На следующий день Наталья снова зашла к Кутузову. Что-то тянуло её к этому парню. Посидели, поговорили. Михаил рассказывал ей о своей довоенной жизни, о начале службы. А потом и о начале войны. Как он её, эту войну окаянную, начинал. Как воевал под Киевом, как отступал вместе с командующим генералом Кирпоносом. Как тот погиб, а ему удалось спастись и выйти из окружения. Рассказывал и сам удивлялся, что доверился этой почти незнакомой девушке. Потому что рассказывал такие вещи, о которых поклялся, поклялся самому себе, никому и никогда не рассказывать. Делясь с Наташей воспоминаниями, хмурился и темнел лицом, снова переживая события августа и сентября сорок первого. Изредка улыбался нечаянной радости редких удач того горестного времени. Больше года прошло с тех пор, а он в первый раз так подробно, без утайки рассказывал обо всём, что ему пришлось тогда испытать. Рассказывал, потому что верил ей. И потому что видел, как Наталья Александровна переживает боль его утрат.
А она слушала Михаила и вспоминала бои у села Петровки близ Одессы, где и она с Поляковым билась насмерть. И устояла. Вспомнила братскую могилу, в которой хоронили они погибших своих товарищей.
Непрошенная слеза скатилась по её щеке к подбородку. Наталья совсем по-детски, как девчонка, смахнула её ладошкой.
Михаил прервал рассказ. Сочувственно посмотрел на Наталью, как на ребёнка. Принял слёзы на свой счёт. Подумал: "Вот, и сам что-то расклеился, и девочку до слёз довёл", а вслух сказал, и получилось ласково-ласково, как будто по-отечески:
– Ну что вы, Наталья Александровна? Что вы? Это же давно было. Вот он я. Живой и здоровый. А те, что погибли… Что ж– это война. Тут уж ничего не поделаешь. Тогда они, а завтра, может, я. Война… Она без крови не бывает.
Наталья покачала головой:
– Не надо. Не погибай. Не хочу.
И быстро, почти бегом, вышла из палаты.
А Кутузов долго смотрел на захлопнувшуюся дверь и думал: "Какой же всё-таки чудесный человек, эта Наташа! Слушала, будто вместе со мной через всё это прошла!". А потом лёг на спину и принялся мечтать, как он будет дружить с Натальей, как они будут любить друг друга, а после войны поженятся.
На следующий день Михаил узнал, что Наталья Александровна жена комбата Полякова. Попереживал, попереживал, но вскоре успокоился. "Ну не женой, так, может, сестрой будет, – решил Михаил. – Главное – до победы дожить".
Наталье Михаил тоже понравился. Давненько она не встречала такого красноармейца: умного, сильного, мужественного. "А сколько он пережил, – думала она. – Нет, с такими ребятами не пропадём. Не одолеть нас фашистам". Вечером рассказала обо всём Полякову. Тот выслушал внимательно, сказал:
– Знаю. Мне Никулин о Кутузове говорил. Без подробностей, конечно. Добрый хлопец. Придёт время – командиром будет. Этот не подведёт.
Прошло ещё три дня. Вечером Наталья накормила ужином припозднившегося, как обычно, Георгия. Села и сама попить чайку. Не спеша налила заварки в старенькую, с трещиной и с цветочками на боку, хозяйскую чашку, добавила кипятку. Осторожно попробовала – горячий! Но блюдце брать не стала. Подула на него, сложив губы трубочкой, и слегка отодвинула от края: пусть остынет. Сама, подперев голову руками, стала смотреть, как Жорка укладывается. Он, уже почти раздевшись, почувствовал её взгляд, смутился (снова перед женщиной в кальсонах щеголяю), сел и быстренько прикрылся одеялом. Наталья, глядя с любовью на него, усмехнулась.
– Что ты всё прячешься? Я тебя и без кальсон видела.
– Ну, то без кальсон. То другое дело. А в кальсонах гусары перед дамами не щеголяют, – поправил одеяло. – Ты гусаров видела?
Наталья покачала головой.
– Нет, не видела.
– Так смотри. Вот он перед тобой.
Помолчал и добавил серьёзно.
– Когда я в одних кальсонах, не смотри. Стесняюсь.
Наталья снова улыбнулась:
– А когда без кальсон, можно?
Он махнул рукой. Быстро улёгся, ловко юркнув под одеяло.
– Да ну тебя. Пей чай быстрее да ложись. Устал я сегодня.
"Каждый день ты устаёшь, милый ты мой, любимый человек, – думала Наталья, глядя на Жорку. Вздохнула. – А что поделаешь? Война. Но с другой стороны, если б не эта проклятая война, мы бы и не встретились". Она перевела взгляд на Полякова и покраснела. Вдруг сообразила, зачем её Жора торопит. И, чтобы скрыть смущение, сказала просто так, первое, что пришло в голову:
– Что ты так смотришь?
Он улыбнулся:
– Смотрю, какая ты красивая. В жизни таких не встречал!
Наталья покраснела ещё больше, уткнулась носом в чашку. Кто бы знал, как приятно было слышать эти слова?! Ей очень хотелось, что бы он повторил это ещё раз, но не напрашиваться же… И она просто сказала:
– Да ладно тебе. Нашёл красавицу. Давай не обо мне, о Кутузове поговорить надо.
– А что о нём говорить? Или разговоры, какие пошли?
