Повара в одних рубашках снова стояли у походной кухни. Похоже, они трудились уже давно. Один разливал половником кофе в протянутые котелки. Рукав на правой руке был у него оторван. Из открытого котла валил пар.
Мимо нас по дороге проходили войска и исчезали в лесу. Сидит ли еще тот француз у костра?
К кухне подошел лейтенант. Он был бледен, грязь полосами размазана по лицу. Я снова хотел поделиться с ним хлебом, но он неуклюже отстранил мою руку. Тогда интендант взял у меня хлеб, намазал его свиным жиром и подал лейтенанту.
- Откуда у вас жир? - спросил тот.
- Для чего же я тогда унтер-офицер интендантской службы, господин лейтенант?
- Мы вырыли яму для мертвых, - сказал Эрнст. - Не скажет ли господин лейтенант несколько слов у могилы?
Фабиан отвернулся.
- Нет, не могу.
Я вдруг почувствовал, как я устал и как мне плохо. Солнце только-только начало пригревать. Чуть поодаль стояла скирда соломы. Я проделал в ней нору и залез - одни ноги торчали наружу.
Проснулся я от разговора прямо у меня над ухом.
- Санитар Вейс! - говорил Фабиан. - Ваш командир взвода вчера вечером доложил мне, что вас не было при атаке.
Я было вскочил, хотел уйти.
- Ренн, останьтесь! Этот разговор лучше вести при свидетелях. Вы, Вейс, разве не получили приказа господина фельдфебеля Эрнста следовать за взводом?
Я не мог смотреть Вейсу в лицо. Но видел, как тряслись его ноги.
- Так точно, господин лейтенант.
- Почему же вы его не выполнили?
Тот ничего не ответил, его била дрожь.
- Испугались?
- Так точно, господин лейтенант.
Фабиан молчал.
- Ну, хоть честно признались, - промолвил он наконец. - Я не могу так сразу решить, как с вами быть. Подождите у дерева!
Вейс медленно отошел. Руки его безжизненно повисли.
Лейтенант снова лег на солому.
Я тоже отошел в сторону и стал глядеть на проходившие мимо войска. Я страшно боялся за Вейса, да и за лейтенанта тоже. Вдруг он придет в ярость? Хотя с виду он был совершенно спокоен, но это-то и настораживало, - никогда ведь не знаешь, что у него на уме.
Сколько мне тут еще торчать? Но если я уйду, лейтенант может разозлиться и выместит все на несчастном Вейсе. Мысли у меня путались и мучительно вертелись вокруг одного и того же. Что-то тут не так! Неужели я ничем не могу помочь?
- Ренн? - Я кинулся назад и стал перед ним, перепуганный насмерть.
- Пойдите к Вейсу, - он скользнул по мне невидящим взглядом, - и приведите его сюда. - Я заметил, что он взволнован, и это вселило в меня надежду.
Вейс топтался по соломе, разбросанной у дерева, и взглянул на меня пустыми глазами. Я молча кивнул в сторону лейтенанта, и Вейс пошел за мной.
Ах, опять все не так! Теперь он думает, что я презираю его, потому что не поговорил с ним. Надо сказать ему… Нет, мне нечего ему сказать.
Мы подошли к стогу. Я не знал, куда мне встать, и остался стоять рядом с Вейсом.
Лейтенант не встал - он сидел и сурово смотрел на Вейса.
- Санитар Вейс! Вы понимаете, что по долгу службы я обязан подать рапорт о вашей трусости перед лицом врага. Тогда вы попадете под военный трибунал и будете опозорены на всю жизнь. А если я не представлю рапорта, то сам попаду под суд. Несмотря на это, я его пока не подам. Мне претит отдавать вас под суд, когда, быть может, еще сегодня мы снова будем брошены в бой. А идти в бой я могу только со свободными людьми, а не с теми, кто одной ногой уже за решеткой. Вопреки моему служебному долгу я ценю вас как человека и верю вам настолько, что заявляю: мне этот случай неизвестен. А вам надлежит позаботиться о том, чтобы и товарищи ваши позабыли про него. Теперь ступайте!
Вейс повернулся кругом и пошел понурив голову. Он все еще дрожал.
- Ренн! Садитесь-ка сюда!
Я сел рядом с ним. Но он не промолвил ни слова и лег на бок, спиной ко мне, словно собирался спать.
Вероятно, он принял окончательное решение, только когда говорил, потому что сначала он сказал: я пока не подам рапорта, а следующими словами уже поставил крест на том, что произошло.
Он долго лежал так. Меня все больше и больше беспокоило его состояние, и мне стало страшно. Что это он задумал?
Но вот он поднялся.
- Я взял вас в свидетели. Я не хотел бы, чтобы в роте шли толки о Вейсе. Заклеймить хорошего человека на всю жизнь трусом куда страшнее, чем застрелить его!
Мы строем двинулись в лес. На лужайке еще тлел костер. Но француза там уже не было. Дальше по дороге лежало вповалку много трупов и среди них - французский офицер.
Около шести часов вечера мы нагнали наш длинный обоз, расположившийся справа на холме.
- Хлеб у вас есть?
