- Значит, так, - сказал он, - снимаем сцену лирического переосмысления главной героини. Главная героиня лирически переосмысливает последние события своей жизни. Профсоюзный лидер помогает ей в этом.
- А я? - подал голос горбун.
- Вы? - Гавриил повернулся к горбуну. - Ах ты черт, про вас я совсем забыл! Валюня, - крикнул он, - дай Виктору Павловичу канделябр. Значит, так, Виктор Павлович, берите канделябр в правую руку, а в левую… а в левую… а в левую ничего не берите, а лучше возьмите канделябр двумя руками. Только не выпустите его!
- Ну что, - обратился он к Валюне, - нравится?
Валюня посмотрел на выстроенную мизансцену.
- Он на боровик похож, - сказал наконец.
- Ну да, - не согласился Гавриил, - где ты видел боровик с канделябром?!
Вика повернула ее лицо к себе:
- Сними этот дурацкий парик, - сказала тихо.
- Ты что, - испугалась ее подружка, - это ж костюм!
Но Вика уже схватилась за парик и деловито его сняла. У Марты были коротко стриженные волосы. Вика перевернула ее на спину и начала стаскивать с нее тесное кожаное белье.
- Ты что?! - испуганно прошептала подружка, краем глаза следя за нависающим канделябром. - Текст говорить не будешь?
- Давай лучше трахаться, - сказала Вика и повесила парик на канделябр.
- Толя, - позвала Марта Гавриила через несколько минут. - Нам продолжать? А то я уже кончила.
- Я тоже, - растерянно ответил режиссер.
Так или иначе, съемочный процесс успешно завершался. Гавриил снимал последние сцены, в основном с горбуном. Он то покрывал его черной краской и заставлял изображать горбуна-мавра, то цеплял ему найденные среди детских декораций крылья, просил залезть на стол и гладить там руки, то посыпал его грузинский кепарь искусственным снегом и снимал национальную зиму. Наконец материала набралось достаточно, и Гавриил взялся за монтаж. Марта переехала жить к Вике. Вика отводила ее каждое утро на съемки детской утренней программы, брала ее рюкзак и ждала в коридоре. Горбун получил аванс и купил для своего такси новую подвеску. Друзьям он рассказывал, что снимался в сериале про итальянскую мафию.
Однажды Марту вызвал к себе директор телекомпании. Домой она вернулась поздно, злая и заведенная.
- Сука, - стала кричать, - мудак!
- Что случилось? - спросила ее Вика.
- Мою программу закрывают, - кричала Марта, - сука директор!
- Почему закрывают? - не поняла Вика.
- Места нет в сетке! Они туда спонсоров вставили. Это все директор-сука. Он со мной переспать хочет!
- Ну так что за проблемы? - поинтересовалась Вика. - Переспи, да и все. И дальше себе рассказывай про зубную пасту.
- Да пошла ты! - обиделась Марта.
- И что теперь?
- Что теперь, получу бабки за фильм и свалю.
- Куда свалишь? - не поняла Вика.
- Куда-нибудь, в ту же Италию.
- А я? - спросила Вика.
- При чем тут ты?
Марта нервно запустила кроссовком в угол комнаты, упала на диван и, замотавшись в одеяла, быстро заснула.
Утром позвонил Гавриил, попросил срочно прийти доснять сцену. Обещал отдать бабки. Вика с Мартой пришли. Гавриил нервно бегал по студии, скручивая кабели. Горбун путался у него под ногами.
- Ах ты черт, - жаловался Гавриил, - ах ты черт, завтра студию освобождать, а у меня еще сцена одна не дописана. Давайте, милые, переодевайтесь.
Вика с Мартой неохотно натянули на себя кожаную сбрую. Гавриил включил камеру. Горбун взял в руки канделябр.
- Значит, так, - закричал Гавриил, - снимаем сцену сердечной благодарности главной героини. Главная героиня осознает, от какой жизненной ошибки спасли ее друзья и коллектив, и ощущает к ним сердечную благодарность. Работаем!
Вика подошла к Марте и осторожно коснулась ее плеча. Марта напряглась. Вика попробовала повернуть ее к себе, но та нервно убрала ее руку. Вика схватила ее за плечо, но Марта отступила назад. Тогда Вика резко притянула ее к себе, развернула и зарядила с правой по физиономии. Марта вскрикнула и закрыла лицо руками. Вика ударила еще несколько раз и выбежала из студии. Горбун сконфуженно крякнул. Марта плакала, пряча лицо в ладони, наконец посмотрела на Гавриила.
- Ты что, - спросила тихо, - все это снимал?
- Снимал, - растерянно ответил Гавриил.
- И что?
Гавриил какое-то время подумал.
- Ничего, - сказал он задумчиво, - ничего. Особенно этот канделябр.
