Наверху было спокойно, так что мы без помех распростились с нашими лошадьми. У одной из них лопнуло брюхо, и кишки - багрово-сизые - вывалились на землю.
В туннеле, окутанные табачным дымом и испарениями, сидели на корточках люди из второй роты:
- Французы и здесь накроют нас!.. Или ворвутся там в окопы и в два счета будут здесь!
- Да всех здесь перебьют! Нас выведут отсюда, когда останутся только калеки, годные лишь к гарнизонной службе да в ездовые!
Мы вошли в блиндаж, где уже находились два офицера со своими ординарцами. Им пришлось потесниться.
Вечер и ночь прошли беспокойно. При раздаче пищи ранило повара и ездового полевой кухни. К трем офицерам, которые сидели за столом и писали, то и дело подходили посыльные. Мне часто приходилось бегать по разным поручениям. Наконец к утру мы легли спать. В стены были встроены нары - в два яруса. Я лег на верхние, подо мной - Цише. Прямо надо мной в потолке была проделана дыра, должно быть, для печной трубы. Из этой дыры долетал до меня из леса треск: это трещали деревья - то ближе, то дальше. По лесу били шрапнелью.
На следующий день я снова увидел в туннеле людей: они сидели на корточках и курили.
- Нет, так дольше продолжаться не может! Этак мы в Германию уже не вернемся. Через пару дней мы либо будем в плену у французов, либо в каком-нибудь окопе будут топать по нашим трупам!
Вторая рота начала раздражать меня. Почему они не возьмут себя в руки! Ведь они лишают последнего мужества новобранцев, впервые попавших на фронт!
В главном проходе построили еще один, третий ярус нар, под самым потолком. Требовалось проявить немалую ловкость, чтобы забраться туда. У нас поселился еще один офицер с ординарцами, уже четвертый, так что приходилось спать по очереди; я менялся с Цише.
Наверху пригревало солнце. Над нашими позициями кружило много французских аэропланов - они летели дальше в сторону тыла. Немецких аэропланов будто и не существовало. Мы вообще недолюбливали летчиков за их спесивый нрав, а теперь их ругали все чаще.
К обеду небо заволокло тучами и зарядил сильный дождь. Последним к нам пришел офицер артиллерийского наблюдения, дальше других продержавшийся в Тюркенвальде. Он тоже разместился в нашем блиндаже. Теперь даже у старшего лейтенанта не оставалось отдельной постели, и он спал по очереди с Эйлицем.
С наступлением темноты обстрел нашего леса и прилегающей местности усилился.
Пришел Эйлиц с дымящимися котелками.
- Неподалеку от полевой кухни обстрел вели химическими снарядами, - тонким голосом сообщил он.
- А как вы это определили?
- Появились этакие маленькие дымовые облачка. Сначала я не обратил на них внимания. А когда стал получать пищу, почувствовал вдруг сладковатый запах, и на минуту мне вроде как стало дурно.
На другой день снова разведрило. С самого утра по нашему лесу палили тяжелыми снарядами. Два блиндажа нашего второго взвода были разбиты, их пришлось бросить, а людей перевести в туннель.
Вдруг около полудня раздался страшный взрыв. Земля содрогнулась. По темному проходу мы бросились к главному туннелю. Но оттуда бежали нам навстречу и отбросили нас назад.
- Что случилось?
- Снаряд попал в туннель!
Я уже ощутил запах гари от снаряда.
Когда возбуждение немного улеглось, мы вошли в туннель. Свет свечей потускнел еще больше. Надломились в середине две деревянные балки перекрытия. Других повреждений не оказалось.
После обеда я понес донесение в батальон. Перед блиндажом я увидел кровь: здесь ранило часового. Толстое стекло двери лопнуло, на земле валялись осколки. Но капитан и его адъютант весело смеялись.
Ночью я снова слышал разрывы и треск деревьев над головой.
Наступившее утро было ясным. Светило солнце, и над нами опять кружил большой французский аэроплан в сопровождении маленьких. Над Тюркенвальдом снова поднимались огромные облака от разрывов снарядов.
В обед пришел батальонный ординарец - мне бросилась в глаза его бледность.
- Господин старший лейтенант, из батальона приказали сообщить, что французы прорвались в Тюркенвальд. Третьей роте приказано занять позицию здесь, на краю леса.
Мне показалось, будто все вокруг тоже вдруг побелело.
- Ординарцы, приготовиться!
Было пять минут первого.
- Поднять взводы по тревоге! Командиров взводов ко мне!
Я побежал по темному ходу в туннель и там в первую дверь налево. Лейтенант Эйзольд сидел с двумя офицерами саперной службы и играл в скат.
- Господин лейтенант! Поднять взводы по тревоге! Господам командирам взводов к господину старшему лейтенанту!
Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами.
- Что случилось?
- Французы в лесу Тюркенвальд.
В левой руке он еще держал карты, а правой потянулся за противогазом.
- Какой нам отдается приказ?
