- В распоряжение Сычевой. Безоговорочно выполнять ее приказания.
Нилова подошла ко мне, вынула из кобуры свой пистолет и со словами: "Этот лучше бьет" - отдала мне, а мой забрала себе.
- Действуй обдуманно, смело и решительно! - говорила мне на прощание Саша.
Мы помчались. Шоссе загромождали разбитые повозки, машины. Впереди и сзади разрывались бомбы. Всю дорогу не прекращались налеты.
Нас остановили на погранзаставе. Я сошла с машины.
- Куда едете? В город нельзя.
- Еду за ранеными из нашего полка.
- Поворачивайте обратно, - приказал пограничник-лейтенант. - Во Львове немцы.
"Нужно его обмануть, иначе не пустит", - решила я и, притворившись очень испуганной, сказала:
- Неужели?! Значит, не поедем. Только здесь развернуться нельзя. Мы проедем вон до того перекрестка и там повернем.
Пограничник поверил. Сев в кабину, я сказала шоферу:
- Полный вперед!
Евдокимов встревоженно спросил:
- Что сказали на заставе? - Из-за шума мотора ему не был слышен наш разговор.
- Сказали, что еще можно проехать, но нужно побыстрей.
Евдокимов дал полный вперед. Мне показалось, что я слышу выстрелы. Действительно, с погранзаставы стреляли по нашей машине, вероятно решив, что мы сдаемся врагу.
Навстречу нам двигался поток беженцев. Я остановила машину и спросила, можно ли проехать в город. На меня смотрели с ужасом:
- Что вы! В городе немцы!..
- Везде?
- Клепаровский вокзал и улица Первого мая заняты, а при въезде, возле Киевского, шныряет разведка, - объяснил какой-то паренек.
- Они расстреливают уходящих из города, - закричала женщина, державшая на руках двоих ребят.
Я решила, что мы успеем домчаться до госпиталя. Он стоит недалеко от Киевского шоссе.
- Поедем, - повернулась я к шоферу.
Но Евдокимов заупрямился:
- Куда? Врагу в лапы?
- Если ты свернешь в сторону и не будешь выполнять моих приказаний, то… Действуй, как приказал командир полка!
- Вот баба! - покачал он головой и нажал на педали.
Мы стремительно влетели в город. Улицы были безлюдны, повсюду валялись изуродованные тела убитых. Горели заводы, склады, жилые дома.
"Въехали, а сумеем ли выехать? - мелькнула тревожная мысль. - Добраться бы только до госпиталя. А если не удастся, то…"
Надвинула каску плотнее на уши. Вынув из пистолета обойму, проверила тяжелые поблескивающие патроны.
"Буду драться до последнего… Не забыть бы оставить для себя патрон. Да и Гришу живого фашистам не отдам".
Город окутала напряженная тревожная тишина. Казалось, что за каждым домом, за каждым углом притаился враг…
Наконец перед нами госпиталь. Ворота открыты. На высоком крыльце, глядя в нашу сторону, стоят несколько человек в белых халатах. "Ждут, когда мы приедем за ранеными", - подумала я. Но когда я, возбужденная, взбежала на крыльцо, почему-то на лицах ожидавших появилось удивление. Один из стоящих громко и торжествующе рассмеялся.
- В чем дело? - спросила я. - По-моему, сейчас не до смеха. Я приехала за оставшимися ранеными. Помогите их быстрее погрузить!
Я кивнула на стоявшие у дверей носилки.
- Вы что, не слышите? Помогите же вынести раненых!
Люди в белых халатах, отворачиваясь от меня, продолжали молчать. А тот, который рассмеялся при моем появлении, выступил вперед и ехидно проговорил:
- Нет, паненка, вы вже тут не господари! Раненых мы вам не дадим. - Он выпрямился, поднял руку и крикнул: - Хай живе Гитлер и самостийна Вкраина!..
"Националисты… Предатели", - поняла я.
Кровь хлынула мне в голову, я вскинула пистолет и нажала курок. Судорожно дернувшись, предатель рухнул на ступени.
Я отшатнулась, растерянно глядя на убитого мной человека.
От неожиданности оцепенели и остальные.
Встревоженный выстрелами Евдокимов выскочил из кабины с автоматом наперевес:
- Стой! Руки вверх!..
Стоявшие на крыльце подняли руки. Из помещения выбегали врачи и сестры.
- Правильно сделали! Он националист и ждал фашистов, - кивнул в сторону убитого знакомый мне врач, тот самый, который вчера распорядился забрать Гришу в операционную. - Надо немедленно грузить раненых, - он указал подошедшим врачам на сваленные у дверей носилки и кинулся в здание.
- Иди за ними, - сказала я Евдокимову. - Найди Жернева!
Как только шофер скрылся в дверях, оставшиеся на крыльце зашумели, стали о чем-то переговариваться. Я заметила настороженный, злобный взгляд одного из них.
Оглянулась. Я одна, а их пятеро. Шум усиливался. Казалось, сейчас бросятся на меня. А стрелять больше нельзя, можно привлечь внимание с улицы, там шныряет вражеская разведка.
"Надо припугнуть их". Я подняла пистолет и взмахнула гранатой:
- Руки вверх!
