II
Бранд вместе с ротой снова ушел на передовую. Но тут неожиданно поднялась температура у Вейкерта, Яуэра и многих других, и их отправили в тыл. То же самое стало отмечаться и в других ротах: вдруг - температура сорок градусов.
А потом наш полк сняли с фронта, и он длительным маршем был отправлен далеко в тыл, в нетронутые войной деревни, где жители по вечерам пели и играли на гитаре. Марш меня утомил. Бранд, Яуэр и еще некоторые были настолько изнурены, что последний отрезок марша их пришлось взять на пулеметную повозку.
В тылу я снова принял службу в роте.
Мы занимались строевой подготовкой на лугу, когда пришел посыльный из батальона.
- Младший фельдфебель Ренн откомандировывается в ударный батальон. Сегодня в три часа во второй половине дня вам надлежит быть в походной готовности перед батальонной канцелярией.
- Служба в ударном батальоне, - сказал Ламм, - будет для тебя легче, чем в окопах.
Мне это ни о чем не говорило. Во всяком случае я очень смутно представлял себе, что такое ударный батальон.
Перед канцелярией батальона я встретил молодого лейтенанта, нескольких унтер-офицеров и ефрейторов.
- Младший фельдфебель Ренн, третья рота, явился!
Лейтенант щелкнул каблуками и отрекомендовался:
- Линднер.
Я сделал каменное лицо, но какой-то мускул все же, видимо, дрогнул. Лейтенант слегка покраснел:
- Меня произвели только вчера.
- Должен ли я выяснить, все ли прибыли, господин лейтенант? - в смущении спросил я. Линднеру, похоже, не было еще и двадцати лет.
Мы с ним зашагали по зеленой долине.
- Что это, собственно, такое - ударный батальон, господин лейтенант?
- Я и сам толком не знаю. Знаю только, что нас будут обучать на командиров дозоров и ударных команд.
"Как же можно обучить такому?" - подумал я.
Нашим инструктором оказался молодой офицер с Железным крестом первой степени. У него был берлинский выговор, вне службы он держался жеманно и надменно, но на ученье это с него слетало, и он становился по-мальчишески непосредственным и старательным.
Солнце пекло. Мы должны были таскать пулеметы, бросать ручные гранаты, продвигаться по окопам и бесшумно ползать. Сначала я очень уставал, все время потел, и раза два - правда, лишь на мгновение - у меня все поплыло перед глазами. А потом с каждым днем становилось легче. Служба продолжалась с утра до вечера с перерывом на обед всего на два-три часа. Времени, чтобы думать, не оставалось, и я чувствовал себя прекрасно.
Линднер постоянно был со мной и вне службы.
- Никак не привыкну к тому, что я - офицер, - сказал он мне. - В моей семье ужасно горды этим, у нас еще никто не залетал так высоко. Но я тут ни при чем - в мирное время мне бы такого никогда не достичь.
III
Уже близилась осень, когда я вернулся в роту. Никто больше не справлялся о моем здоровье, и я сам вспоминал о своей болезни как о чем-то не имеющем ко мне отношения. Я чувствовал себя совершенно здоровым да и в самом деле был здоров.
Я доложил о прибытии Ламму - это было в канцелярии. Он взял со стола лист бумаги и протянул его мне.
"Лейтенант в запасе Ламм зачисляется в штаб первого батальона в качестве офицера для поручений. Должность командира третьей роты вверяется старшему лейтенанту Лёсбергу".
- Кто этот новый командир?
- Он из штаба дивизии. Имеется приказ, согласно которому офицеры высших штабов время от времени должны проходить службу на фронте.
- Разве это причина забирать у нас командира?
- Успокойся. Я так и так стал бы офицером для поручений.
На следующее утро Ламм собрал роту.
- Меня переводят в штаб батальона, и сегодня я вас покидаю. Как вы понимаете, мне будет трудно. Но я верю, что передаю моему преемнику хорошую роту, и это облегчает мне мой уход. До свидания, рота!
Мы разошлись.
- Такого командира мы больше не получим, - сказал Вольф, уже поправившийся после своего ранения.
Функе, усевшись в угол, жевал свою неизменную сигару и бормотал что-то о хорошем человеке.
Вечером прошел слух, что новый здесь.
- Как он выглядит?
- У него монокль и стек.
- Это отдает тылом.
Я заметил, что вся рота настроена против него - и не по деловым соображениям, а просто потому, что это не Ламм. На следующее утро он явился, когда рота была построена для несения службы. Фельдфебель дал команду смирно и отрапортовал.
- С сегодняшнего дня мне вверяется третья рота. Я слышал хорошее о роте. И рассчитываю, что моя рота будет лучшей в полку. С богом за короля и отечество - всегда было и будет нашим девизом, и с этим я приветствую вас!. Вольно! Фельдфебель, идите за мной и представьте мне унтер-офицеров!
- Младший фельдфебель Ренн.
