Весь зал рукоплескал военному прокурору Минину, который без сил, обливаясь потом, рухнул на стул.
– Защитник Джонович, хотите ли вы что-нибудь заявить? – спросил судья после того, как стих шум.
– Обвинительное заключение построено не на реальных фактах, и после допроса свидетелей я это докажу.
– А вы, защитник Иоксимович?
– Все, что приводится в обвинении, обычная фальсификация. Я с презрением отвергаю каждую строку этого идеологического манифеста, который вы называете обвинительным заключением, которое и с точки зрения права, и с точки зрения языка выглядит просто жалко.
– Вы оскорбляете суд и закон, – прокурор Минич подпрыгнул на своем месте.
– Я всего лишь защищаю от лжи своего клиента. Не более того.
– Объявляется перерыв на два часа, – сказал судья Джорджевич.
Да, то есть я хотел сказать – нет
– Обвиняемый Михайлович, вчера вы выслушали обвинительное заключение прокурора. Вы поняли содержание обвинительного заключения?
– Нет.
– Что вы не поняли?
– Невозможно понять эту ложь.
– Вы признаете свою вину?
– Нет.
– Итак, конкретно: действительно ли вы основали организацию четников и дали ей название Югославская армия в отечестве?
– Четник – это название, которое возникло в народе. Армия, оставшаяся без фронта, образует отряды четников.
– Когда у вас были первые встречи, первые контакты с партизанами?
– Только после вступления в войну Советского Союза.
– Когда это было?
– Кажется, летом. А возможно, и раньше.
– Вы имели контакты с партизанами в марте или феврале сорок первого года? Вы не можете не помнить, в каком именно месяце встречались с ними.
– Я не знаю точно, когда это было, в марте или позже. Но я знаю, что партизан вообще не было до тех пор, пока Гитлер не напал на Советский Союз.
– Вы вели какие-нибудь переговоры с партизанами?
– Да, и это были весьма продолжительные переговоры по очень многим вопросам. Я, например, предупреждал их, чтобы они не грабили крестьян, и говорил…
– Детали не важны. У вас была достигнута договоренность о том, чтобы не нападать друг на друга?
– Нет. Такое мне и в голову не приходило.
– Значит, вы не договаривались о взаимном ненападении?
– Абсолютно верно. Точно так. Мы договорились о взаимопомощи.
– Из этого я делаю вывод: была достигнута договоренность о взаимном ненападении.
– Об этом не шла речь.
– Как это не шла речь?
– Зачем нам было нападать друг на друга? Я мог только приветствовать их уход в леса и решение бить врага.
– Я хочу напомнить ваши показания, полученные в ходе следствия.
– Не нужно. Прошу извинить, если я чего-то не помню, но все, что в моих силах, я делаю.
– Каким было отношение к вам во время снятия показаний?
– Очень хорошим.
– Таким образом, все было вполне корректно?
– Ни в коей мере.
– С вами в тюрьме дурно обращались? Да или нет?
Совершенно верно. Отношение было очень хорошим.
– Вас вынуждали к даче каких-либо показаний?
– Нет.
– Вы ознакомлены с предложением некоторых американских адвокатов защищать вас?
– Я отказался.
– Добровольно или под давлением?
– Я не хотел искать защитников за пределами моей страны.
– Товарищ Вера, запишите. Обвиняемый полностью понял обвинительное заключение, отношение к нему в следственном изоляторе было вполне корректным, его не принуждали к даче показаний, не применяли по отношению к нему никакого насилия, он совершенно добровольно отказался от предложения американских адвокатов защищать его, потому что он полностью доверяет суду своей страны…
Пока генерал слушал диктовку судьи Джорджевича машинистке и безуспешные попытки адвоката Иоксимовича оспорить "полную точность" передачи и толкования судьей заявлений обвиняемого, ему вдруг показалось, что он сидит за пишущей машинкой и составляет секретное донесение князю Павлу и генералу военно-воздушных сил Душану Симовичу. Но самое удивительное, что, сидя за столом в Праге, он одновременно расхаживал по своему кабинету и самому себе диктовал:
"Прага, Мостецка, 15. Совершенно секретно, лично в собственные руки. Полковник Хаек – преданный нам человек, у него от нас нет тайн. Немецкий контрразведчик, полковник Чунке, убит немцами за его связи с русскими. Ханна – стопроцентно наша. Русские разрабатывают проект танка с броней гораздо более прочной, чем немецкая. Кроме того, они работают над реактивным минометом. Детали сообщу, как только они станут мне известны…"
– Когда, по вашему мнению, был наиболее благоприятный момент для общего наступления на немцев?
– После того, как партизаны взяли Ужице, а я Пожегу и Чачак.
