IV
Нас сменили, и мы отошли за Шайи.
Однажды распространился слух, что прибыло новое пополнение - много офицеров и добровольцев.
Этой ночью в нашей комнате стало по-настоящему холодно. Два стекла в окнах были выбиты, а вместо них кое-как вставлены картонки.
Взяв треснутый таз, в котором все мы мылись и брились, я пошел утром за водой. Было еще туманно, но солнце уже начало пригревать.
Я помылся.
Быстро вытерся и выбежал наружу. Пополнение выстроилось вдоль улицы перед домом, где квартировал командир полка; офицеры стояли перед строем, и третьим стоял лейтенант Фабиан. Я волновался - увидит ли он меня. Он похудел, побледнел и казался серьезным.
Вышел из дома полковник, обошел строй и приказал распределить пополнение. Потом подразделения разошлись. Фабиан со своей частью шел прямо на меня.
- Ренн! - воскликнул он. - Вот кого из старой шайки еще можно здесь встретить! - Он протянул мне руку.
- Получит ли господин лейтенант снова нашу роту?
- А вы будете рады?
- Все будут рады, господин лейтенант! - воскликнул я.
Я побежал к Зейделю и сообщил ему новость.
- А не мог бы я остаться в вашей роте? - печально спросил он.
- Как тебя понять?
- Так нынче же четыре роты снова переформировывают, и я, боюсь, никого уже и не увижу из моих старых товарищей.
- Знаешь! Попроси-ка нашего фельдфебеля, чтоб тебя к нам зачислили, только не тяни! При неразберихе с новым переформированием это вполне может выгореть.
Он убежал.
Мы выстроились перед нашей квартирой. Кроме двух человек, все отделение попало в роту Фабиана. Вместо них к нам зачислили одного вольноопределяющегося и Зейделя. Вольноопределяющийся оказался милым черноволосым малым с испуганными глазами.
Нам снова пришлось перебраться на другую квартиру.
Вольноопределяющийся никак не думал, что нужно самому подыскивать себе место для спанья, и удивился, когда я сказал ему об этом. Фамилия его была Кайзер. Мне неловко было спросить, кто он по профессии. Но скорее всего он только что окончил школу.
Вдруг, откуда ни возьмись, появился Цише.
- Откуда ты взялся? - спросил я.
- Да я-то все время был тут. А вот где были твои глаза? Не мог же я в строю из ружья палить, чтобы ты меня заметил!
Я посмотрел на его палец. Только на кончике остался небольшой шрам.
- Далеко ли от нас идут бои? - спросил Кайзер.
Я даже не понял - о чем это он? Кайзер смутился.
- Ты что - не в себе? - спросил Цише. - Должен же ты знать, где наши позиции!
- А, ты вот о чем! Километрах в трех отсюда.
- Ну тогда уже вблизи была бы слышна стрельба.
- Ах, вы, значит, считаете, что стрельба не утихает ни на минуту? Нет, там и стрелять не по чему! - засмеялся я.
Он недоверчиво поглядел на меня.
- Истинный бог! Вы там ничего не увидите перед собой кроме луга - светлого, когда сияет солнце, и зеленого, когда идет дождь. Там стоят в дозоре, подметают траншею и строят блиндажи. А днем пролетают четыре снаряда, точно в одиннадцать часов, и всегда ложатся в одно и то же место.
У Кайзера был растерянный вид. Меня так и подмывало разыгрывать его еще и еще.
- Брось! - сказал Цише и потянул меня за собой. - Что с тобой стряслось? - спросил он. - Ты же всегда был добрым малым.
V
Конечно, лейтенант Фабиан был не таким командиром, как Эгер. Он повсюду бегал, вникал во все мелочи и вскоре снова стал здоровым и толстым, как прежде. Он охотно пил вино и шнапс, а вообще жил с нами весьма по-простецки.
Однажды ночью стена блиндажа обрушилась прямо на него. Он выполз из-под завала, вытянул оттуда свое одеяло и, не сказав никому ни слова, улегся в траншейную нишу, прикрытую сверху от дождя гофрированным железом, но открытую со стороны траншеи. Утром денщик принес ему кофе, увидел засыпанный блиндаж и ну стараться - вместе с ординарцем откалывать лейтенанта.
Кончилось тем, что они обнаружили его в нише, - он лежал и безмятежно позевывал.
- Где велите строить новый блиндаж, господин лейтенант? - спросил ординарец.
- Он у меня уже есть, - лениво отвечал Фабиан.
Эту историю рассказывали и пересказывали в роте каждый день. Людям она пришлась по душе. Только они воспринимали Фабиана слишком уж упрощенно. В нем удивительно сочетались деятельность и медлительность. Ему надо было, чтобы всегда что-то происходило. Но в тылу, в Шайи, не происходило ничего. Тогда он становился грустным и каждый вечер напивался.
Я тоже не любил однообразно текущих дней. В квартирах было тесно и сквозило. Всюду валялись ранцы и сапоги. Маленький стол служил всем и для мытья, и для еды, и для игры в карты. Захоти я почитать, пришлось бы сидеть на полу на своем ложе. Но читать было нечего. Цише и Зейдель были туповаты. С Кайзером мне уже давно не о чем было говорить. Он хотел стать теологом. Но когда я его о чем-либо спрашивал, он всегда говорил: "Я этого еще не знаю".
