В присутствии комиссара муж чувствовал себя неловко, но говорил резко, продолжая настаивать, чтобы я эвакуировалась. Я почувствовала облегчение, когда наш разговор прервал начальник штаба.
- Сычева, - протянул он мне листок бумаги, - пойдите с этой девушкой, - он кивнул на пионервожатую, - к начальнику санитарной службы полка, капитану Ниловой, и отдайте ей эту записку.
- Я иду в ту сторону, могу вас проводить, - сказал стоявший неподалеку старший лейтенант, адъютант командира полка.
Муж понял, что вопрос уже решен, и, нахмурившись, отошел.
По дороге мы с вожатой спросили адъютанта:
- Что, у вас начальник санитарной службы - женщина?
- Да, - отвечал старший лейтенант. - Боевая девушка, хороший товарищ. Недавно мы ее принимали в члены партии… - И, помолчав, продолжал: - Уже на финском фронте побывала и на Хасане. К нам пришла начальником санслужбы. Она молодец дивчина, вам будет у кого поучиться… Вначале приняли ее по старинке, как обычно в армии принимают женщин-командиров, - с иронической улыбкой. Командир полка даже выражал недовольство, что прислали женщину начальником санслужбы. Но скоро все поняли, что девушка деловая. До ее прихода санчасть у нас на зимних квартирах находилась в темном углу под лестницей. Ей это не понравилось, и она отобрала комнату батальонного комиссара. - Лейтенант усмехнулся. - А у командира полка забрала из кабинета мягкий диван. "В санчасти, говорит, больным диван нужен больше, чем командиру полка, у которого подчиненные больше стоят по команде "смирно".
- Молодец! - восхищенно сказала пионервожатая.
- А бойцы ей подчиняются? - спросила я.
- О, еще как! Недавно она даже офицера, поставила по стойке "смирно" и скомандовала "Кругом марш!" за то, что он при подчиненных назвал ее Сашенькой… Авторитет у бойцов - это основное для женщины-командира. Нилова в полку сколотила такой стационар, как ни в одной санчасти нашей дивизии. Всех бойцов с медицинским образованием забрала в санчасть.
В душе я завидовала этой еще незнакомой мне девушке-командиру.
Будет ли от меня польза на фронте? Этот вопрос меня очень волновал.
Обогнув большой массив старого соснового леса, мы вышли на опушку, покрытую кустарником. Под соснами стояли замаскированные ветками маленькие и большие пушки, высокие зенитки и приземистые пулеметы "максимы". Возле них с озабоченными лицами возились бойцы. Одни чистили орудия, другие выгружали из машин ящики со снарядами.
Вокруг полевой кухни толпились бойцы, гремя котелками.
- Товарищи! Первый фронтовой борщ! - стоя на подножке и размахивая огромным черпаком, кричал повар в белом колпаке и переднике.
Старший лейтенант, показав нам, как пройти в санчасть, свернул влево.
- Наверно, здесь, - проговорила моя спутница, когда мы, перейдя кювет, увидели спрятавшуюся в зарослях санитарную машину.
Под кустами лежало несколько носилок, на одних, прикрыв лицо пилоткой, спал боец в замасленной гимнастерке. Тут же, недалеко от машины, о чем-то тихо разговаривая, на корточках сидели два санитара и складывали в большой зеленый ящик бинты и пакеты. Чуть в стороне, под кустом, расположилась девушка в гимнастерке. На петлицах у нее поблескивали знаки отличия капитана медслужбы. Она перебирала и укладывала в санитарную сумку какие-то пузырьки и коробочки.
- Наверное, она!
- Не может быть: слишком молода…
В это время один из сидевших у ящика санитаров обратился к девушке:
- Товарищ начальник, все уложено. Разрешите будить Евдокимова и грузиться?
- Нет, шофер пусть пока отдыхает, - распорядилась Нилова тоном, не допускающим возражений.
- Строгая, - шепнула я пионервожатой.
Нилова повернулась и, увидев нас, удивленно приподняла брови:
- Это еще что за войска?
- Мы… мы из штаба, - смущенно ответила пионервожатая.
- Вот записка, - подала я бумажку.
Пока Нилова читала записку, я рассматривала ее синие, с длинными ресницами глаза, каштановые прямые волосы, собранные под берет с красной звездой.
Приветливо улыбаясь, Нилова сказала:
- Очень хорошо. Нам нужны помощники. Но, девушки, у нас будет трудно. В подразделениях, возможно, и без сна придется работать. Война. Вы понимаете, что это такое?
- Понимаем, - в один голос ответили мы.
Проинструктировав и снабдив санитарными сумками, Нилова повела нас в батальоны, находившиеся поблизости.
- Пока будете здесь, а потом ты… Сычева, перейдешь на батарею, там нужен санитар.
Так 22 июня 1941 года началась моя служба в армии…
III
Внезапно, без объявления войны, напав на нашу страну, гитлеровцы в первый же день встретили упорное сопротивление. Советские пограничники вместе с регулярными войсками, в их числе и наша часть, стойко сдерживали натиск врага, рвущегося к городу.
