И он уедет. Навсегда.
* * *
- Выходи из дома, карета сейчас будет подана, - быстро сказал Федька.
Марек посмотрел на будильник. Половина третьего. Самое время кататься в каретах.
Федька даже не ждал ответа - отключился.
Но если человек не спит в такое время, если пытался читать - но не получилось, пытался слушать музыку - но музыка впрок не пошла, пытался даже вымыть скопившуюся за четыре дня посуду, блин!..
Федькиному звонку предшествовала умная мысль - надо бы собраться и попросту нагулять сон. Дома он капризничает, но где-нибудь в шести кварталах от постели явится как миленький.
Почему бы и не Федька?
Сборы у Марека были недолгие - он спал в трусах и майке, эта майка никакими погодными условиями не объяснялась, просто так привык. Натянуть носки, штаны, сунуть ноги в сандалии с резинкой, которые никогда не расстегивались, - дело минуты. Ночь, и неизвестно, на сколько этот выход, а к утру похолодает. Он натянул братнюю сиреневую фуфайку, любимую, хлопковую, мягкую, в свое время она оказалась хорошей длины - прикрыла и задницу, и низ живота. Причесываться не имело смысла - очень коротко стриженные светлые волосы, чеши их не чеши, ложились все теми же завитками. Вторая минута ушла на собственно выход. К концу третьей Марек уже стоял на улице.
- Садись, - велел Федька.
- Куда едем?
- Водку пьянствовать и беспорядки нарушать.
Больше не было ни слова.
Ну, значит, такое будет сегодня снотворное.
Федька, не пристегнувшись и не дав Мареку на это ни секунды, гнал машину так, что ее на каждом крошечном сбое с прямой вскидывало и мотало. Марек ехал враспорку, чувствуя, что длины ног, кажется, не хватает, и сползая с сиденья. Федька же сидел за рулем, словно каменный.
Квартал, поворот, два квартала, поворот.
"Марокко"?.. Нет…
Пролетев пустой перекресток у "Марокко", кабриолет вкатил в тот самый двор, куда однажды удирала Аська. Там и встал. Фары погасли.
- Выходим, - распорядился Федька.
Марек вышел и стал ждать - что будет.
Федька прошел вперед, в полную темноту, и опустился на корточки.
- Жив, зараза? - спросил он, трогая что-то незримое.
Марек сделал два шага.
Продолговатое, темное… человек, что ли?..
- Так "Скорую" же нужно вызвать, - неуверенно предложил он.
- Никакой ему "Скорой", - все еще сидя на корточках, ответил Федька. И замолчал надолго, время от времени слегка прикасаясь к руке лежащего. - Не понять, - вдруг пожаловался он.
- Дыхание послушай.
Марек не знал, страх ли сделал его каменным столбом с гляделками, непонимание ли сути дела, а может, случилась допекавшая его прежде заторможенность, когда вместо решительных действий он только, сцепив пальцы, шевелил ими и тупо смотрел на это шевеление, бормоча какую-нибудь подходящую к случаю цитату из классики.
Вот он сказал "дыхание послушай", это были разумные слова, разумные слова в безумной ситуации.
Именно так он предложил Федьке удостовериться, что лежащий, которого он, Федька, скорее всего, и уложил, действительно мертв. А ведь следовало орать, вопить, искать пульс, спасать человеческую жизнь.
- Дыхание? Да ну его…
Федька поднялся - огромный в своем расхристанном светлом костюме.
- Еще его, суку, караулить… Пошли, посветишь.
Он достал в бардачке фонарь, сунул Мареку. Тот зажег.
- Не сейчас.
Они вернулись в полные потемки, туда, где между подвальным окном и глухой стеной лежал тот человек.
- Сюда свети.
Оказалось - Федька хотел убедиться, что не осталось следов. Он даже провел ладонями по асфальту вокруг тела, подобрал какую-то микроскопическую штуку и сунул себе в карман.
- Свет приглуши… Так.
Федька задумался, опустился на колени и подсунул руки под тело.
- Кретин… - проворчал он. Самому себе комплимент, понял Марек.
Способ оказался неподходящим. Федька встал над телом, взял его за руки, вздернул, тело село.
- Сзади подпихни, - велел Мареку.
Тут приглушенный луч уперся-таки в неживое лицо.
Осокин? Димка Осокин?
- За что ты его? - громко спросил Марек.
- Так это он и есть, наркодилер.
- Димка?
- Ну? Возьми под мышки. Так.
Нежное пятно света от фонарика пошло гулять по стенам, по окнам - это Марек, не выпуская его из кулака, обалдело пропустил руки под мышки Осокину и удерживал его, пока Федька, нагнувшись, не обнял тело и не взвалил себе на плечо.
- Фонарь погаси, идиот.