О боге я не думал. В лучшем случае говорил себе: может, он и существует, но что мы знаем об этом?
В церкви Шайи часто бывали богослужения. Проповеди пастор всегда читал плохо. Он неизменно ставил два или три вопроса. Я их все терпеть не мог. Но один вопрос приводил меня в неистовую ярость. Почему бог допустил войну? Однажды я очень внимательно прослушал его - хотелось знать, как он ответит на этот вопрос. Но проповедь закончилась, а я так и не услышал ответа, - были только слова.
По возвращении из церкви мне необходимо было не меньше двух часов, чтобы поостыть и прийти в себя. Не обращая внимания на Зейделя, я бранился. Тогда он пытался урезонивать меня.
- Да ты и сам ни во что не веришь! - кричал я.
- Это мне неизвестно.
- Зачем же нас вынуждают слушать все это? Если, кроме как ставить дурацкие вопросы, им нечего сказать!
От Кайзера я скрывал свои настроения, потому что он верил и, как мне казалось, верил искренне.
Между тем повседневная жизнь шла своим чередом: чистка сапог, рытье окопов, стояние в очередях за почтой. И хоть бы один нашелся, с кем бы можно было отвести душу!
VI
Два-три дня подмораживало, потом снова потеплело. Солнце освещало одну стену нашего мелового окопа. Я пристроился на солнышке и брился остатками кофе - воды в окопе не было.
Чуть поодаль, на бруствере, Зейдель поджаривал на небольшом костерке ломтики хлеба, насадив их на штык. Он всегда занимался этим перед заходом солнца, потому что в эти часы командиры к нам не наведывались - разве что взводный, а у него костер горел ярче нашего, так что он помалкивал.
- Что было в твоей посылке? - спросил Зейдель.
- Сигареты и колбаса.
- Мне что-нибудь перепадет?
Прибежал взводный связной:
- Всем приготовиться! Командирам отделений к господину фельдфебелю!
- Что случилось?
- Не знаю!
- Может быть, война кончилась? - усмехнулся Зейдель.
Я не ответил и стал вытирать лицо.
Наш командир отделения вернулся от взводного. На нас он старался не смотреть:
- Этой ночью мы должны занять флеши. Когда смеркнется, нас сменит подтянувшаяся сюда рота. - Ренн, ступайте в блиндаж командира роты, получите там индивидуальные пакеты!
Перед блиндажом складывали походное снаряжение.
Где они могут находиться - эти флеши?
Лейтенант Фабиан стоял перед своим блиндажом и толковал о чем-то с телефонистами.
- Господин лейтенант, санитарный блиндаж там есть? - спросил унтер-офицер санитарной службы.
- Это мы увидим на месте… Эше, вы доложили в батальоне о положении с кухнями?
- Так точно, господин лейтенант. Батальон оставит кухни в Шайи, а затем сообщит им по телефону, куда они должны продвинуться.
- За индивидуальными пакетами явились? - крикнул унтер-офицер санитарной службы.
- Первое отделение первого взвода здесь! - выкрикнул я.
- Сколько вас человек?
- Девять, господин унтер-офицер!
- Возьми еще неприкосновенный запас на ваш взвод! - вставил Эше.
- Но мне не в чем нести.
- Вам же было сказано, чтобы захватили с собой брезент!
Все толпились вокруг меня, стараясь перекричать друг друга.
В углу траншеи сгущались сумерки. Вверху по земляному отвалу прошмыгнула крыса.
Час спустя с тыла подошла рота и заняла нашу позицию. Мы сместились вправо, продвигаясь по траншее друг за другом. Где-то мелькнул красноватый свет. Потом все утонуло во мраке, и края траншеи стали почти неразличимы на фоне неба.
Наконец мы выбрались из траншеи. Двинулись вперед по свекольному полю; подбитые гвоздями сапоги скользили на свекле. Вдруг откуда-то потянуло зловонием. Слева от нас лежали два издохших вола; они казались огромными - верно, оттого, что их так вспучило.
С правого фланга долетел ружейный выстрел. Он странно долго не затихал.
Мы отклонились влево и затем, описав большую дугу, стали уходить вправо. Неожиданно я услышал голоса; они звучали словно из-под земли. Я стал всматриваться и различил справа что-то белое и широкое. Это был меловой карьер, куда мы и свернули. Какие-то люди бегали взад и вперед. Мерцали электрические фонарики.
- Куда складывать шанцевый инструмент?
- Где санитарный блиндаж?
- Тише! До французов всего двести метров! Погасить фонари! - раздался шепот.
Ко мне подошел наш взводный. Что ему нужно?
- Вас требует к себе господин лейтенант! Он там, наверху. - Взводный указал на край карьера.
Я стал протискиваться туда. К отвесной стене карьера была пристроена будка. Рядом лесенка вела к небольшой площадке, на которой столпились несколько офицеров.