- Невпроворот, смотрите не лопните!
- Маркитант вон там!
- Сигареты у вас есть?
Мы устроились в большом амбаре, поели, и на душе сразу полегчало.
День отдыха
На следующий день при раздаче кофе фельдфебель объявил:
- Сегодня мы остаемся здесь!
- Слушай, пойдем-ка искупаемся! - сказал Цише. - Позади нашего двора - канал.
Не раздумывая долго, мы отправились туда, разделись, разложили вещи на солнце и бултыхнулись в воду. Канал был глубокий, течение тихое. Мы плавали вдоль и поперек, плескались в воде и брызгались. На лугу еще двое гонялись друг за другом.
Потом мы выстроились получать жалованье. У всех был бодрый, веселый вид. Денег выдали много, потому что с начала боев жалованье нам не выплачивалось.
Покончив с этим, штурмом взяли лавочку маркитанта у нас во дворе. Вскоре в ней не осталось ничего, кроме почтовой бумаги и ваксы для сапог.
В соседнем дворе помещалась полевая почта. Я улегся на соломе и стал писать письмо матери.
После обеда мы направились на луг за деревней и построились в большое каре для богослужения. Офицеры стали впереди строя. Появился пастор - в длинном сюртуке, в шляпе военного образца, верхом на коне. Серебряный крест на серебряной цепочке висел у него на груди. Он спешился и вошел в середину каре.
- Когда Господь освободит узников Сиона, станут они бестелесным духам подобны… Дети мои, разве мы не узники? Разве все мы не пребываем в узах страха, в узах ужаса и трепета перед смертью? Каждодневно видим мы вокруг себя тысячеликую смерть. И разве не смущены мы всем, что предстает очам нашим? Но если Господь отпустит нас, узников своих, станем и мы бестелесным духам подобны! Вдумайтесь, братья: лишь мгновение назад вы были еще узниками! Но вот, получив избавление от всех ужасов, предстаете вы перед лицом Бога. И не покажется ли вам тут, что все происходившее было лишь сном? И не покажется ли вам также, что вы лишь грезили доныне и только теперь, у порога Всевышнего, начинается для вас жизнь?
Да так ли это?
Я видел, как голуби взлетают с крыши и крылья их блестят на солнце. Внутрь каре забежала собачка и стала обнюхивать гамаши священника.
А потом я сидел с Цише на соломе. Все болтали, и я тоже. Но только все это происходило будто не со мной. Я был далеко отсюда. Мне чудился, - как в снах детства, только ярче, - какой-то другой мир, где нет ни сражений, ни… походных кухонь. И что даже не война самое страшное, а… так что же? Может, я и догадывался кое о чем, но дальше смутных мыслей дело не шло.
Мы улеглись спать. Лейтенант был доволен.
Битва на Марне
Бурые поля. Колонна маршировала в облаке пыли по прямой, голой, без единого деревца дороге.
Остановились. Я лег в неглубоком кювете, подложив под голову ранец. Как набрякли руки!
- Подъем!
Все завертелось перед глазами. Еще больше потемнели в свете солнца поля. Нельзя спать на солнце во время марша! Ноги у меня стали как колоды. Ну хоть бы один поворот был на этой дороге!
Наконец вдали появился дом. Перед домом вокруг ведра с водой толпились солдаты. Кто-то зачерпнул кружку и поднес было ко рту. Его толкнули, и вода пролилась на расстегнутый мундир.
Женщина вынесла из дома еще ведро с водой. Бросились к нему всей толпой. Женщина испугалась, поставила ведро и кинулась в дом. Один подбежал первым и нагнулся. Но на него стали напирать сзади. Он опрокинул ведро и сам чуть не упал. Вода, сверкая, растекалась по земле.
Но вот дорога повернула вправо, к деревне. Там пока что устроили привал. Даже лейтенант не знал, что будет дальше.
Гартман и еще несколько человек побежали в сад. Гартман залез на грушу и стал трясти ее. У нас уже снова не было хлеба. Возле каменной ограды кто-то присел на корточки; почти все страдали поносом. Многие прилегли на дороге в тени домов и уснули.
Прибежал вестовой из батальона.
- Продолжать переход!
Вставали тяжело. Те, что только что трясли груши, теперь, казалось, падали от усталости.
- Далеко ли еще нам идти, господин лейтенант? - спросил Эрнст.
- Никак не найду этого места. - Он искал его на карте. - Вот! - показал он Эрнсту, который с виду был при последнем издыхании.
- Господин лейтенант, нам не перебросить людей на такое расстояние.
- Спокойно! Надо попытаться. Мы в авангарде основных сил, поэтому сможем двигаться равномерно.
- Ренн, выставьте связных между первой ротой и нами!
Первая рота двинулась вперед. Через минуту я отправил двух связных, еще минуту спустя - двух других, затем - двух третьих. И сам пошел в четвертой паре. На некотором расстоянии позади меня двигалась рота.
Мы топали по дну плоской котловины. Солнце клонилось к закату, на поля падали длинные тени. Темнело. Порой я терял из виду передних связных. Только какое-то движение улавливалось время от времени впереди.