- Эй, Вейс! - сказал я и немного откинул шинель. - Мне надо заглянуть в твои санитарные сумки.
Он дышал с трудом и не ответил. Видно, ему было больно дышать.
Я взял у него из сумки бинт и снова прикрыл его.
Где-то впереди то и дело раздавались отдельные ружейные выстрелы. Быть может, там расстреливали по одному наших раненых? Быть может, и Шанце убили, которому я пообещался помочь? А что я мог сделать?
Я подполз к лейтенанту. Он перевернулся на живот и время от времени что-то выплевывал. Я снял с него каску. Ну и ну! Все раненые - как дети! Я забинтовал ему голову от макушки до подбородка.
- Верно, я похож теперь на прачку! - сказал он.
- Только с бородой, господин лейтенант.
Мне надо было еще к тем, что справа. Но ползти до них было шага четыре, не меньше. Если те на деревьях сидят, то меня увидят.
Я пополз. Несколько капель дождя упало на траву. В окопе их лежало четверо - вплотную друг к другу. У одного была перевязана рука. Еще один лежал рядом с ним на боку, и мне стало жутко от его взгляда. Вместо рта, носа, подбородка и щек у него была багровая, налитая кровью опухоль. Голову он положил на край ранца, и кровь капала на землю. Я узнал его по лбу и глазам: это был Экольд. Как же его перевязать? Он не сводил с меня глаз.
- Как мне тебе помочь?
Он не ответил. Верно, не мог говорить.
- Вы тут должны поочередно нести дежурство, - обратился я к тем, кто остался невредим. - Мы у себя тоже так делаем. - "Экольд-то, должно быть, не может ни есть, ни пить!" - подумал я. А дождь капает ему прямо на лицо. Но оставаться здесь и разглядывать его, словно достопримечательность какую, не имеет смысла. Я пополз обратно.
- Теперь можешь спать, - сказал я Зейделю. - Когда устану, разбужу тебя.
- Накинь-ка на меня плащ-палатку и шинель, - сказал Цише. Я укрыл его.
Ползая туда и сюда, я весь вымазался раскисшей грязью и известняком. Дождь пошел сильнее. Он слабо шумел в траве. Если бы не этот шум, было бы совсем тихо. Моей плащ-палаткой был накрыт Вейс.
- Залезай ко мне под плащ-палатку, - сказал Зейдель. Это был совсем юный паренек - круглое лицо, круглые голубые глаза.
Мы тихо лежали рядом. Я проделал выемку в своем земляном валу, чтобы можно было смотреть и стрелять. Я лежал, а дождь постукивал по плащ-палатке. Я был совершенно спокоен, или мне так казалось. Время от времени всплывали разные видения: то будто под плащ-палаткой рядом Сокровище, то опять же не он, а Вейс. Но стоило забыться - снова Сокровище. Стучал дождь. Гартман-то все-таки умирал тогда!.. Верхушки деревьев - там над лугом - были недвижны, как неживые.
Под вечер я услыхал стон вправо от меня; стон повторился. Под плащ-палаткой закопошился Цише. Вейс, казалось, спал. Но через какое-то время он задвигал рукой. Я подполз к нему. В окопе стояла лужа. Я приоткрыл ему лицо.
- Тебе что-нибудь надо?
- Нет, - он улыбнулся, - мне хорошо.
Я хотел было тоже улыбнуться, но не вышло. Я накрыл его снова. Внутри у меня свербило: ведь он умрет! Но если ему хорошо? Однако нельзя же радоваться, когда кто-то умирает - пусть даже легко. Но быть может, это не так уж и страшно?
До меня снова долетели стоны.
Смеркалось. Потом стемнело. Я поднялся.
- Не попытаться ли нам сейчас перейти, господин лейтенант?
Он пробормотал что-то. Видно, уснул.
- Ах, уже темно?
Раненого в голеностопный сустав мы с Зейделем усадили на винтовки.
Вейс поднялся и заявил, что пойдет сам. Меня это удивило. Экольда пришлось нести.
Осторожно взбирались мы на железнодорожную насыпь. Вдруг левая нога у меня заскользила. Тот, на ружьях, приглушенно взвыл и крепче ухватил меня за шею. Мы перевалили через насыпь и пошли по направлению к деревне.
Навстречу нам двигалось много людей. Это был патруль и санитары с носилками. Мы передали им наших раненых. Цише и Вейсу я подал руку, но не нашелся, что сказать, - в голове было пусто. Прикоснуться к Экольду я не решился.
Мы четверо, оставшиеся невредимыми, пошли в деревню, и Бём с нами.
Мы вошли в темные сени. Бём постучал в дверь.
- Войдите! - крикнули оттуда.
Бём отворил дверь. При свете мерцающей свечи мы увидели, что там стоит в шинели наш батальонный командир. Окно было выбито.
- Бём! - воскликнул он и схватил его за руки. - Вы можете говорить? - спросил он и покосился на повязку.
- И даже курить, господин майор! - ответил Бём.
- Ну, это хорошо. А эти четверо чего хотят?
- Я вернулся с ними - они невредимы.
- И вчера их пришло не больше. Ступайте во двор напротив! У нас всего лишь одна рота в батальоне, под командованием лейтенанта Эгера.
