Проклов вытаращил на него глаза.
- Сибариты? Это что, алкоголики, что ли? Я такого слова не знаю, - заметил он.
- Сибариты - это значит склонные к праздности люди, - перевел я Проклову трудное для него слово.
Проклов усмехнулся.
- Да какие мы, к черту, праздные люди, товарищ подполковник, - с укором посмотрел он на своего прямого начальника. - Мы - волки войны. А водка - это так, профилактическое мероприятие. Вечером смазал - утром поехал. Как тот двигатель внутреннего сгорания.
Проклов говорил истину, и офицеры крякнули удовлетворенно.
- Ну что, Паша, молчишь? Давай, говори про здешних олигархов, а мы послушаем, - снова тормошит Есаулова Макаров.
- А что о них говорить? Сволочи они все, - закуривая сигарету, отвечает начальник разведки.
Я усмехнулся.
- Сегодня вообще трудно найти хороших людей, - говорю.
Есаулов как-то странно посмотрел на меня.
- А себя ты к каким людям относишь? - спросил он меня.
- Наверное, тоже к плохим, - отвечаю ему. - Если бы я был хорошим, от меня бы не ушла жена.
- Блядь она, вот кто! Была бы доброй бабой - разве бы ушла? - резюмировал Проклов.
Я вспыхнул.
- Не смейте так говорить о человеке! - зарычал я. - Вы же не знаете ее…
- Ее, может, и не знаю, знаю других. А их сегодня навалом, - говорит Проклов. - Предают мужиков на каждом шагу. Особенно нашему брату, офицеру, достается. Мы ведь нищие, всю жизнь то в командировках, то на полигонах. Теперь вот война. А они там… - Он махнул куда-то рукой и замолчал. Похоже, у него вдруг испортилось настроение.
- Не надо так плохо о женщинах, - сказал Башкиров. - Не все же они… - Он хотел подобрать нужное слово, но не смог.
- Все! - рубит с плеча Проклов. - Я вот и своей сказал, когда расставались: узнаю, говорю, что блудишь, - задушу, как последнего врага народа. А она: да ты что, Степа, ты что! Подумай, что ты говоришь. У-у! Убил бы их всех.
В палатке возникла нечаянная пауза. Все, видимо, вспоминали своих жен и переваривали сказанное Прокловым. Возникшую тишину нарушил голос Башкирова.
- А это вы помните? - сказал он, обращаясь не то к Проклову, не то ко всем офицерам сразу. Он стал негромко декламировать стихи:
"Жди меня, и я вернусь. Только очень жди. Жди, когда наводят грусть Желтые дожди, Жди, когда снега метут. Жди, когда жара, Жди, когда других не ждут. Позабыв вчера…"
- Симонов, - усмехнулся Проклов.
- Он, - подтвердил Башкиров. - А помните, чем заканчивается? - И снова заговорил стихами:
"…Не понять не ждавшим им, Как среди огня Ожиданием своим Ты спасла меня. Как я выжил, будем знать Только мы с тобой, - Просто ты умела ждать. Как никто другой".
- Вот так-то, - многозначительно произнес Башкиров и поднял указательный палец вверх. - Надо верить в женщин. Если мы не будем им верить, стоит ли кровь свою проливать? За себя, что ли, воюем? За них, за них…
- За государство родное мы воюем, - изрек начфин Макаров.
- "За государство"! - с некоторой иронией повторил его слова Башкиров. - А что есть такое государство? Это наши женщины вместе с нашими детьми. Вот за них и воюем. Чтобы ни один сукин сын не мог сделать им больно. Ни один!
Проклов, учуяв важную минуту, тут же плеснул всем водки. Офицеры подняли кружки.
- За женщин! - тряхнув толстыми брылями, произнес тост зам. по тылу Червоненко и встал. За ним встали остальные офицеры.
- За женщин! За любимых!..
Выпили. Потом незаметно разговорились о войне.
- Все террористы считают себя бойцами за идею, - говорил начальник разведки Паша Есаулов, имея в виду чеченских боевиков, - а какая у них, к черту, идея?
- Ну как же! - возразил я. - Борются за независимость…
- А от кого, интересно, они хотят быть независимыми? - ершился разведчик. - От закона? Так не выйдет! Ни газават их, ни джихад не пройдут. Это все прикрытие для паскудных их делишек.
- Что, что ты сказал? - не дослышал полуглухой начальник артиллерии полка Прохоров.
- А то, что ничего у бандитов не выйдет! - горячился Есаулов.
В разговор включился Червоненко.
- Говорят, чеченцы смертников начали готовить в специальных лагерях, - сказал он. - Подойдет такой к тебе - ба-бах! - и кранты… Худо, братцы, худо. И когда это все кончится…
- Да вот когда мы их прижмем, когда уничтожим основную массу бандюг - тогда все и кончится, - с уверенностью в голосе изрек Проклов.
Макаров усмехается.
- Плохо ты, дорогой, историю знаешь, - проговорил он. - Если бы хорошо ее знал, не смешил бы нас так.
- А что тут смешного? - не понял Проклов. - Ты не хочешь верить, что мы их прижмем?
- А ты знаешь, сколько Россия уже с Чечней воюет? - вопросом на вопрос ответил Макаров.
- Не знаю, не считал, - недовольно буркнул Проклов.
