Получив направление в Новый Петергоф, они, не сдавая экзаменов, через неделю сменили бескозырки на зеленые пограничные фуражки.
Было до слез жаль расставаться с морской формой, но ничего не попишешь. Не переставая заправлять гимнастерку, затягиваться ремнем, Димка спросил Мишу:
- Ну как я?
- Превосходно. Пограничная форма на тебе лучше сидит, чем морская.
Но дело было не только в форме: Димка - парень стройный, плечистый, красивый, с черной копной волнистых волос, смоляными шнурками бровей. Покрасоваться перед зеркалом, погладить свой подбородок с ямочкой было его слабостью. Влюблен в себя без меры, и это вызывало раздражение у однокурсников. Недаром они прозвали Диму "красуньчиком".
Мише было неприятно слышать прилипшее к другу прозвище, но не мог он примириться с тем, что Димка уж слишком собственное "я" противопоставлял коллективу, общественные обязанности выполнял кое-как, а то и вовсе забывал о них. Даже комсомольские поручения игнорировал. А дружеские замечания встречал в штыки. В канун зачетных стрельб Миша предупредил Димку, чтобы взял все необходимое для выпуска "боевого листка".
Результаты стрельбы первых смен были довольно приличными. Наступил и Димкин черед. На огневой рубеж пошел вразвалку, самоуверенно, неторопливо занял место первого номера за пулеметом.
Раздался сигнал: "Попади!" Грохнули выстрелы. От мишени Димка плелся последним, с опущенной головой. Еле-еле натянул на "удочку".
Понимая, что Димка удручен, что задето его самолюбие, Миша сделал вид, словно ничего не произошло, и обратился к нему лишь после того, когда тот несколько успокоился:
- Давай, Дима, оформи листок.
- Иди ты со своим листком. - Выхватив из сумки сверток, Димка бросил его Мише. - Нашел няньку, комсомольский вожак.
На второй день Димкина выходка стала предметом разбора на бюро. Решили и на этот раз ограничиться замечанием, но предупредить, что впредь за подобное будут применяться самые строгие меры.
Прошло несколько дней, и Горновой попытался объясниться, но Димка уклонился от чистосердечного разговора. Его все сильнее грызла зависть. А вскоре после полевого учения, на котором отделение Горнового и сам он получили отличные оценки и благодарность от начальника училища, Димка со злостью процедил:
- Выслуживаешься.
- Горько и обидно, что ты не сделал выводов, - спокойно ответил Миша. - Ты оказался плохим товарищем. В разведку я бы с тобой не пошел.
С того дня дружба оборвалась.
Вскоре Миша как отличник и активный комсомолец был выпущен из училища досрочно. Произошло это неожиданно. В воскресенье вечером, возвратившись из городского отпуска, он получил от дежурного приказание немедленно отправиться в отдел кадров.
Кадровик протянул ему небольшую анкету:
- Заполняйте.
Миша сел, заполнил все графы, а когда сдал анкету и вышел в коридор, его обступили также прибывшие по вызову однокурсники.
- Зачем вызывают, комсорг?
Миша пожал плечами.
- Понятия не имею.
На следующий день вышли на занятие в поле. Во время перерыва преподаватель по тактической подготовке многозначительно подмигнул Мише:
- Завтра форму менять? Так, что ли, Горновой?
- Не понимаю, о чем вы, товарищ майор?
- Ничего, скоро поймете.
Возвратившись в казарму, Михаил услышал команду дежурного:
- Горновой! Бегом в ателье!
- В какое?
- В наше. Звонили два раза.
В ателье из-за ширмы выглянул заведующий:
- Горновой?
- Да.
- Сколько ждать? Вон вас полтора десятка, а у меня одна ночь.
- Товарищ заведующий, а при чем я?
- Иди сюда, к закройщику. - И потянул Мишу за ширму.
Сняв гимнастерку, Миша подставлял то плечи, то грудь, а когда мерка была снята, пошел в казарму.
Через два дня Михаил Горновой стоял в форме лейтенанта-пограничника в строю выпускников. Там же он услышал приказ о назначении на должность командира курсового взвода в своем училище.
Глава 24
Первый отпуск в звании лейтенанта… Горновой ждал его с нетерпением и сознанием исполненного долга. По итогам года взвод занял одно из первых мест в училище. За это время Михаил и сам пополнил свои знания. После занятий закрывался в канцелярии, осваивал военные науки, общеобразовательные дисциплины, которые значились в программе для поступления в высшие военно-учебные заведения. И ни на минуту не забывал о Люсе. И вот сейчас он едет к ней, к маме. Как хочется пощеголять перед ними в лейтенантской форме! Мучительно долго тянется время.
Люсе он о дне приезда не сообщал. "Пусть наша встреча будет для нее сюрпризом", - думал он, лежа на верхней полке в темноте с открытыми глазами.