Подняли руки, замолчали.
- Если кто шелохнется - брошу гранату! - пригрозила я.
И вдруг, холодея от ужаса, вспомнила, что граната не заряжена, запал лежит в карманчике гимнастерки… Если они заметят, поймут. А заряжать быстро я не умею…
Те, на крыльце, стояли притихшие, лица у них были растерянные, и это снова придало мне уверенности.
- Паненка, - взмолилась перепуганная женщина в белой косынке, - у меня дома диты, не убивайте, паненка!
- Что же вы стоите здесь? - сказала я. - Почему не помогаете выносить раненых?
В это время вынесли на носилках Жернева.
- Тамара? - слабым голосом спросил он.
- Да, Гриша, это я!
На крыльцо выползали и выходили, поддерживая друг друга, раненые. Некоторые из них, заметив убитого, ругались:
- Гады! Хотели отдать нас фашистам.
- Всех забрать! - приказала я шоферу. - Чтобы ни один раненый не остался.
- Не поместятся, - пробурчал Евдокимов, но снова пошел с врачом в здание.
Машина была загружена, некоторые врачи стали просить не оставлять их.
- Кто с нами - садитесь! - сказала я, прыгая на ходу на подножку машины.
- Мы еще вернемся! - крикнула я оставшимся на крыльце, погрозив гранатой.
Машина выехала из ворот. Навстречу шли двое мужчин в гражданских костюмах с автоматами наперевес. Это были немецкие разведчики. Нашу машину они, видимо, приняли сначала за свою санитарную, но когда мы проскочили мимо, сзади раздалась автоматная очередь. Мы свернули за угол.
По красному, напряженному лицу Евдокимова лился пот, большие руки судорожно сжимали руль. Машина подпрыгивала на развороченной мостовой, раненые кричали и ругались, кто-то из них стучал кулаком по кабине, требуя не гнать так, потому что быстрая езда причиняла людям боль.
Киевское шоссе было уже недалеко. Вдруг засвистели пули, в ветровом стекле появились две круглые дырочки. Я не могла понять, откуда стреляли. Приготовила гранату.
Позади что-то трещало, раненые кричали еще громче. Я выглянула - никого нет. В следующую секунду вскрикнул и застонал Евдокимов. Гимнастерка на его плече заалела.
- Ранило, - скривившись, сказал он.
- Крепись?.. Можешь? - спросила я и с надеждой посмотрела на шофера.
Ветровое стекло снова пробила пуля. "Откуда же стреляют?" И тут увидела: слева нас догоняет мотоциклист. Сорвала с гранаты предохранитель и, открыв дверцу кабины, швырнула гранату. Когда дым рассеялся, мотоциклиста за нами не было.
Мы выскочили на Киевское шоссе.
На пятом километре от города остановились и увидели, что двое раненых убито, а львовский врач ранен.
Но надо было двигаться дальше. Доехали до погранзаставы. Пограничники меня узнали и хотели задержать. Раненые возмутились:
- Этим людям надо спасибо сказать. Они вывезли нас из города!..
Подошел лейтенант-пограничник и, разобравшись, в чем дело, пропустил машину.
Под городом Злочевом мы догнали свою санитарную часть.
К машине подбежала Нилова:
- Привезла?! Я так волновалась. Ну молодец!
- Не совсем, двоих не довезла, - ответила я, открывая дверцу санитарной машины.
Заглянув в машину, Нилова приказала:
- Скорее вези в Тернополь. Оттуда сегодня отправляют санитарный поезд.
Я вскочила в кабину, крикнув шоферу:
- Поехали!
И опять нас бомбили почти всю дорогу. В Тернополь мы добрались только к вечеру. Сдав раненых, я проводила мужа до вагона. Гриша стал уговаривать меня ехать с ним.
- Буду беспокоиться о тебе, Тамара. Я, наверное, останусь калекой, мне тяжело будет одному. Поедем, ты будешь работать в госпитале, в который меня положат.
С забинтованным лицом, лишенный зрения, неподвижный, лежал он передо мной. В моей душе происходила борьба. Как отпустить его одного в таком состоянии? Выдержит ли?
- Что же ты молчишь, Тамара? Ты здесь?.. - он шарил по одеялу, ища мою руку.
- Я здесь, Гриша…
- Поедем вместе, Тамара! Не бросай меня!
Слезы душили меня, но я возразила:
- Я здоровая и поеду в тыл? Нет, не могу.
Хотела еще многое сказать, но не находила слов. Твердо произнесла:
- Останусь на передовой. Прости меня. Пиши, пиши мне обязательно…
- А куда же писать?
Полевой почты еще не было, и я задумалась.
- Пиши в Тернополь, на главную почту.
Загудел паровоз. Я поцеловала мужа в забинтованную голову. На минуту показалось, что я готова изменить решение и поехать с Гришей, но чувство долга перед Родиной и товарищами остановило меня.
Поезд тронулся. Я спрыгнула на ходу. Перед глазами на вагонах быстро мелькали белые, круги с красными крестами. Слезы текли по моим щекам. Побрела, не видя ничего, не зная, куда и зачем иду.