- У вас кожаные наколенники и обмотки на ногах. Разрешено такое в полку, фельдфебель?
- Он только два дня как вернулся из ударного батальона.
- Это хорошо. Мы составим целый ударный взвод. Вообще-то, вижу я, вся рота стоит как попало - старые рядом с молодыми и гиганты рядом с карликами. Никто не пытался изменить этот порядок?
- Нет, господин старший лейтенант. До сих пор командиры роты всегда оставляли вместе тех, кто знает друг друга.
- Так нельзя. Это не придает военного вида. Сейчас же перестроиться. Вы, Ренн, идите со мной и укажите людей, которые подходят для ударного взвода.
Я указал на Вольфа.
- Хорошо.
Я указал на Функе.
- Этот? Как в роту вообще попадают такие старые люди? Хочу видеть вас в следующий раз умытым и в более опрятном мундире!
Мы составили новый взвод с унтер-офицером Хауффе и ефрейтором Зенгером в качестве командиров ударных команд. Не хватало командира для третьей команды.
- Как вас зовут? - спросил Лёсберг какого-то парня, по виду лет восемнадцати, с сияющими голубыми глазами, которого я еще мало знал.
- Хенель, господин старший лейтенант! - громко крикнул юноша.
Я искоса наблюдал за Лёсбергом.
Он был бледен, немного одутловат; его мягкий, пухлый, безвольный рот не понравился мне.
IV
После перестроения по росту антипатия к Лёсбергу еще возросла, особенно со стороны тех, что бок о бок прошли через весенние бои, а теперь оказались разобщенными. Но только они-то и имели собственное мнение. Один лишь Функе со своим невообразимым добродушием заступался за Лёсберга, хотя тот обращался с ним крайне пренебрежительно и всегда находил какой-нибудь непорядок в его одежде или выправке.
На следующий день после перестроения мы направились в траншею. В эту ночь мы Лёсберга не видели. Он явился только наутро, чтобы все осмотреть. Я показал ему участок своего взвода. Пожилой солдат подметал траншею.
- Я замечаю, что ваши люди грязны. Мы должны строго следить за чистотой. У этого солдата совсем невообразимый вид!
- Нам вряд ли удастся лучше выглядеть, пока у нас такие блиндажи; у большинства входы настолько узкие, что приходится выползать на четвереньках, и уж, конечно, вымажешься с головы до пят.
- Не удастся? Этого я не признаю! - сказал он резко. - Надо требовать и получится!
При входе в следующий блиндаж сидел обнаженный по пояс солдат и искал вшей. Он смущенно встал, но не мог принять стойку смирно, так как вход был слишком низкий.
- Встаньте как положено! - прикрикнул на него Лёсберг.
Тот вышел и загородил траншею.
- Чем он сейчас должен заниматься? - спросил меня Лёсберг.
- Сейчас у них перерыв на завтрак, господин старший лейтенант.
- И как надолго?
- Точно не установлено, потому что сейчас еще время сна.
- Почему сон сейчас?
- По ночам у них разгрузка транспорта: в эту ночь они носили за высотку Элизабет рельсы и средней величины мины для минометов.
- Как долго это продолжалось?
- С полуночи до рассвета.
- В таком случае люди совершали прогулку!
- Мины тяжелые, и их нужно нести осторожно.
Я заметил, что Лёсберг хотел и здесь что-нибудь улучшить, но, наверное, мало в этом деле смыслил.
- Дежурный унтер-офицер в окопах! - отрапортовал длинный Зенгер.
- Вы сегодня уже умывались? - Лицо у Зенгера действительно было грязновато.
- Нет, господин старший лейтенант, у нас в траншее нет воды.
- Это не причина! Кто хочет, тот найдет. Мой дорогой Ренн, это не годится! Мы не орда разбойников, а рота Его Величества! - Эти слова, кажется, очень понравились ему самому.
Мы подошли к часовому. Это был краснощекий, молодой парень; он молодцевато отрапортовал, стоя навытяжку. Лёсберг поднялся на ступеньку и положил ему руку на плечо.
- Ну, покажите, что вы здесь наблюдаете!
Часовой объяснил.
Мы пошли дальше.
- Такими должны быть все люди вашего взвода, бодрыми, с выправкой!
- Здесь правая граница моего взвода, господин старший лейтенант.
- Я собираю командиров взводов в одиннадцать у себя в блиндаже!.. До свидания!
Мы с Зенгером пошли назад.
- С ним совсем не трудно иметь дело, - засмеялся Зенгер. - Надо поживее выяснить, когда он делает обход, и ставить часовыми молодцов.
В одиннадцать часов мы - командиры взводов - собрались перед его блиндажом. Он почти два часа распространялся о различных недостатках и указывал, как их нужно исправлять.
Наконец нас отпустили.
- Как тут быть, господин лейтенант? - спросил я командира нашего первого взвода. - Это же никуда не годится - при такой системе люди вообще не будут иметь времени для сна.