Там во дворе стояли четыре походные кухни.
- Ренн! - воскликнул фельдфебель и подал мне руку.
По мне было уже все равно. Он стал меня расспрашивать. Не помню, что я ему отвечал.
На следующее утро мы отступили к Шайи.
Позиционная война
Позиционные бои в окрестностях Шайи
I
Порой мне кажется, что те две недели в Шайи пригрезились мне во сне.
Когда вечером, после боя у Сент-Мари, я стал разбирать на постое свои вещи и открыл ранец, то обнаружил там письмо, еще непрочитанное, прибывшее два дня тому назад.
"Мой мальчик! Сын пастора Альфред погиб, только запамятовала где. Вчера была у них. Просили тебе кланяться. Пастор сказал: желаю вам счастья, которое уже не суждено нам и нашему единственному сыну. По лицу текли слезы, и вскоре он ушел к себе. Соберись как-нибудь, напиши ему. Ты так красиво умеешь это делать. Больше писать не о чем. Каждодневно о тебе молюсь.
Твоя мама".
Я вышел из дома. На улице я встретил людей из роты. Какая-то старуха бранилась у своих дверей. Собачонка с поджатым хвостом метнулась за угол дома. Я видел все это, но ничего не воспринимал.
Мои товарищи сидели у себя в квартире, курили и молчали. Или играли в карты - при этом ведь люди тоже молчат. Все были угрюмы и сердились, когда их расспрашивали о сражении. Мне это казалось непонятным. "Хоть бы меня кто расспросил!" - подумал я. Но однажды после обеда наш новый командир роты лейтенант Эгер стал расспрашивать меня, при каких обстоятельствах был ранен лейтенант Бём. Рассказывая ему, как Бём закуривал сигарету, я почувствовал облегчение, когда Эгер рассмеялся, потому что мне вдруг стало страшно говорить о том, что там случилось с остальными.
II
Обойдя деревню, я вернулся домой. Вечерело. В квартире укладывали ранцы.
- Чем вы тут занимаетесь?
- Снова выступаем - ты что, еще не знаешь? - ворчливо сказал один. Другие даже головы не подняли.
Я занялся своим ранцем. Руки меня не слушались. Почему снова вперед? На черта они нас здесь кормили от пуза, когда сызнова в бой?
Кто-то рядом со мной пробормотал что-то об этом проклятом поле смерти. Впрочем, не знаю, так ли я его понял. Знать бы хоть, по крайней мере, куда нас теперь гонят! Говорят, где-то впереди наши и они залегли в ста пятидесяти метрах друг от друга, а кое-где даже ближе. Как это так, боже ты мой, и как я это выдержу?
Мы построились перед домом. Нас оказалось около шестидесяти человек, остатки четырех рот. Площадь была залита лунным светом. Сейчас ротный нам скажет, что нас ждет.
Командиры взводов отрапортовали лейтенанту.
- Не в ногу, шагом марш!
Мы шли по дороге к Сент-Мари. Вошли в лес и остановились, как тогда, перед местечком. Будем еще раз атаковать?
Через полчаса из деревни вернулся Эгер.
- Не в ногу, шагом марш!
Мне казалось зловещим, что все так повторяется. Да еще этот молчун лейтенант.
Прошли деревню и вступили на луг, по которому пролегла теперь протоптанная тропа. Железнодорожная насыпь впереди лежала в тени, не освещенная луной. Когда мы подошли ближе, я заметил, что вверх по насыпи ведет глубокая канава. Один за другим мы полезли по канаве, лейтенант впереди. Наверху канава была настолько глубокой, что нужно было лишь чуть наклониться, чтобы пролезть под рельсами. И на той стороне насыпи канава тоже была глубокой. Внизу под нами я увидел залитую лунным светом траншею неправильной формы с белыми как мел выбросами земли.
- Взвод третьей роты, - обратился лейтенант к командиру нашего взвода, - вам надлежит продвинуться как можно дальше вправо. Где граница вашего участка, спросите на месте.
Мы шли извилистой траншеей, доходившей нам до колен. Я высматривал то место, где мы тогда целый день лежали вместе с ранеными, но не мог определить его.
Слева, наискось к нашей, примыкала вторая траншея. У нее был на редкость неряшливый вид, будто туда свалили всякую рухлядь. Я обогнул последний угол. Траншея стала широкой и глубокой, а справа ее перекрывала дверь от садовой калитки или что-то похожее на нее, увешанное плащ-палатками. Оттуда торчали две винтовки и две каски. Это часовые выглядывали из-под своей крыши. Все мы не могли проползти через узкое укрытие из плащ-палаток, поэтому вылезли из траншеи и пошли дальше.
Отделение, которое я должен был сменить, залегло в рукаве траншеи, накрытом ветвями и кусками дерна.
- Им надо бы выйти отсюда, до того как мы войдем, - сказал я своим. Став на колени, я сунул голову в укрытие. - Мы пришли сменить вас.
Оттуда выполз унтер-офицер и произнес длинную речь о том, что нам надлежит делать и чего нам делать не положено: нельзя громко говорить! Нельзя загрязнять траншею: до ночи должны терпеть! А перво-наперво - надо очень бдительно следить за неприятелем и при атаке с его стороны во что бы то ни стало удерживать траншею.