Одну копию готового фильма Гавриил отдал Валюне, для заказчиков. Другую копию, вместе с процентами, отнес директору. Директору фильм понравился. "Только вот, - спросил он у Гавриила, - что там у тебя за грузин с крыльями?" Итальянцы за фильм заплатили, но программу борьбы с украинской проституцией свернули как нерентабельную. Валюня вступил в Партию регионов. Гавриил на полученные от фильма деньги купил новую камеру и подшился. Через полгода сам вырезал торпеду и снова запил. Еще через месяц записался на курсы анонимных алкоголиков. Еще через какое-то время снова развязал. Потом снова подшился. Продолжать?
Марта выехала в Турцию, собиралась оттуда перебраться в какой-нибудь итальянский бордель. Новостей от нее не было. Вика хотела устроиться в пиццерию, но ее туда не взяли из-за пирсинга. В сентябре в метро она встретила горбуна.
- О, Виктор Павлович, - обрадовалась Вика, - давно вас не видела.
Горбун тоже обрадовался, сказал, что работает теперь кассиром в игровых автоматах, приглашал поиграть на одноруких бандитах.
- А с нашими, - спросил, - ты видишься?
- Неа, - ответила Вика. - Валюню по телевизору часто вижу, а так никого.
- А Марта тебе пишет? - поинтересовался горбун.
- Нет, - ответила Вика, - не пишет.
- А мне пишет, - сказал горбун и дал ей адрес турецкой гостиницы, где остановилась Марта. Вика долго думала, а потом написала ей письмо. Письмо было такое:
В детстве мы с братом коллекционировали разные "взрослые вещи". Он старше меня на два года, и все это на самом деле выдумал он, ему это было интереснее, чем мне. Мы копались в тяжелых чемоданах на чердаке, наполненных разным барахлом, сломанными вещами, разбирали горы мусора, выискивая для своей коллекции новые экспонаты. Летом чердак прогревался, мы жили в старом двухэтажном доме в центре города, вместе с нами жило еще несколько семей, и каждая семья считала необходимым снести на чердак старые вещи. Двери на крышу были выбиты, сквозь них постоянно залетали голуби и несли яйца в сломанных печатных машинках и старых медных кофейниках. Кроме того, на крыше было полно пыли и птичьих перьев, перья забивались между страницами книг и в карманы костюмов, мы находили их в пепельницах и чернильницах, вытряхивали из бюстгальтеров и керосиновых ламп. Брат ломал замки на очередном чемодане, и мы выискивали среди запыленного хлама нужные нам вещи: скажем, баночки с пудрой, железные гребни, коробки из-под зубного порошка, ржавые надломленные лезвия для бритв, рваные чулки, мятые галстуки, выцветшие платья, дырявые шляпы, дешевые сережки, исписанные шариковые ручки, перчатки без пары, блокноты с точной записью всех ежедневных расходов, пробитые в бесчисленных местах копирки, надтреснутые телефоны, дырявые авоськи, кошельки со множеством карманов и отделений, длинные женские мундштуки, очки со сломанными дужками, деформированные женские сумочки, пожелтевшие грамоты, шапочки для купания, открытки с видами мест, крем для загара, разломанные пополам фотоаппараты, просроченные противозачаточные таблетки, этикетки с винных бутылок, браслеты из красной пластмассы и залитые воском будильники, фотографии артистов кино и журналы с кроссвордами, календарики с отмеченными на протяжении года чьими-то месячными и капсулы с какими-то лекарствами, изорванные конверты с длинными письмами и стеклянные, со следами крови шприцы, седеющие парики и рецепты поликлиники, церковные свечи и самодельные иконы, фото с чьих-то похорон, студийные фото старых женщин, фото со множеством детей и взрослых, неизвестные нам лица, непонятные нам обстоятельства, которые мы присваивали, от которых мы делались если не взрослее, то, во всяком случае, опытнее. Голуби летали над домом, не решаясь залететь, и ждали, когда мы спустимся вниз. Однако мы не спешили, мы долго перебирали в руках открытые нами вещи, разглядывали записи в блокнотах, узнавали актеров на открытках. Летом мы почти жили на чердаке - там была какая-то мебель, пара матрасов, мы валялись на них и читали старые журналы с разгаданными кем-то кроссвордами.
Через пару лет у брата появилась девушка. Он привел ее однажды летом, когда никого не было дома. Она осталась на ночь. Я лежала в своей кровати, в соседней комнате, и слушала, как она смеется. Тем летом она часто к нам приходила, родителей целыми днями не было дома, и девушка с братом весело проводили это время. Как-то я рассказала ей о нашей коллекции. Мы сидели с ней вдвоем в пустой квартире, было солнечно и жарко. Она заинтересовалась и попросила показать ей эти старые вещи, о которых я рассказала. Мы долго разглядывали старую бижутерию, она, смеясь, мерила мужскую одежду и узнавала киноактеров, которых я не знала. Потом пришел брат, она услышала, как он появился, и побежала вниз. А я осталась. Самое интересное, что она никогда не носила сережек, собственно, как и я.