- И раненого потянула за собой. И вдруг вместе с грохотом гусениц на нас навалилась земля. Стало темно. Видимо, снова стали бомбить, все вокруг сотрясалось. С каждым взрывом нас все больше вдавливало в землю. Раненый стонал. А у меня грудь и поясница невыносимо болели. Почувствовала, что задыхаюсь. Открыла рот, чтобы набрать воздуха, но он наполнился землей, и закрыть его я уже не смогла… Боец вздохнул в последний раз и вытянулся. Мне казалось, что сердце у меня вот-вот разорвется… В глазах завертелись круги, начало тошнить. Ну, думаю, все. Прощай, жизнь! - почти крикнула Саша и от воспоминаний даже побледнела.
Я молча схватила ее за руку. Опомнившись, она перевела дыхание.
- Тут я потеряла сознание.
- Как же ты выжила, Саша? - прошептала я.
- Фельдшер Гусев искусственным дыханием в себя привел. Вчера проведали меня наши и рассказали, как отрывали… Говорят, танк прошел по траншее и развернулся на ней.
- Наверно, заметил вас.
- Да. Ну, а теперь еще поживем, значит! - улыбнувшись, бодро сказала Саша.
Через несколько дней Нилова снова пришла ко мне и весело сообщила:
- Завтра уезжаю в полк.
- Я тоже хочу в часть, - заволновалась я.
- Нет, ты не торопись, Тамара. Наши все равно на отдыхе, тебе там нечего делать. Вылечись как следует.
- Мне за это время надо пушку изучить, - возражала я.
- Да, Тамара, что я узнала, - перевела она разговор, - оказывается, наших тяжело раненных офицеров эвакуировали недалеко. Я думаю, что и твой Гриша где-нибудь поблизости. Когда выпишешься, я тебе дам отпуск на несколько дней, ты пройди по ближайшим госпиталям и поищи его.
На другой день Саша уехала, а меня не покидала подсказанная ею мысль - разыскать Гришу. С этого дня в палате я стала самой дисциплинированной, выполняла все указания врачей, чтобы скорее выписаться и начать розыски мужа.
Несколько раз я просила лечащего врача выписать меня, но моей просьбы не удовлетворили, пока я не окрепла полностью.
Девушки-практикантки, заканчивающие курсы медсестер, заботливо и любовно ухаживали за ранеными. После дежурства они часто окружали мою койку и просили рассказать о боях, в которых я участвовала. Расспрашивали они и о Саше Ниловой, восхищались ее мужеством и твердостью характера. Каждая из них мечтала быть похожей на Сашу.
После отъезда Ниловой мне еще дней десять пришлось лечиться, но однажды во время обхода, весело хлопнув меня по плечу, врач сказал:
- Завтра можно выписываться в часть.
VII
Ясный летний день был для меня особенно радостным - ведь в моем воображении он предвещал встречу с Гришей.
С утра я бодро шагала по узким и пыльным улицам Прилук. Даже кирзовые солдатские сапоги не казались мне сегодня такими тяжелыми, как обычно. Смущала стриженная под машинку голова, но, убедившись, что никто не обращает на это внимания, я успокоилась.
"Хорошо сейчас в Крыму, на берегу моря, - думала я. - Если бы не война, отдыхали бы мы сейчас с Гришей на юге…"
Мои мысли прервал громкий голос диктора из висевшего на площади репродуктора:
- Граждане, воздушная тревога! Воздушная тревога!
Его голос заглушили частая трескотня зениток и рев пикирующих самолетов. Прохожие шарахнулись во дворы и бомбоубежища.
Я бросилась на землю под стенку большого дома.
…Солнце уже садилось, когда я, утомленная неудачами, с подавленным настроением входила в последний прилукский госпиталь. Присматриваясь к раненым, со страхом думала: "А вдруг и здесь его не окажется?" Опасения мои сбылись.
- Такого у нас нет, - сухо ответила сестра.
Слезы подступили к горлу. Я присела на скамью у самого крыльца, на котором сидели раненые. Один из них подошел ближе и, заглядывая мне в лицо, сказал:
- Вы не лейтенанта Жернева жена?
Раненый оказался бойцом Жернева. Успокаивая меня, он рассказал, что Жернева отправили дальше, в Киев, надо искать там. Новая надежда подбодрила меня, и я решила отправиться в Киев на поиски мужа.
Красавец Киев подвергался разрушительным бомбардировкам. Население и крупные производства в основном были эвакуированы. По улицам шагали колонны будущих ополченцев.
Трамваи не ходили, и мне пришлось исколесить весь город пешком в поисках госпиталей. На третий день я уже с трудом передвигала ноги. В госпитале, расположенном в Киево-Печерской лавре, спросила у дежурной сестры:
- Лейтенант Жернев Григорий Васильевич лежит у вас?
- Такого нет, - закрывая толстый журнал, ответила она.
Раненые, заходившие к сестре, стали расспрашивать, откуда я, из какой части, где воевала. Подошел человек с перевязанной рукой и забинтованной головой.
- Тамара, это ты? Ты жива? - обрадованно спросил он.
Это был политрук из нашей дивизии. Он знал меня еще до войны. Я вывезла его в числе других раненых из львовского госпиталя.