– Когда точно это было?
– Возможно, первого августа. Тогда мы взяли Лозницу.
– Именно в этот день?
– Я точно не помню.
– Это вы в августе напали на одно из подразделений валевского партизанского отряда в селе Планинка? Действительно ли лично вы возглавляли нападавших?
– Да.
– Но как же так? Вы воюете против оккупантов, а сами убиваете партизан за то, что они подняли восстание против тех же оккупантов?
– Я это объяснял вам еще находясь в изоляторе.
– Мне? Вы это объясняли следственным органам.
– Это были вы. И прокурор Минич. И Пенезич. Вы прекрасно знаете, что тогда никто не погиб и все взятые в плен партизаны были выпущены на свободу.
– Так вы напали или не напали на партизан в себе Планинка?
– Разумеется, да.
– Из-за чего?
– Я защищал крестьян от грабежей. Именно поэтому народ и поддерживал меня. В такой ситуации я напал бы и на своих собственных бойцов.
– Значит, если бы ваши люди занялись грабежом, вы бы за это на них напали?
– Те, что были в Планинке, были обычными ворами. Крали продукты питания. По такой же причине еще раньше я однажды напал и на отряд Печанаца.
– Но почему? Коста Печанац был воеводой четников.
– Они грабили.
– Значит, Печанац – грабитель?
– Не он, а его отряд.
– Получается, что Печанац и его люди были грабителями.
– Конечно.
– В это время восстание в Сербии уже разгорелось в полную силу?
– Я не могу точно вспомнить время и связь всех событий.
– Вы считали восстание преждевременным?
– Не понимаю, почему вы так настаиваете на этом. Понятие "преждевременно" может иметь разные значения. Если силы противника слабы, то тогда это не преждевременно. Лично я командовал наступлением на Горни Милановац, Страгаре, Рудник, Пожегу. Я наступал и на…
– Когда? Мне требуются точные даты.
– Я не могу вспомнить. Было так много событий в моей жизни в последнее время, что я как-то выдохся.
– Что значит выдохлись?
– Физически и духовно истощен. Я претерпел ужасные мучения…
– Когда вы отбили у немцев Чачак и Пожегу?
– Не помню.
– Может быть, это было в апреле 1941 года?
– Не знаю.
– Обвинительное заключение гласит, что ваши люди, Глишич и Игнятович, напали в Пожеге на партизан.
– То есть как? Я совершенно твердо уверен в том, что мы освободили Пожегу. Я лично командовал наступлением на немцев. Как мне помнится, это партизаны напали на моих людей и взяли в плен Глишича. Они хотели его расстрелять, но я послал письмо Тито в Ужице и просил его…
– Когда и где вы встречались с маршалом Тито?
– Никогда и нигде.
– На следствии вы сделали другое заявление. Кроме того, всей Сербии известно об этих встречах.
– Он в то время, как я помню, не был маршалом, да и вообще, в военном отношении был…
– Обвиняемый Михайлович! Когда вы встречались с маршалом Тито? Сколько раз?
– Три раза.
– Где?
– Один раз в доме воеводы Мишича, а два раза в селе Брайичи.
– Действительно ли вы с маршалом Тито 26 октября 1941 года заключили соглашение о совместной борьбе четников и партизан против оккупантов?
– Ему ничего не стоило подписать все что угодно, потому что он ни одного дня не соблюдал договоренности. Мы подписали, а он тут же…
– Действительно ли вы 26 октября взяли на себя обязательство участвовать в совместных действиях против оккупантов?
– Ну, наверное. Дату я не помню.
– А вам известно, что Божа Яворац в ночь с первого на второе ноября напал на партизан в Иванице?
– Он не подчинялся мне. Действовал самостоятельно.
– В ходе следствия вы заявили, что приказали снять осаду Кралева. Вы, конечно, помните, что ваши силы напали на танковые подразделения и артиллерию партизан и при этом перебили весь личный состав?
– Партизанские танковые подразделения?! Но это просто смешно. Таких и не существовало… Я об этом понятия не имею.
– А на артиллерию было нападение?
– У меня было два орудия, и у партизан тоже два, они их получили от меня. Ими командовал мой офицер, но я сейчас не помню его имени.
– Похоже, вы не помните ничего из того, в чем вас обвиняют. С какой целью было произведено передвижение Рачича в южном направлении?
– Дероко. Это был он.
– Не понимаю?
– Мой капитан Йован Дероко командовал теми орудиями, которые я передал партизанам. Они убили Дероко на Любиче.
– Это гнусный вымысел! – выкрикнул прокурор.
– С какой целью, повторяю, было произведено передвижение Рачича в южном направлении? – повысил голос судья Джорджевич.
– С целью передвижения в южном направлении.