* * *
Джалез, мятежная столица провинции Вардак, нашими войсками сегодня, похоже, взята не будет. На подступах к городу, в ущелье Санглах, в засаду попала разведрота 180-го мотострелкового полка. "Духи" дали бээмпэшкам войти в узкое ущелье и разом ударили с двух сторон. Бой шел четыре часа, разведчики пытались отойти под прикрытием брони, их несколько километров провожали перекрестным кинжальным огнем. Старший лейтенант Олег Монастырев, тяжело раненный, командовал боем.
Мы были в это время рядом, километрах в трех. Как раз садились на "броню", чтобы направиться в этот самый Санглах. Пленный клялся, что там, в ущелье, он покажет склады с оружием, и мы уже почти поверили ему, когда мимо нас на полном ходу прошли бээмпэшки разведчиков, вывозившие раненых. Водители гнали машины напролом, не разбирая дороги. Окровавленные, наспех перебинтованные парни лежали и сидели на "броне", схватившись за жерла пушек. Тридцать шесть человек, из которых выжить предстояло не всем.
Голосом Грекова ожила рация. Приказ роте: немедленно занять господствующие высоты в ущелье Санглах, чтобы моджахеды не смогли выйти в тыл отступающей пехоте и отрезать ее от основной группировки.
- У нас ни капли воды, нет провизии, люди раздеты, - доложил ротный.
- Об этом надо было думать раньше. Вы - спецназ. Выполняйте приказ, - отозвалась рация голосом Грекова.
Спецназ - войска "одноразового применения", объясняли мне ребята. Их дело - выполнить задачу за линией фронта, а уж вернешься ты обратно или нет, твое личное дело. Лучше, конечно, если вернешься… Между прочим, в спецназе только офицеры проходят специальную подготовку. В солдаты попадают самые обычные деревенские парни из России и Украины, до того в глаза не видавшие гор. Ну, может, гоняют их пожестче в учебке, чем всех прочих.
- Ты прости уж. Дальше наши дороги врозь, - сказал мне ротный. - До КП как-нибудь доберешься сам.
Рыжий прапорщик Витя Витюк, старшина роты специального назначения, весь день метался по командному пункту армии в трофейном "духовском" лифчике, испрашивая разрешения на подвоз боеприпасов и еды для парней, но безуспешно.
- Смотрите, дети! Щоб я за вас не волновался, - говорит, провожая ребят на операцию, этот добрый рыжий человек. "Маленькая пуля, как пчела, унесла товарища вчера" - это из стихотворения, которое романтичный прапорщик написал об афганской войне.
Когда рассвело, спецназ попросил ненадолго приостановить артиллерийский огонь, чтобы вынести раненых. За исключением этой передышки, в район ущелья Санглах весь день и всю ночь артиллерия била из всех стволов. Приказ Грекова был: сровнять с землей.
* * *
Наверное, всему виной была шелковица, которую мы лопали со спецназовцами прямо с дерева в кишлаке под Джалезом. Пару дней после этого я крепился в надежде, что все обойдется, но когда запасы туалетной бумаги и газет на командном пункте армии стали иссякать, а температура поднялась к сорока, я зашел в медпункт и был отправлен ближайшей "вертушкой" в кабульский инфекционный госпиталь. Сопротивляться было бесполезно: к тому времени я уже с трудом стоял на ногах.
- Амебиаз, сто процентов, - заверил меня после осмотра в госпитале забавный гражданский доктор из Харькова Саша Якимук, который, как выяснится позже, мечтает попасть на боевые действия и получить орден. - Михалъюрич, перед вами выбор: или вы ложитесь к нам на целых пять недель, и мы вас колем тем, что имеем. Второй вариант: сначала идете в дукан, покупаете индийское лекарство, а потом все равно ложитесь к нам, но мучения ваши закончатся раньше.
Я, разумеется, предпочел второй вариант.
Амебиаз - болезнь легионеров, о которой стало известно еще во времена колониальных походов англичан в Африку. Проистекает она так: невидимая глазу тварь - амеба - незаметно проникает с грязной водой в ваш организм и начинает хрумкать его потихоньку, пока не доберется до печени, которая ей нравится особенно. Чем здоровее печень, тем дольше вам остается жить.
О кабульском инфекционном госпитале не пишут в газетах, сюда не приезжают с концертами эстрадные звезды. Приземистые бараки стоят на отшибе, в самом дальнем конце взлетного поля кабульского аэродрома, на котором базируется вся авиация - и наша, и афганцев. Рев десятков взлетающих самолетов и вертолетов не смолкает даже ночью, и мелкая рыжая пыль, поднятая их винтами и двигателями, оседает на госпитальных бараках.
Госпиталь переполнен. Тиф и амебиаз косят тысячи человек ежегодно. По территории еле ходят солдаты в синих пижамах, у некоторых дефицит массы тела в десять - двенадцать килограммов. Но главный враг армии - это, конечно, гепатит. И хотя здесь в ходу тост "За красные глаза, которые не желтеют!", едва ли не треть контингента переболела гепатитом, который редко проходит бесследно. Переболели гепатитом и почти все врачи и сестрички кабульского инфекционного госпиталя.