* * *
"А не окажется ли семейная жизнь помехой службе? - размышлял Михаил, но тут же сам себе отвечал: - Почему помехой? Вон капитан Дудкин. Лучший преподаватель. В этом году перешел на третий курс заочного факультета военной академии. А какая семья счастливая! Жена его выглядит так молодо - не верится, что мать двоих детей: восьмилетнего, всегда опрятно одетого школьника и очаровательной синеглазой дочурки лет четырех. Нет, - прошептал Михаил, - хорошая семья не может быть помехой в службе, она, скорее, опора". С этой мыслью и заснул Горновой под мерный перестук колес. Разбудили его голоса попутчиков. Старик в железнодорожной форме доказывал мужчине средних лет, что наша страна должна быть в полной готовности к схватке с врагом, что империалисты только для того и выпестовали Гитлера, чтобы на нас направить удар фашистской Германии.
- Да вы понимаете, уважаемый гражданин, что мы имеем с Германией договор о ненападении, - решительно возражал мужчина. - Но это не все. Главное в том, что пролетариат планеты не допустит нападения на первое в мире социалистическое государство. Для чего тогда Коминтерн? А Тельман и компартия Германии разве слабее какого-то ефрейтора и его оголтелой клики? Бросьте такие разговорчики, папаша!
- Вы не в меру кипятитесь, молодой человек. Я вас понимаю. И помню о Коминтерне и в силу компартии Германии, в ее авторитет верю, перед товарищем Тельманом преклоняюсь. Но путь фашизму, вскормленному мировым империализмом, преградить они уже не в силах. Чуть ли не по всей Европе расползается коричневая чума. Империалистические боссы не собираются ее останавливать. Их задумка - на Восток направить агрессию. Так что схватки с фашизмом нам не избежать.
Миша понимал, что гораздо ближе к истине железнодорожник, который, будто подслушав его мысли, спросил:
- А как вы думаете, товарищ военный?
- Согласен с вами, папаша.
- Вот, - торжествующе воскликнул железнодорожник. - Военному виднее.
Отвернувшись к стенке, Михаил тем самым показал, что принимать участие в дискуссии не намерен. Вскоре он снова уснул, а когда проснулся, мужчины в спортивной форме, спорившего со стариком, уже не было. Вместо него сидела молодая женщина с ребенком. А железнодорожник стоял в коридоре у окна.
Михаил спрыгнул с полки, тоже вышел в коридор.
Старик все еще не мог успокоиться:
- Видали пацифиста? Договорился до того, что надо выступать против всякой войны. А разве можем мы сидеть сложа руки, когда творится такое? Попробуй пойми, что за человек… Кажется, подъезжаем. Вот она, милая Одесса.
Не задерживаясь на привокзальной площади, Миша поспешил к матери, теперь уже работавшей в исполкоме пригородного района. Мать ждала его. Не зная, каким поездом приедет, все же утром побывала на вокзале, а теперь томилась у подъезда. Все не могла представить, как выглядит ее Мишенька в форме командира. А вот и он. "Вылитый отец", - подумала, увидев стройного, подтянутого лейтенанта, и, подбежав, прижалась к его груди.
- Мишенька, сыночек, - шептала мать. - Приехал… А к нему уже тянулись загорелые, крепкие руки Вари. Рядом стоял Витенька, ее пятилетний сынишка.
Варя, смуглолицая, веселая, с тяжелой косой по пояс, озорно сверкнула глазами:
- Мама, гляди, красавец какой! Невесту бы ему, одесситку. Или есть уже? Имей в виду, без смотрин женить не будем.
День прошел в непрерывных разговорах, а к вечеру Миша несколько раз порывался убежать, не объясняя причин. Мать понимала сына. С чуть заметной улыбкой спросила:
- К Белецким? Как-то встретила возле исполкома Антона Ефимовича. Ждут тебя там очень. Люся в аспирантуре, обещала я зайти к ним, да не собралась. Будешь у них - извинись… А может, сынок, сегодня никуда не пойдешь? Отдохни с дороги.
Миша согласился.
Разговоры не затихали до глубокой ночи. Рассказала мать и о том, как похоронила Ваню, проводила на дальневосточные рыбные промыслы Сашу.
- Хорошо, хоть Варя со мной, - улыбнулась дочери. - Замечательный муж у нее. Жаль, не встретишь. Ушел их сухогруз за границу. Месяца на три.
На следующий день Миша отправился к Белецким. Выйдя из трамвая, осмотрелся и увидел… Люсю. "Она ехала вместе со мной", - подумал он и, перебежав улицу, размашисто пошел за удалявшейся девушкой. Поравнявшись с ней, замедлил шаг. Она, почувствовав на себе взгляд, повернулась.
- Миша! - задыхаясь от счастья, прижалась к нему, стала целовать в щеки, глаза. - Мишенька! Почему не сообщил, что едешь? А я с работы, дежурила. - Подхватив Мишу под руку, не переставая радоваться встрече, повела его к дому.
- Мамочка! Смотри, кто к нам! - закричала Люся, когда Серафима Филатовна открыла дверь.
- Мишенька! - воскликнула она. - Какой же ты большой мальчик!
В прихожей появился Антон Ефимович.
- Какой молодец! Я всегда говорил, что из этого парня человек выйдет настоящий.
- Проходите в гостиную скорее, - пригласила Люся. - Папа, ты задушишь Мишу в объятиях.