- Ага…
Марек соображал туго - не потому, что тугодум, а потому, что посторонние мысли лезли не к месту. Мешок с дровами, треугольно раззявленный, а сарайчик стоял возле этой самой стены, хотя умнее было иметь загородку в подвале, но из подвала лестница с высокими и неровными ступеньками, узкая и опасная; раззявленный на трех полешках мешок, куда быстро, споро, аккуратно ложатся другие полешки, и вот главное, с отстающей, толстой, сухой берестой. И бабка ждет, и песню поет про чайку над седой волной, и чайка смело пролетела, окунулась и вернулась, и сарайчик нужно, не опуская наземь мешка, одной рукой закрыть…
Нет же, нет, это не я хватался сейчас за тело, сказал себе Марек, а если за тело - то за какое-то совсем постороннее, вроде тех кур, которых вместе с бабкой приносил с рынка…
Димка, мачо Димка, которому даже завидовать позорно, такой это был сделанный мачо, к которому ревновать - чушь собачья, Димка, это ты? Димка Осокин, тут никакой ошибки нет? Ты - Осокин?
Тело, ты чье?
Не отзывается - так, может быть, и не Димка?
Но ведь и вопрос вслух не задан.
Или эти вопросы вслух не задают?
- Придержи, - велел Федька.
Он хотел сгрузить тело в багажник. А потом?
Свалили, уложили. Багажник закрыли. А потом?
Куда?
- Пойди, посмотри - что там на улице, - опять не попросил, а велел Федька.
Теперь Марек наконец понял - он хочет вывезти осокинское тело за город и скинуть где-нибудь в канаве. Но он благоразумно не хочет светиться.
- Чем это ты его?
- Не твое дело.
Марек вышел на улицу, все еще туго соображая, прошел в сторону "Марокко". Кабриолет у Федьки приметный, если заметят, как он тут маневрирует, и увяжут это с исчезновением Осокина…
А может, Осокин вовсе и не исчез? Тело - само по себе, а Димка Осокин - сам по себе? И есть же еще один шанс из тысячи за случайное, мгновенное и потому случайное сходство.
Несколько секунд веры в этот шанс оставалось Мареку - и он бездумно растягивал секунды своей мнимой непричастности к убийству. Ведь и крови, кажется, не было, и язык не вывалился, приметы смерти отсутствовали… может, не смерть, что-то иное?..
А возле "Марокко" уже тусовался народ. Продышаться вышел.
Марека заметили.
Он пошел к клубу вразвалочку, за многие годы блистательно научившись в этой развалочке прятать хромоту.
- Гуляешь? - спросила Ксюшка. - Ты Федьку с Димкой не видел?
- Нет, а что?
Ксюшка была встревожена и нетерпелива. Огромные, обмазанные черным, облепленные блестками глаза уже не походили на человеческие.
- Ушли - и с концами. Мне Димка нужен.
- Он тебе ничего не обещал?
- Обеща-ал… - протянула Ксюшка. - Мало ли что он мне обещал. Тс!..
Марек принял сигнал и тут же понял, от кого нужно было скрывать тайну, - подошел папик Леонтьев. Тот, кого Аська сгоряча бросила ради Федьки, а потом несколько раз пыталась вернуться.
- Поехали, что ли? - спросил папик.
- Нет, я тут еще побуду.
- Как знаешь.
Папик Леонтьев, плотный, круглолицый, пузатенький, на голову ниже дылды Ксюшки, смотрел на Марека с вопросом, и вопрос этот звучал так: ну, вы что-то там сказали друг другу, больше вам говорить не о чем, и когда же ты уберешься?
- Ты иди, я сейчас, - сказала Ксюшка своему спонсору. - Говорю же - сейчас!
Папик отступил к входу.
- Увидишь Димку с Федькой - скажи Димке, что я тут только ради него торчу, как хрен на насесте.
- Федька, по-моему, куда-то Аську повез. Я кабриолет там, на проспекте, видел, - сообразив, что убийце понадобится алиби, сморозил Марек.
- Федькин? Так Аська же тут!
- Ну, не Аську, мало ли кого он снял.
- А когда?
- Ну, четверть часа назад, наверное, откуда я знаю… - Марек понятия не имел, как бы правильнее соврать.
- Так Димка давно уже должен вернуться!
Ксюшка сильно беспокоилась.
- Иди в клуб, - посоветовал Марек. - Прохладно уже, а ты вот…
Он имел в виду полупрозрачное, совсем никакое платье Ксюшки. Однако с рукавами.
- Нет, я его здесь дождусь.
Она - Марек вдруг понял - что-то сжимала в кулачке. И сказать, что тут к ней прицепится какая-то шваль, Марек не мог - у входа кучковались три пары своих, курили, трепались.
Отсюда прекрасно просматривалась улица, куда должен был выехать кабриолет.
- Пойду, - сказал Марек. - Хочу дойти до старой водокачки.
- И не лень тебе ночью переться к старой водокачке? - удивилась Ксюшка.
Марек пожал плечами.
Его не в первый уже раз принимали за сумасшедшего.
- Увижу Димку - скажу, что ты его ждешь.
- На водокачке, что ли?
- Ну…
Марек развернулся и побрел прочь.
Шел впритык к стенке. Хотя даже если Ксюшка увидит, что он сворачивает во двор? Отлить, блин, надо!
Во двор скользнул ужиком.
- Что там? - спросил Федька.