Сейчас, в полутьме, стали лучше видны ракеты переднего края. Они то отвесно взвивались вверх, то летели полого, над самым горизонтом. В свете горящих ракет лейтенант отчетливо видел дымки только что отгоревших. Ракеты перекрашивали небо и землю то в зеленый, то в желтый, то в красный, то в мертвенно-белый цвет. И, послушные ракетам, черепичные крыши все время меняли окраску, будто какие-то расторопные кровельщики успевали перекрыть все крыши зелеными, желтыми, красными, белыми черепицами.
Пестряков вспомнил условные сигналы. Сегодня вечером желтая ракета означала "свои войска", красная - "противник".
Зловещим созвездием повисли красные ракеты на восточном небосклоне.
- Может быть, прорвемся? - несмело предложил лейтенант.
Он нагнулся к раненому и повел могучими плечами, как бы заново примеряясь к ноше. А ноша всегда становится более тяжелой, когда раненый теряет сознание.
- Это с нашим-то багажом?
- Может быть, все-таки донесем? - еще более робко спросил лейтенант.
- Куда донесем-то? К Гитлеру в лазарет? Там быстро вылечат!
- Огонь чересчур плотный, - произнес кто-то рядом в лейтенантом. - Только брызги от вас останутся. Тут налегке не знаешь, как просочиться…
Лейтенант резко повернулся на голос. Он прозвучал неожиданно, как выстрел над ухом.
2
На тротуаре стоял солдат - низенький, в длинной, до пят, шинели, в большой каске, с автоматом поперек груди, с гранатами на поясе и пустыми ножнами от кинжала.
Пестряков увидел солдата, едва тот приблизился, убедился, что это свой, и остался стоять в прежней позе, прислонившись к раме разбитой витрины.
- Ну что там? - Пестряков кивнул в сторону моста.
- Фриц там минерами командует. Голос у него хриплый, противный…
"Ишь ты, даже голос расслышал", - позавидовал Пестряков.
Лейтенант теперь не отрывал взгляда от моста:
- Но где же выход?
- Спрятаться, пока темно! - В голосе Пестрякова прозвучали повелительные нотки.
- Городок необитаемый, - сообщил низенький солдат.
- Наши обязательно воротятся, - сказал Пестряков убежденно. - Доживем до подмоги. Где-нибудь в порожнем доме…
- В подвале, - подсказал низенький солдат.
- Айда! - Пестряков наконец отдышался и озабоченно склонился над раненым.
- Может быть, в угловой дом завернем? - предложил лейтенант, когда они донесли Черемных до перекрестка.
- Отставить! - распорядился Пестряков. - Угловые дома - самые беспокойные, проходные. Туда все на постой прутся.
Низенький солдат занял позицию на перекрестке, у бензиновой колонки. Он вертел головой в своей непомерно большой каске, так как вел наблюдение за обеими улицами.
У бензиновой колонки лежал, зарывшись лицом в опавшие листья и раскинув руки, убитый немец. Поздние сумерки перекрасили его шинель в черный цвет. Кто-то уже отобрал оружие у мертвеца. И только две деревянные рукоятки от гранат торчали у него на боку.
Низенький солдат отошел от убитого, ругнулся: не удалось разжиться автоматом.
Свернули в узкую удочку. Второй дом от угла явно пустовал - железные ставни заперты с улицы.
Низенький солдат обогнал носильщиков, открыл скрипучую калитку во двор, огороженный забором из рваного камня, и подал знак, чтобы шли за ним.
- Где раньше-то воевал, молодец? - спросил Пестряков, едва войдя во двор. Он шумно передохнул и пытливо вгляделся в лицо солдата, затененное низко надвинутой каской.
- У тебя же в адъютантах. От своих отбился, к вам приблудился.
- Наш ангел-телохранитель?
- Крылья мои опалило еще у танка. Заодно с шинелью, - Низенький солдат повернулся на каблуках. В его шинели чуть ли не во всю спину выжгло прореху…
Дом, который они облюбовали, выходил во двор глухой стеной - ни единого окна. Вдоль стены высилась поленница из наколотых чурок. Левее, возле кирпичного сарая, чернел штабель угольных брикетов, дальше, под навесом, стояла огромная корзина со щепками; хозяин заготовил топливо на всю зиму. У стены дома валялся какой-то ящик, а по соседству с ним, над самой землей, чернело подвальное оконце.
То, что стена дома глухая, Пестрякову как раз понравилось. Но досадно, что в дом нельзя войти со двора. Значит, черный ход из кухни - прямо в сад, отделенный другим забором и другой калиткой, запертой на замок.
Низенький солдат снова проскрипел калиткой, пропадал несколько минут, затем доложил лейтенанту, что парадная дверь открыта, дом пуст, а из кухни ведет узкая и крутая лесенка в подвал. Вот оно, оконце этого самого подвала, смотрит во двор.