– Разговоров пока нет. Что надо ждать, когда пойдут? Я ведь насчёт него дня на три договаривалась, а уже шестые сутки прошли. Как бы его в дезертиры не записали. А меня в пособники. Или в любовницы. Народ-то у нас разный. Надо что-то решать.
Поляков сел в кровати:
– Да, решать надо. Только не думай, что я забыл. Тут не сегодня-завтра пополнение должно прибыть. Петрович в штабе полка с писарем строевой части договорился впихнуть его в список прибывающих. Сделаем – комар носа не подточит. Только скорее бы пополнение это прибыло.
– Ну, день-два мы ещё продержимся. А писарь этот, Маркелов кажется, человек надёжный? Дров бы с ним не наломать. Ты же знаешь: чем меньше народа в деле, тем спокойнее.
Поляков почесал макушку:
– Ну ты, Наталья, даёшь! Откуда слова такие? Народ в деле! Какое дело у нас? Вот в бой пойдём – будет дело. А пока… – Он помолчал. – Да не волнуйся ты! Маркелов земляк Петровича, не сдаст. К тому же Петрович почти полную канистру спирта ему оттарабанил! Будь спок! – Ещё помолчал. – Ладно, завтра в штабе уточню насчёт пополнения. Тогда и решим. А пока давай быстрее пей свой чай, уже остыл небось. И в койку.
На сердце у Натальи вдруг стало легко, свободно, как-то радостно. Она взмахнула своими ресничками, как маленькими опахалами, сказала:
– Я сейчас, быстренько.
И правда, быстренько допила остывший чай.
Часов в десять следующего дня Петрович зашёл в канцелярию и доложил Полякову о прибытии в полк пополнения. Жорка нахмурился, бросил равнодушно:
– Ну, прибыло и прибыло. Там в штабе полка поделят, что-нибудь и нам перепадёт.
А сам кивнул ему незаметно, выйди, мол, и подожди за дверью. Поговорил ещё минут пять с начальником штаба Алиевым и вышел к Петровичу. Тот маялся на крыльце и, как шпион в плохом кино, воровато оглядывался по сторонам. Вышли на сельскую улицу. Серобаба всё играл в шпионов.
– Да не суетись ты! – прикрикнул на него Поляков. – Что мы, преступники, что ли? – потом добавил: – Но осторожность надо соблюдать. Поэтому слушай сюда. Сам в штабе не крутись, нечего там светиться. С Маркеловым договорился? – И, не ожидая ответа, продолжил: – Вот и ладушки. Маркелов мужик серьёзный, не подведёт. Теперь слушай дальше. Наталье там тоже нечего светиться. Пусть нового врача, прибыл в санбат недельки две назад лейтенантик медслужбы молодой, попросит отвести Кутузова в строевую часть. Не откажется, он с Наташки глаз не сводит – хоть на дуэль вызывай. Пусть на наш батальон поработает. А сам… Как я сказал, сам в штаб полка не суйся, но руку на пульсе держи. Чтоб всё под контролем. Понял?
Серобаба обиделся:
– Дак я ж… Я ж… Сергеич, шо ж я?.. Я ж розумию. Я ж…
Поляков махнул рукой:
– Розумиешь, розумиешь. Давай дуй быстрее к Наталье, а то пополнение прибыло, а Кутузов ещё в изоляторе медсестрам попки гладит.
Тут прибежал дневальный. Доложил, что Полякова начальник штаба полка вызывает. Жорка кивнул Петровичу. Ну вот, мол, и началось.
С начальником штаба Александром Боровиковым у Жорки были почти дружеские отношения. Они были одногодки, военные дорожки их и раньше пересекались. Оба считали себя настоящими вояками, за что и уважали друг друга. Майор был один. Встретил Жорку приветливо. Усадил его и сразу к делу.
– Слушай, пополнение прибыло. Пятьдесят два человека. Я, было, обрадовался, а документы стал смотреть – обалдел. Они ж из Сибири прибыли, я и думал: сибиряки. Эти, думаю, помогут. А прислали знаешь кого? Нет? – он дал паузу. – Зеков!
– Как зеков? – не понял Поляков.
– Очень просто. Настоящих зеков. Ну, не убийц, конечно. Но из лагерей. Отобрали желающих кровь за родину пролить из тех, у кого сроки небольшие да преступления не тяжкие. И – нате вам, пожалуйста! Так вот, пока остальные комбаты не прибыли, – он глянул на часы, – совещание через десять минут. – Пока мы вдвоём здесь, скажи: тебе нужно такое пополнение? У тебя батальон в отличие от других полностью укомплектован, личный состав проверен. Нужно его отребьем разным разбавлять?
Жорка думал недолго. Отказаться от пополнения было невозможно. Да и не стоило. Поэтому сразу и ответил:
– Сань, тут, как ни крути, а в бою ни один штык лишним не бывает. И укомплектован батальон полностью только до первого боя. Сам знаешь. А люди – везде люди. И эти, что прибыли, не убийцы. И потом, они ведь сами на фронт захотели. Так что человек десять-пятнадцать готов принять. По человечку по отделениям распределю, так и отделений моих на всех не хватит. В бою все пригодятся, а если какой отморозок попадётся – перевоспитаем.
Боровиков почесал за ухом. Пожал плечами.
– И то, правда. Ну, считай, с тобой я совещание уже провёл. Свободен.