- Вы не знаете, где мой муж? - сразу же вырвалось у меня.
- Его отправили дальше, кажется в Нежин. А ты откуда? Тоже из госпиталя? - рассматривал он мою измазанную "зеленкой" стриженую голову.
Я рассказала о себе, о том, что вот уже второй день в поисках Гриши блуждаю по киевским госпиталям.
- Так он в Нежине? - спросила я с надеждой.
- Да, наверное, - ответил политрук. - Ты, может быть, голодна? Ты очень изменилась, похудела. Тебя не узнать… Подожди, я сейчас приду.
Он вышел и через несколько минут принес кусок хлеба с маслом и сахар.
- На, поешь, осталось от ужина.
Я с жадностью набросилась на еду. А ведь в моем вещевом мешке где-то лежал продпаек. Просто не было времени поесть.
Рано утром я была в Нежине. Госпиталей здесь было, как мне показалось, не меньше, чем в Киеве. Одно облегчало задачу: они находились неподалеку друг от друга. И я была твердо уверена, что в одном из них найду Гришу.
Однако безрезультатно обошла три госпиталя. Зашла в четвертый.
- Скажите, у вас лежит раненый Жернев?
- Жернев лежит, - ответила дежурная сестра.
От радости я онемела.
- У него было черепное ранение и ожоги глаз, - объяснила дежурная.
- Он видит?
- Конечно. Он совсем уже поправился, - поспешила успокоить сестра, - должен выписаться на днях. Сейчас пойду узнаю, где он.
Как я обрадовалась! Нашла! Нашла здорового. Значит, вместе поедем в часть. Вернулась сестра.
- Простите, я не знала… - смущенно сказала она, - я только что приняла дежурство… Жернев, оказывается, вчера выписался.
У меня упало сердце.
- Куда его направили?
- Выбыл в распоряжение военкомата, узнайте там.
Каждый попадавшийся навстречу командир издали казался мне Жерневым. "Если он вчера выписался из госпиталя, то сегодня должен быть еще в городе". Меня не оставляла надежда увидеть мужа. Но в военкомате мне сказали:
- Лейтенант Жернев был вчера и вчера же получил направление в часть.
- В какую?
- Направляем в близстоящие части.
Вышла из военкомата. Хотелось плакать, чувствовала себя плохо. Давали себя знать последствия контузии. Часто присаживалась, чтобы передохнуть. Но решила продолжать поиски. Пошла по частям. Меня долго расспрашивали, откуда я, проверяли документы, а потом советовали, где еще искать. Кормили, успокаивали, но никто не мог сказать, где Жернев. К вечеру, совсем измученная, добралась до гостиницы. Утром снова зашла в военкомат и нашумела там, говоря, что должны записывать, куда направляют командиров. Дежурный сказал мне:
- Вы тут ищете его, а он, может быть, уже в вашей части.
Это предположение меня обрадовало. Действительно, Гриша скорее всего направился в свою часть. Я вышла на шоссе…
Машины ходили груженные боеприпасами, и шоферы не брали меня. Показалась легковая машина. Я рискнула: "Дай проголосую. Может быть, возьмет". Машина остановилась. Дверцу открыл пожилой полковник с большими седыми усами. "Вот сейчас он задаст мне". Полковник ждал, что я скажу, а я стояла и испуганно смотрела на него. Прервав неловкое молчание, полковник ласково спросил:
- Вам, товарищ боец, подъехать надо?
- Да.
- Садитесь.
Усадил рядом с собой. Попросил документы и, прочитав отпускной билет, удивленно посмотрел на меня:
- Вы женщина?
- Да.
- Почему же вы острижены?
- В госпитале остригли…
Полковник так приветливо разговаривал со мной, что я начала рассказывать ему о муже и расплакалась.
- Вот так боец! - засмеялся он.
Стал было успокаивать меня, а потом откинулся на сиденье и долго молчал: пусть, мол, выплачется.
Наплакавшись вдоволь, я утихла.
Мы ехали по грунтовой дороге. Машина то и дело подпрыгивала на ухабах. Нам часто приходилось объезжать двигающиеся колоннами подводы, груженные зерном. Каждая подвода была замаскирована зелеными ветками. На передней мы увидели прибитый к борту плакат: "Все для фронта, все для победы!"
На полях кипела работа: шел обмолот убранных хлебов, чистка и просушка зерна. То там, то тут мелькали белые косынки колхозниц.
Полковник сказал:
- Ваш муж, возможно, из военкомата получил направление в штаб фронта. Я заеду в Прилуки, а оттуда направлюсь в штаб фронта. Поедемте со мной, там вы скорее разыщете мужа.
В Прилуках он сошел у какого-то здания, а мне велел ждать его в машине. Прошло много времени. Полковника не было. Я подумала: "Зачем ехать еще куда-то, когда Гриша, возможно, уже в своей части. Отпуск кончается, наши могут вступить в бой, а я буду разъезжать".
Я сказала шоферу:
- Передайте, пожалуйста, полковнику, что я благодарна ему, но раздумала ехать в штаб фронта. Муж, может быть, уже в части, поеду туда.