- Вот то-то и оно, что не считал. А я тебе скажу: с начала девятнадцатого века мы с ними воюем. А чеченцы говорят и другое: дескать, война уже длится четыреста лет.
- Ну, если их слушать, так мы со времен Адама с ними враждуем, - съязвил Червоненко.
- Чего-чего? Я что-то не расслышал, что ты сказал? - повернул к зам. по тылу свои бесцветные глаза такой же бесцветный, выглядевший вечно растерянным и несчастным Прохоров.
- У, глухая тетеря, - проворчал Проклов. - Уж лучше бы и не спрашивал - все равно ничего не поймет.
- Он у нас самый счастливый человек, - сказал я. - Ведь люди говорят много недобрых слов, а недобрые слова - это отрицательная энергия, от которой почти все наши болезни. Прохоров же слышит только часть всего этого.
- Это вы как доктор нам заявляете? - улыбнувшись, спросил Башкиров.
Я пожал плечами.
- Очевидный факт.
- Хочу тоже быть глухим, - ерничает Макаров. - Тогда точно до ста лет доживу.
Проклов машет на него рукой, дескать, куда тебе, а потом обращается к Прохорову:
- Слышь, Петруха, а отчего ты такой глухой?
Прохоров расслышал вопрос, смутился. Ему на помощь приходит Макаров.
- А где ты видел артиллериста с хорошим слухом? - спрашивает он Проклова. - Ведь они возле пушек всю свою жизнь торчат, а те грохочут - не приведи господи. Помню, под Гудермесом стояли… Я впервые тогда на войну попал… Вечером артподготовка. Что тут началось! Грохот стоял такой, будто бы планета рушилась. Я потом долго глухарем ходил - не мог расслышать, что мне говорили.
Услыхав такое, Проклов усмехнулся.
- Ты и сейчас плохо понимаешь, что тебе говорят, - произнес он. - Сколько я уже прошу, чтобы аванс дал, а ты и ухом не ведешь.
- Нету денег, нет, - который уже раз повторяет Макаров. - Сам сижу без копья. А эти там, - он тычет большим пальцем вверх, - и не шевелятся.
Он, конечно же, имел в виду высокое начальство. Макаров всегда тычет большим пальцем вверх, когда его спрашивают о деньгах. Мол, обращайтесь туда, что вы меня атакуете?
- Однако пора сокращать должность начфина, - вздохнув, произнес Проклов. - А на хрена она нужна, коль он деньги нам не платит? Зачем лишний рот содержать?
- Должность старшего помощника начальника штаба тоже нужно сокращать, - ударом на удар отвечает маленький прыткий Макаров.
- Это почему еще? - не понимает Проклов.
- А что от тебя толку? Ты ведь, майор, все по строевой части, а на кой ляд твоя строевая на войне? - зубоскалит Макаров.
- Ну, капитан, ты даешь! - возмущенно произносит Проклов. - Да как же армия без строевой части? Ты подумал? Строевая часть - это основа основ! Я так говорю, товарищ подполковник?
Башкиров вместе с другими офицерами смолит одну сигарету за другой. Кажется, он не торопится уходить - здесь тепло и уютно.
- Штатное расписание полка не нами придумано, не нам его и менять, - решил отделаться он ничего не значащей фразой.
- Так-то так, - соглашается Макаров. - Только я думаю, что можно было бы и ужать офицерский штат - больно много едоков.
Я понимал его: это была точка зрения финансиста. А финансисты, как известно, жмоты.
- Если бы мне пришлось утверждать наше штатное расписание, я бы многих поувольнял, - продолжает развивать свою мысль Макаров. Он понимал свою значимость и никого не боялся. Даже полкового "молчи-молчи" - так мы называли начальника контрразведки.
- Например? - ухмыляется Проклов.
- Ну, с твоей должностью все понятно, - говорит Макаров. - Ее нужно первой сокращать. Кроме тебя я бы сократил еще начпрода - все равно одной "шрапнелью" питаемся, а ее и без него завезут. Кто еще? Ну, начвеща можно сократить, начальников инженерной службы, автослужбы… Зам. по тылу…
- Ну-ну, мели, Емеля! - когда Макаров задел и его, возмущенно вымолвил Червоненко. - Может, ты и должность замкомполка хочешь сократить?
Червоненко думал, что Макаров споткнется на этом, но он изрек невозмутимо:
- И эту должность сократил бы. Зачем столько замов? Замкомполка, замначштаба, зам. по воспитательной работе…
Все поглядели на Башкирова, думали, он начнет отстаивать свое место под солнцем, но он только улыбнулся и ничего не сказал. А Макаров вдруг меняет свое решение. Нет, говорит, эту должность я бы оставил - о начальстве, как о покойнике: или хорошо, или ничего. И вообще, разве нам не нужен человек, который отвечает за такое важное дело, как боевая подготовка полка?
- Ну а как ты насчет начмеда? - спросил Проклов.
- А вот начмед не нужен, - заявил Макаров.
- А если вдруг тебя в задницу ранят - куда побежишь? - усмехнувшись, спросил Червоненко.
- Куда? Да в полковой медпункт…
Проклов криво улыбнулся.
- Ну да, там же ведь Савельев - он тебе спирта нальет, - сказал он.