* * *
До конца дня передовые части Вермахта закрепились на отвоеванном плацдарме. Первый день войны подходил к концу, а немецкие войска так и не встретились с главными силами русских. Это доставляло тревогу.
На привале, когда техники заправляли и снаряжали танки, к Дитриху подошел командир роты Tauchpanzer III гауптман Ганс Альтерманн.
- Eine Unruche läßt mich nicht los. - Беспокойство не покидает меня. Наверняка русские что-то задумали.
- Тем хуже для них, - мрачно ответил оберлейтенант Шталльманн. - Их танки - старье! А командиры - напуганное репрессиями усатого азиата Сталина стадо баранов! Что поляки, что русские - все одно, verfluchtische schvein! - проклятые свиньи!
Дитрих Шталльманн обвел взглядом поляну, на которой остановились на привал немецкие танкисты. В неверном свете костров угловатые бронированные коробки "панцеров" отбрасывали зловещие тени. В центре лагеря под растянутыми маскировочными сетями стояли несколько штабных броневиков, выделявшихся длинными антеннами.
Чуть дальше, замаскированные за деревьями, стояли полугусеничные бронетранспортеры с 20-миллиметровыми зенитными пушками.
По периметру, перекликаясь, прохаживались часовые.
* * *
Экипаж Дитриха сидел у одного из костров и потягивал шнапс. Первый день войны закончился, танк был полностью оснащен боеприпасами, заправлен, подремонтирован. Немецкие танкисты, как правило, в этом не участвовали: их дело - воевать. А материальной частью занимались технические службы тыла.
Исключением был наводчик орудия Вальтер Зибер, мюнхенский студент, добровольцем пошедший в армию. В тридцать девятом он воевал в Польше заряжающим в роте минометов в тяжелой пехоте. Таскал "Rohrpfeife" - "дудку", тяжелый ствол миномета, стрелял. И даже схватывался в рукопашную с польскими драгунами, когда кавалерия "Белого Орла" вышла в тыл их позиций. Тогда Вальтер Зибер расстрелял четверых кавалеристов из своего "артиллерийского" длинноствольного "парабеллума". Ему повезло - палаш пятого драгуна скользнул по каске, просто оглушив минометчика. А потом подоспела подмога, и санитары вынесли его из той кровавой мясорубки.
После госпиталя oberschutze, Зибер, награжденный знаком "За рукопашную атаку", изъявил желание поступить в танковую школу в Куммерсдорфе. Так он стал наводчиком танкового орудия - panzer-oberschutze. После учебы он был распределен в экипаж оберлейтенанта Шталльманна. Глядя на Зибера, Дитрих часто думал, что если бы у него тогда, в Польше, был такой наводчик, то его не подбили бы и не было бы этого уродливого шрама на лице…
Глядя на долговязого Вальтера Зибера, можно было подумать, что он так и остался "вечным студентом". Но впечатление это было крайне обманчивым. При всей своей мечтательной внешности, panzer-oberschutze Зибер был уже не der junger Dachs - "молодым барсучонком", "салагой", а бывалым der alter Fronthase - "старым фронтовым зайцем". А из пушки Вальтер Зибер стрелял просто виртуозно. Острый глаз, твердая рука и высокая скорость реакции позволяли ему первым обнаруживать и уничтожать цели противника. И Дитрих Шталльманн был уверен: то, что panzer-oberschutze Зибер вытворял с мишенями на полигоне в Куммерсдорфе, он сделает и в бою. Так оно и случилось.
Заряжающий тоже был под стать "пушечному стрелку", хоть и отличался от него, как черное от белого. Невысокий, приземистый уроженец Данцига Клаус Гриславски лучше всех знал, из-за чего началась Вторая мировая война.