Но и в тылу, за сто километров от фронта, с первого же дня войны пришлось вести борьбу с диверсантами из пятой колонны - украинскими буржуазными националистами… Еще до прихода немцев они старались захватить Львов в свои грязные руки. За это Гитлер пообещал им "самостийну" Украину.
Местные жители хорошо знали бандитов из пятой колонны Абвера, от которых в 1939 году их спасла Красная Армия. Сразу же были организованы отряды добровольцев, чтобы защищать от абверовцев город.
Эти предатели не щадили ни женщин, ни детей, ни санитарные машины с ранеными. Вооруженные пулеметами, автоматами и гранатами, они прятались на чердаках, колокольнях и в пустых квартирах. Открывали стрельбу по мирному населению, создавали панику в тылу.
На охрану города в первый день войны был брошен и наш батальон. Перед нами была поставлена задача: помочь добровольческим отрядам местных жителей уничтожить фашистских наймитов.
Мы въезжали в город по улице Жовкевской, на которой я жила. В нашей квартире, на втором этаже, окна и двери на балкон были распахнуты. Видимо, и тут побывали бандиты. "Вещи, конечно, уже не удастся спасти", - подумала я, но через минуту это уже не волновало…
На улице Зофии нас обстреляли. Откуда-то строчили пулеметы и автоматы. Наши бойцы открыли ответный огонь. В ушах звенело; казалось, что стреляют по мне. Не в силах сдержать гнетущего чувства страха, отбежала от машины и залегла у стены дома. "Ну конечно, сейчас убьют!" - промелькнула мысль. Некоторое время не решалась даже приподняться, посмотреть вокруг. Неожиданно что-то сильно ударило по голове, даже в глазах сверкнуло. "Все! Навоевалась…" Но, опомнившись, увидела, что на мою каску упал большой кусок штукатурки. Стало очень стыдно, - все бойцы на месте, я одна струсила. Поднялась и стала внимательно следить, откуда стреляют.
Из дома напротив, спрятавшись за занавеской, кто-то строчил по нашим людям. Я не помня себя выхватила автомат из рук раненого бойца и весь диск выпустила в окно. Грузное тело в черном пиджаке свалилось на подоконник, а потом медленно сползло в комнату. Я не отрывала глаз от окна: казалось, черный пиджак покажется снова.
Страх уходил, постепенно привыкала к грохоту боя, но по телу все еще пробегала неприятная дрожь. Закусив губы, трясущимися руками я стала перевязывать раненых. Подбежал боец.
- Сестра, командира ранило! Перевяжи скорее…
Раненый оказался товарищем моего мужа. Он с трудом открыл помутневшие глаза и прошептал пересохшими губами:
- Документы отправь домой…
Стараясь скрыть слезы и растерянность, я стала рыться в своей санитарной сумке. Неуклюже приложила большой перевязочный пакет к зияющей в боку ране и начала перевязывать почти безжизненное тело командира.
Потом мне сказали, что по дороге в госпиталь он умер.
На одной из улиц мы увидели толпу, окружившую машину с пойманными бандитами. Преступники, несколько человек, лежали в кузове, связанные по рукам и ногам. Они злобно поглядывали на окружавших их людей.
В ногах у преступников лежало несколько немецких автоматов и пулеметов.
- Из цих инструментов воны и строчилы по цей вулице. Скилько людей, гады, положили! - сказал из толпы пожилой мужчина.
- От на той колокольне воны сидели, - пояснил молодой парень.
- Отойдите, товарищи, отойдите, - обращался к людям боец с автоматом наперевес. - Разойдитесь.
Но толпа все плотнее окружала машину.
- На месте разбойников расстрелять! Ще з ими панькаются, возят на машине! - возмущенно крикнули в толпе.
Неизвестно, чем бы все это кончилось, но машина тронулась. Люди посылали ей вслед проклятия.
К вечеру из числа жителей были организованы патрули, они дежурили у ворот и парадных по всему городу, следили, чтобы никто чужой не проник в дом.
С наступлением ночи стрельба утихла, и наше подразделение, выделив патруль для ночной охраны города, расположилось на ночлег среди декоративной зелени Стрыйского парка.
Впервые мне пришлось спать под открытым небом. Устроилась под деревом, но, переполненная впечатлениями первого боя, долго не могла уснуть. Лишь к утру, съежившись, положила кулак под голову и забылась.
На следующий день мы возвратились в дивизию, она стояла во второй линии обороны. Тем, кто сражался во Львове, дали отдохнуть до утра, а меня перевели на батарею противотанковых пушек, находившуюся по соседству со взводом мужа.
Вечером меня разыскал муж.
Обоим хотелось помириться. Мы сели в сторонке, открыли банку консервов и стали закусывать.
- Ну, какая от тебя польза на фронте? - снова начал убеждать меня Гриша. - Что ты сможешь здесь делать?
Я ему рассказала, что вчера уже принесла пользу - убила автоматчика на улице Зофии и перевязала нескольких раненых.