приведенные в порядок помещения, время от времени задавая отрывистые вопросы и бросая короткие распоряжения. В них сквозила та нервозная, подчеркнутая властность, которая обычно служит лишь маскировкой растерянности и страха.
Кох остановился в зале, где некогда был янтарный музей.
- Янтарный кабинет? Где? - бросил он через плечо.
Вперед тотчас выдвинулись Фризен и Роде. Оба молчали, преданно глядя на прославленного своей жестокостью и необузданным нравом гауляйтера.
- Господин гауляйтер спрашивает, где янтарный кабинет, - тихо и в то же время так, чтобы слышал и оценил его усердие "сам" Кох, повторил один из адъютантов.
- Янтарный кабинет здесь, в подвалах, господин гауляйтер, - почти шепотом, привстав почему-то на цыпочки, ответил Фризен.
- Не вывезен? Вы будете отвечать за это перед фюрером! - Кох ударил стеком по лакированному сапогу. - Вы понимаете, чем это вам грозит?
Фризен вытянулся еще старательнее при упоминании имени фюрера и по-прежнему глядел на Коха, как новобранец на разгневанного генерала, - глазами полными ужаса, мольбы и безрассудного повиновения.
- Безобразие! - выкрикнул Кох. - Надо принимать меры!
Он сделал повелительный жест, приказывая оставить помещение. Когда все послушно двинулись к выходу, гауляйтер окликнул Фризена и Роде.
Никто так и не узнал, о чем совещались Кох и два доктора искусствоведения. Все трое умели хранить тайну. Роде об этой беседе никому не говорил.
Однако 5 апреля детали янтарной комнаты, упакованные в ящики, находились еще в Орденском зале дворца, который с утра перешел в распоряжение отряда "фольксштурма". "Тотальные" гитлеровские вояки разместились здесь со своим оружием.
В тот же день исчез доктор Роде. Где он находился до 10 апреля - неизвестно. Сам Роде утверждал впоследствии, что был болен.
9
Советские войска переправились через Прегель и вплотную подошли к стенам Кенигсбергского замка. Стало совершенно очевидно, что удержать его в своих руках гитлеровцам не удастся.
Офицеры отрядов "фольксштурма" собрались на совещание.
- Господа, надо капитулировать! - решительно сказал пожилой майор, старший по чину среди присутствовавших.
Наступило тягостное молчание.
- Но первый, кто заявит русским о капитуляции, будет приговорен заочно к смертной казни, - добавил майор, не дожидаясь ответа подчиненных. - Следовательно, нам надо найти какой-то приемлемый выход. Честь офицера не позволяет нам поднять белый флаг. Отдать приказ об этом солдатам - значит совершить должностное преступление. Как. быть?
- Файерабенд!.. Господин майор, нас выручит Файерабенд! - выкрикнул молоденький лейтенант.
- Да, конечно! Единственный в замке цивильный человек, не связанный присягой фюреру, - Файерабенд! В случае чего, можно свалить все на него и сказать, что он струсил, подняв белый флаг по собственной инициативе, если мы попадем в руки нашего командования при неудаче русских, - подтвердил высокий, тощий капитан.
- Разумеется! Это сделает Файерабенд! - разом заговорили все.
Через полчаса тучный человек, пугливо озираясь высунулся из окошка уцелевшего яруса башни и прикрепил к стене белый флаг.
Замок капитулировал.
В полночь на широком дворе, освещенном отблесками пожара, появилась группа советских автоматчиков. Тот, кто шел впереди, казалось, мало отличался от остальных: зеленый потертый и покрытый гарью ватник, солдатские шаровары с порванными наколенниками, кирзовые сапоги, автомат наизготовку. Но на плечах у него, если вглядеться, можно было увидеть полевые погоны капитана.
Капитан первым шагнул в дверь главного корпуса замка. Дневальный-фольксштурмовец, вытянувшись, заорал:
- Ахтунг! Штейт ауф!
Гитлеровские солдаты вскочили.
- Ваффен штрекен! - громко приказал капитан.
И тут же карабины, автоматы, пистолеты, армейские ножи, даже какой-то старинный дуэльный пистолет полетели на пол.
- Ферлассен раум! - последовало новое распоряжение. И фольксштурмовцы гуськом потянулись наружу, волоча за собой набитые вещевые мешки. Капитан уже собирался выходить, как вдруг его внимание привлекла необычная фигура: приземистый, круглый человек, с трясущимися щеками, одетый почему-то в черный фрак, перемазанный известью и кирпичной пылью, испуганно смотрел на него.
- Вэр ист зи? - спросил капитан.
- Файерабенд… Мой… имель один ресторан, - неожиданно залепетал по-русски перепуганный толстяк. - Ихь бин… шестный немец.
Что-то слишком лебезил этот "честный немец".
- Взять! - коротко бросил капитан сержанту.
Во дворе он приказал выставить часовых.
- Главное - следить, чтобы не возник пожар. Надо попытаться сберечь замок, как памятник культуры. Ясно, товарищи?
Но сохранить то, что еще оставалось от замка, не удалось: на следующий день, когда советские войска продвинулись вперед, в замке возник пожар. Только к вечеру он утих, чтобы через день, 11 апреля, уже после капитуляции города, вспыхнуть вновь, хотя, казалось, гореть здесь было уже нечему - оставались только закопченные, иссеченные осколками стены из камня и кирпича.
Замок догорал, а перед следователем полевой прокуратуры уже сидели немцы, захваченные в музейных залах, - бывшие сотрудники, бывшие служители.
Усталый следователь в погонах капитана был не слишком внимателен к ответам, он записывал их почти механически: "Ладно, потом разберемся, что к чему…
Допрашивая Файерабенда, капитан записал в протокол: Я слышал, как офицер в форме СС приказывал солдатам поджигать развалины шлосса. Очевидно, это делалось по плану, намеченному еще до штурма. Я полагаю, что автором плана являлся доктор Роде - фактический "хозяин" дворца, занятого музеями…"
"Роде, Роде, - подумал следователь, ставя точку. - Музейный работник… Однако при чем тут планы поджога и обороны дворца? Так и стали бы эсэсовцы советоваться с каким-то штафиркой. Путает Файерабенд с перепугу".
И в разговоре с Роде никаких вопросов о планах обороны дворца ему не задали.
Вслед за Файерабендом перед следователем предстал академик живописи Эрнст Шауман. На вопрос о том, что ему известно о судьбе русских художественных ценностей, вывезенных сюда, Шауман ответил:
- В октябре 1944 года Роде говорил мне, что янтарная комната вывезена в Саксонию. Весной 1945 года он повторил то же самое.
Круг, казалось, замкнулся.
Но истории этой суждено было продолжаться.