- Пока только поднять всех по тревоге!
Я побежал дальше к Зейделю.
Он курил трубку и произнес всего лишь:
- Ну, теперь началось.
Он выбил трубку и поднялся.
Я побежал назад и нашел Фабиана с капитаном наверху, на бетонированной орудийной площадке.
На опушке Тюркенвальда я увидел перемещающихся людей, но не мог разглядеть, французы ли это. Как могло случиться, что французы оказались так близко и при этом не было слышно ни единого ружейного выстрела? И ведь должны же были прислать из леса нарочного!
Может быть, это ошибка? Капитан тоже, по-видимому, сомневался:
- Мне кажется, это наши. Пошлите туда дозор!
А может быть, французы прорвались через соседний полк и вклинились между нами и нашей передней линией?
По ту сторону Тюркенвальда взлетела желтая ракета и рассыпалась. Фабиан указал на нее капитану:
- Похоже, впереди еще держатся и дали желтую сигнальную ракету. Может быть, нужно сразу идти в контратаку?
- Нет, решение остается за командиром полка. Будем ждать его приказа.
Между тем подошли командиры взводов и стояли, перешептываясь, в углу. На земле лежал убитый, с которого сняли ботинки, носки и брюки: не хватало обмундирования.
Мы долго ждали. Наконец вернулся командир посланного дозора и доложил, что их обстреляли из Тюркенвальда, но он полагает, что стреляли свои.
- Одного из дозора ранило в ногу.
- Вы что же - не окликнули их?
- Так точно, господин капитан, окликнули. Но они не ответили.
Фабиан как-то странно посмотрел на командира дозора и отпустил его. Кажется, он ему не поверил.
Появился ординарец из роты, которая располагалась справа наискось от нас, и сообщил:
- Тюркенвальд занят французами. От рот передовой линии никаких вестей.
Справа приближались двое артиллеристов, они тащили под руки третьего. Ему оторвало обе ноги выше колен. Кровь хлестала из лохмотьев брюк.
Между тем с момента первого донесения прошло уже три часа. Фабиан послал меня передать по взводам, чтобы они получили у Эйлица мясо в консервах, сухой спирт и сельтерскую воду, так как кухня сегодня, очевидно, не подойдет.
Я пошел, по окопу, где теперь были выставлены часовые. Один стоял, сгорбившись, так что даже его каска не выглядывала из окопа.
Я остановился.
- Ты чего боишься?
Он не смотрел на меня. Это был один из новобранцев второй роты.
- Ну и выгляни! - рассмеялся я. - Ведь никого не видно! Только солнышко светит!
Он не шелохнулся. Что мне оставалось делать?
Когда я вернулся, тот, что без ног, лежал в нашем блиндаже на полу и стонал. Похоже, он был без сознания. Эйлиц раздавал консервные банки и все прочее прямо над ним.
Я снова пошел на орудийную площадку. Фабиана там уже не было. У отверстия бетонного заграждения стоял рыжеволосый Хершель. Рядом на земле лежал другой, который стоял на часах до него.
- Был обстрел? - спросил я.
- Да, - несколько шрапнельных снарядов. - Он обернулся ко мне, и я увидел, что он не испытывает никакого страха. А если его сегодня убьют? Мне было бы от души жаль его - он настоящий парень… Меня-то не убьют. В этом я был твердо уверен. Но это не вселяло в меня спокойствия.
Кто-то поднимался по лестнице.
- Ренн! - негромко сказал Фабиан и едва заметно улыбнулся. - Через три четверти часа. - И тут же стал официален: - Я уже послал Цише за взводами. Эйлиц останется здесь. А теперь нам надо идти.
Мы двинулись по окопу, потом остановились, поджидая роту. Солнце еще освещало край луга вдали. Но лес уже стал серым.
Прошло примерно с полчаса, прежде чем рота собралась полностью. Фабиан вполголоса отдал приказы и вместе с нами ползком выбрался из окопа на расположенную рядом, совершенно разбитую позицию батареи, где мы и залегли за полуобвалившимся земляным валом окопа. Фабиан показал командирам взводов на полосу кустарника, тянувшуюся до самого Тюркенвальда, и объяснил, как вести атаку.
Нам нужно было теперь дождаться четвертой роты, которая получила приказ наступать слева от нас. Наконец появились солдаты этой роты, они шли по лесу в полный рост. Создавалось впечатление, что они не имеют никакого представления о том, что здесь происходит.
- Хоть бы догадались лечь! - шепнул мне Зейдель. - Видишь? Уже летит чертов француз! Ребенку ясно, что мы, как смеркнется, пойдем в контратаку. И что поведем ее из этих кустов. Если не схлопочем от французов раньше!
Пришел капитан со своим адъютантом и лег возле нас. Прямо перед нами в небе висела луна, она становилась все ярче, а справа над горизонтом небо было еще оранжевым.
Четвертая рота все еще не собралась полностью. Наконец прибыл командир роты с остальными.