В 1938 году Польша, заручившись поддержкой буржуазных правящих кругов Англии и Франции, блокировала так называемый Данцигский коридор - сухопутное сообщение между немецким городом и остальной Германией. Тогда, по образному выражению Первого Лорда Адмиралтейства Уинстона Черчилля, обретшая после 1918 года независимость Польша стала настоящей "Хищницей Европы".
Клаус Гриславски помнил, как торжественно встречали в порту Гданьска "карманный линкор" Кригсмарине "Граф Шпеер". Тогда в для горожан это было зримым воплощением помощи Фатерлянда, оторванным от родной земли соотечественникам.
А потом грянула война с Польшей, операция Weiss прошла за две недели, уничтожив практически полностью военный потенциал новой Речи Посполитой. Гриславски был танкистом в экипаже Шталльманна, и проявил себя отважным солдатом.
Механик-водитель унтер-офицер Алекс "Аржмайстер" Кнаге получил свое прозвище за пошлейшие, "ниже пояса" шутки, доходящие порой до издевательства. Это был классический прусский "унтер", смысл жизни которого составлял один лишь воинский Устав. К нарушителям сего "священного писания" Кнаге был беспощаден. Когда в часть приходили новички, то их отдавали на денек-другой "Аржмайстеру". И тогда над импровизированным плацем гремел его надтреснутый сиплый рев:
- Panzerdivisionen angettretten! - и горе тому, кто осмелится помедлить, выполняя команду "строиться смирно"!
Единственное существо, к которому суровый "Аржмайстер" питал нежные, почти материнские чувства, был приземистый серый Pz.Kpfw.III Ausf.G. Благодаря стараниям унтер-офицера Кнаге, его дотошности и суровому отношению к техникам, танк блестел каждой заклепкой. А его двигатель работал, как швейцарские часы, с которыми оберлейтенант Шталльманн не расставался.
Вот и сейчас щелкнув серебряной крышечкой, командир подозвал пятого члена экипажа - стрелка-радиста Макса Вогеля.
- Макс, возьми мотоцикл и езжай в штаб батальона к этому напыщенному индюку - Манфреду графу Штрахвитцу, и узнай, когда нас откомандируют обратно в нашу родную 11-ю дивизию. Мне уже надоело вместо "Panzer, vorwärts!" говорить "Gluk auff"! Я не подводник, черт возьми!
- Яволь, герр оберлейтенант! Будет исполнено! - таким исполнительным Макс был всегда. И в обычной жизни, и в бою.
* * *
Макс Вогель вернулся примерно через час, с предписанием из штаба дивизии, в котором говорилось, что экипажу оберлейтенанта Шталльманна надлежит сдать технической службе "подводный" Tauchpanzer III и возвращаться в свою 11-ю танковую дивизию.
Наутро все пятеро выехали в расположение своей части, как раз чтобы успеть к началу марш-броска.
Было приятно оказаться снова среди своих, даже не смотря на подначки по поводу их переквалификации в "подводники". Впрочем, вскоре стало совсем не до шуток.
ГЛАВА 3
"Большой кровью и на своей территории"…
"Малой кровью и на своей территории!" Этот растиражированный в предвоенный период лозунг пошел прахом в первые же дни войны. Диверсионные группы из "Бранденбурга-800" нарушали связь, совершали налеты на штабы, блокировали дороги и сеяли панику.
Погранзаставы на западном рубеже сражались со стойкостью спартанских воинов, но подкрепление к ним все не подходило. Неповоротливый колосс советских бронетанковых сил не знал, куда приложить свою сокрушительную мощь.
В вышестоящих штабах в Москве и вовсе считали прорыв границы 22 июня всего лишь "пограничным инцидентом". И не удивительно, ведь разведданные приходили противоречивые и неточные, связь и управление войсками были нарушены. И в этих условиях советские войска не только стояли насмерть в стальной обороне, но и предпринимали дерзкие контратаки - в соответствии с предвоенной концепцией боевых действий "малой кровью и на чужой территории". К сожалению, получалось с точностью до наоборот.