Все основные работы здесь делают сами солдаты. Моют полы, меняют бутыли в капельницах, разносят обед. Кормят их - хуже не может быть.
- Может, - говорит мне солдатик в курилке. - У нас на заставе вообще только "сечка" - крошка пшеничной крупы. Зато на боевых действиях - как в ресторане! Там в сухпайке хотя бы мясные консервы, галеты, сгущенка. А на "точку" вернешься, снова утром и вечером "сечка", чтоб ее…
Весь "ограниченный контингент" тем временем обсуждает подробности из жизни двух привезенных из Союза коров, которые снабжают молоком представителя Генерального штаба генерала армии Варенникова: у него нелады со здоровьем.
Что мы за странный, не ставящий себя ни в грош народ? У нас достало всего, чтобы отправить этих парней умирать в афганских горах, - денег, мудрости, патронов и бомб. И даже вот "сечки" вдоволь - крошки пшеничной крупы.
Сегодня застрелился спокойный, обаятельный "начмед" центрального кабульского госпиталя, которого я знал. Говорят, он уже сдал должность, через два дня должен был возвращаться в Союз. Заперся у себя в кабинете, разложил перед собой фотографии семьи, написал им письмо. И - застрелился.
* * *
Наказ гражданского доктора Саши Якимука я, разумеется, выполнил. Прежде чем явиться с вещами в "инфекцию", купил и выпил рекомендованное мне индийское лекарство. Результат: чувствую я себя все хуже, почти ничего не ем уже четвертый день и у меня теперь совершенно черный язык!
Уже несколько дней подряд в моей палате повторяется одна и та же сцена. Входит очередной военный врач, я высовываю, что есть сил, мой черный язык, посетитель внимательно разглядывает его и озадаченно чешет затылок:
- М-да… Удивительно! Не нравится мне что-то ваш язык.
- Послушайте, мужики! - не выдерживаю я день на третий. - Может, мы все-таки найдем кого-нибудь, кому мой язык понравится? И кто будет знать, что со всем этим делать?
Привели немолодого полковника, профессора и все такое. Профессор посмотрел на мою многострадальную часть тела и озадаченно сказал:
- Вообще-то в моей практике такой случай однажды был. Язык тоже совершенно почернел. Но это, правда, было уже после смерти пациента…
Похоже, мне пора в Москву, в отпуск.
Июнь - июль 1987 г.
Третий семестр
Служебно-разыскная овчарка Рада каждое утро первой спускалась в котлован арматурного цеха - прежде чем туда ступали люди. Натренированная распознавать запах взрывчатки, она обнюхивала каждый метр высохшего бурого грунта, и там, где проходила Рада, можно было смело ставить табличку: "Проверено, мин нет".
В то сентябрьское утро, пройдя несколько метров по дну котлована, она села на землю. Не поверив собаке, ее проводник Виктор Романенко заставил Раду повторить весь путь. Собака снова остановилась в том же месте, преданно глядя в глаза хозяину: ей в таких случаях, она это знала точно, полагался сахар. Сомнений у Романенко теперь уже не оставалось.
Котлован арматурного цеха был заминирован.
Возможно, именно в это утро мама Сергея Меркулова получила от него очередное письмо. Уезжая, он заранее насочинял их целую пачку, якобы из Сибири, якобы из институтского стройотряда, и надежный товарищ теперь регулярно опускал письма в почтовый ящик. Это была святая сыновняя ложь. Узнай мать о том, что он снова в Афганистане, вызова "неотложки" не миновать. Его конспиративный план чуть было не пошел прахом в день прилета в Кабул, когда их, только что сошедших с трапа самолета, снимали для программы "Время". Быть может, впервые в жизни Сергей Меркулов, кавалер ордена Красной Звезды и медали "За боевые заслуги", спрятался тогда за спины товарищей: этот телесюжет для его мамы не предназначался.
На следующий день после ЧП в котловане строительный отряд "Дружба" вышел, как ни в чем не бывало, на работу. Фундамент арматурного цеха Кабульского домостроительного комбината - их основной объект, и останавливать работу из-за той мины никто не собирался. Только кто-то из них вспомнил старую армейскую шутку:
- "Дембель" в опасности! Меняю лопату на автомат.
Меняться, конечно, не стали бы, если бы и представилась такая возможность. В этом и была их идея: вернуться в Афганистан не с автоматами - с лопатами и мастерками в руках.
Их командир Сергей Чемезов рассказывал мне: идею пробивали тяжело. Уговаривали инстанции, обивали пороги. Их оппонентов в общем-то можно было понять: обстановка в Кабуле сложная, риск слишком велик, для обеспечения работы отряда потребуется охрана. Будет ли прок от такой работы, тем более что в Афганистане трудятся тысячи советских гражданских специалистов, их помощь стране огромна. Что тут возразишь?