Лейтенант неуверенно сказал "хорошо" и "большое спасибо", а Пестряков внимательно осмотрел оконце, примерился взглядом к внушительным плечам лейтенанта.
Можно будет протащить раненого и залезть всем остальным.
Он отдал распоряжение низенькому солдату вернуться в дом и завалить лестницу в подвал, да так, чтобы не бросилось в глаза, будто это сделано нарочно.
Низенький солдат молча отцепил от пояса одну из гранат. Пестряков одобрительно кивнул. В городе, который находился под обстрелом, скрип калитки может скорее обратить на себя внимание, чем разрыв гранаты.
- Поторапливайся!..
Вскоре взрыв, прогремевший в доме, и звон осыпавшихся стекол подтвердили, что задание выполнено.
Пестряков вышиб прикладом раму оконца.
Низенький солдат первым спустился в подвал. Он принялся там ожесточенно чиркать спичками, ругая при этом самыми последними словами спичечную фабрику, ее директора и маму этого директора.
- Да этими спичками захочешь - пороховой погреб не подожжешь!.. - донеслось снизу.
Пестряков похлопал себя по карманам и спросил:
- Зажигалки нету?
- Некурящий, - отозвался лейтенант виновато.
- Зажигалка у меня есть, - послышался голос из подвала, - Только без бензина.
Наконец спичка загорелась, и при ее скоротечном свете низенький солдат успел обшарить глазами темноту.
Он увидел в углу подвала кушетку с большой подушкой, столик и табуретку возле него, а самое главное - приметил плошку на столике, с фитильком, едва выглядывающим из стеариновой лепешки. Весьма кстати, что домохозяева пользовались подвалом как бомбоубежищем.
Когда в подвал втащили Черемных и туда забрались все, Пестряков заткнул подушкой оконный проем.
Черемных уложили на кушетку. Высокий лоб его и рельефные, заостренные скулы обметало, как поблескивающей сыпью, мелкими капельками пота. Слегка раскосые глаза полуприкрыты, но все-таки можно заметить в них горячечный блеск.
Пестряков разрезал кинжалом сапоги Черемных, кожаные брюки, белье - все было пропитано кровью и бензином, - достал один за другим три индивидуальных пакета и сделал перевязку, во время которой Черемных вновь лишился сознания.
Лейтенант стоял, послушно держа плошку в вытянутой руке, как показал Пестряков.
В подвале воцарилась обособленная тишина. Подушка в оконце приглушала гул боя.
Люди заново привыкали к тишине, приучались говорить вполголоса. Просто удивительно, что нет нужды перекрикивать канонаду, шум танкового мотора, лязг гусениц. Хорошо хоть, что улицы в немецких городках аккуратно мостят брусчаткой, а то и вовсе оглохнуть можно…
- Танк живой? - спросил Черемных, очнувшись.
Тихий грудной голос его прозвучал неожиданно, как если бы в подвале появился новый человек.
- Царство ему небесное! - махнул рукой Пестряков, и причудливая тень метнулась по стене. - Только ты да лейтенант живете из экипажа.
Черемных застонал.
- Эх, страдалец! Как звать-то тебя? - бойко спросил низенький солдат.
- Черемных. Когда жив был, Михаил Михалычем звали…
- А тебя как величать? - спросил Пестряков у низенького солдата, не отходившего от оконца; при этом Пестряков в ожидании ответа так повернул голову к собеседнику, как это делают люди, которые слышат на одно ухо.
- Тимофей Кныш. Чаще Тимошей зовут.
- А я, между прочим, Пестряков Петр.
- Олег, - представился лейтенант, - Олег Голованов.
Он снял шлем, и его волосы, как их долго и туго ни приминал шлем, сразу поднялись пышной шевелюрой.
Пестряков взглянул на лейтенанта: нежный подбородок, легкий пушок над губой, ямочка на щеке, подкрашенной румянцем. То ли свет плошки наложил эту веселую краску на лицо лейтенанта, то ли на самом деле розовощекий?
- Закурить не найдется? - Пестряков обвел всех жадным, ищущим взглядом; он сделал при этом нетерпеливое движение коричневыми от махорки пальцами, словно скручивал цигарку.
- Одну затяжку! - взмолился Черемных.
Тимоша щелкнул пустым трофейным портсигаром и выразительно свистнул.
- Некурящий, - извинился лейтенант.
- Оно и видно, - снисходительно усмехнулся Пестряков.
Каждый про себя позавидовал некурящему.
Пестряков уселся на табуретку возле столика и спросил у лейтенанта:
- Карта есть?
- Пожалуйста. - Тот расстегнул планшет.
- Показывайте, товарищ лейтенант.
Пестряков расстелил карту, поставил на ее угол плошку и принялся изучать обстановку; при этом он нещадно теребил и хмурил нависшие брови.
Тимоша мешал ему сосредоточиться, потому что прилежно и затейливо ругал соседа слева, который засиделся, такой-сякой, во время атаки, а потом, такой-сякой, драпанул.