Волшебники накинулись на художника, тот схватил с ленты запыхавшуюся какашку и бросился наутек. Дверь моментально раздвинулась перед ним. Он побежал вокруг здания. Волшебники неслись за ним, потрясая палочками и обещая показать ему современное искусство. Один из них почти нагнал художника и огрел его палочкой по спине.
- Эге-ге! - завопил художник и побежал быстрей.
Когда они сделали несколько кругов вокруг здания, какашка, наконец, поняла, почему оно называется "Карусель".
Художник сделал рывок, выбежал на дорогу и пересек ее, когда светофор горел красным. А волшебники замерли у дороги, как вкопанные, и какашка догадалась, что дорога - тоже заколдованная. Художник вихлял мимо машин, придерживая штаны, на которых развязалась веревка. Оказавшись на противоположной стороне, он обернулся. Волшебники, не сходя с места, прыгали, махали кулаками, трясли палочками и обзывались на художника.
- Пи-пи-пи! - прокричал им в ответ художник, подтянул штаны и побежал дальше.
Художник шел, не зная устали, по дороге, которая будто не имела конца. Какашка тряслась у него в кармане. Художник молчал. Какашке хотелось бы знать, куда они идут на этот раз, но она чувствовала, что художник не в духе.
Наступил вечер, дорога спряталась в темноте, и они остановились.
Художник лег в густую траву. Какашка скорчилась рядом, и, прежде чем уснуть, похлопала себя по липким бокам. Она по-прежнему была какашкой.
Ну, может быть, сыворотка действует медленно, думала она. А когда проснусь утром, буду уже ягодой. Она недолго смотрела на небо, на нем уже показались звезды. Одна светила ярче всех, и какашке непременно хотелось опознать в ней свою знакомую звезду. Но все звезды были так похожи. Разве могла какашка в таком множестве одинаковых звезд узнать свою? Вот если бы к небу вместо звезд были приляпаны какашки, тогда другое дело - она узнала бы среди них своего какаша. Будь их хоть миллион, хоть сто тысяч миллионов. Как жаль, что она не может взлететь вверх, и увидеть все-все-все.
Она уснула, и ничего ей в ту ночь не снилось.
Проснулась какашка уже в кармане художника. Было раннее утро. Только начинало светать. Он снова куда-то шел. Потом они вышли на дорогу и ехали в автобусе. Резиновые шины автобуса шипели по асфальту, мимо проносились другие машины, и какашка все грустнела и грустнела. Где теперь ее ямка? Где теперь какаш? Она уехала так далеко, что никогда не сможет найти дороги назад.
- Скоро я стану ягодой, - напомнила себе какашка. - И у меня будет все, что ни захочу.
Но теперь эти слова почему-то не радовали ее какашечье сердце.
Автобус остановился, и они сошли. Какашка высунула голову из кармана и тут же нырнула обратно. Со всех сторон высились огромные здания. "Карусель" была просто лилипуткой по сравнению с ними. Какашка почувствовала себя жалкой и маленькой, как если бы она была одной единственной звездой, горящей на всем темном небе.
Отовсюду неслись люди. Одеты они были аккуратно и модно, совсем не так, как художник. Они то и дело в спешке задевали художника, стоящего посередине тротуара и глазеющего по сторонам.
- Давненько я тут не был, - сказал художник и, расправив плечи, пошел в сторону красно-белых домов. Они прошли через шлагбаум, очутились в каком-то длинном дворе, по которому расхаживали красивые люди.
Художник подошел к одной группе таких людей. Они постоянно произносили слова "современное искусство".
- Здрасьте, - поздоровался художник.
Красивые люди прервали разговор, окинули взглядом художника с ног до головы - его подпоясанные веревкой штаны, рваную рубаху и панаму на голове - отвернулись и снова заговорили об искусстве.
- Я - художник, - сказал художник.
Они снова обернулись, и одна очень худая женщина спросила:
- Простите, вы что-то сказали?
- Да, - подтвердил он. - Говорю, я - художник.
- Какой художник? - женщина наморщила нос.
- Хе, - усмехнулся он. - Итак понятно какой. Великий русский.
- Назовите свои работы? - женщина даже сощурилась под очками.
- А нет у них названия, - ответил художник и, как всегда, завилял задом.
- Назовите хотя бы жанр, в котором творите, - женщина усмехнулась, и все усмехнулись следом за ней.
- А вот мой жанр, - художник вынул из кармана какашку и показал всем.
Какашка пискнула.
Женщина приблизила к какашке нос, понюхала.
- Здравствуйте, - пролепетала какашка.
- Это что? - строго спросила женщина.
- Ягода, - скромно ответил художник.
- Это - не ягода, - ответила женщина и все следом за ней повторили - "Это - не ягода".
- А что же это, если не ягода? - спросил художник.
- Неопознанный объект, - сказала женщина и все следом за ней повторили - "Неопознанный объект".
- Раньше я была какашкой, - вставила какашка, но ее никто не услышал.
- А чем пахнет, не узнаете? - спросил художник.
- Впервые нюхаю, - ответила женщина, и все повторили - "Впервые нюхаем".
- Тогда вам надо хорошо и регулярно питаться, - сказал художник.
- Это - не искусство, - женщина показала худым длинным пальцем на какашку.
- Это - не искусство, - повторили остальные.
- Я, великий русский художник, докажу вам: это - еще какое искусство, - он сжал какашку в ладони. - Я прошел долгий путь, - добавил он. - Я тренировался и теперь создаю объекты искусства каждый день. А если хорошенько поем, то по три-четыре раза в день.
- Вы - самозванец! - вдруг заверещала женщина. - Вы никакой не художник! И не смейте называть себя великим и русским! В конце концов, от вас дурно пахнет!
- Самозванец! - кричали остальные. - Пахнет!
- Вы еще обо мне услышите! - ответил им художник и пошел дальше.
Они вошли в один из красно-белых домов и оказались в просторном помещении, в котором не было окон, но горел дневной свет. У стен и посередине стояли белые тумбы, на них лежали странные предметы. Какашка сколько ни глазела, так и не смогла их опознать. Даже на куче мусора ей было понятно, для чего служили выброшенные, сломанные или использованные вещи, и какую пользу они приносили. А тут она никак не могла определить, для чего, например, нужна зашитая туфля, стоящая на одной из тумб. Или электронные часы, в которых цифры прыгали, как бешенные, а проводами эти часы присоединялись к книге с золотистой надписью на обложке "Библия". Или аквариум, в котором вместо рыбок плавали чьи-то штаны. Тут еще много было всяких диковинных вещей. Вокруг них ходили люди, застывали перед ними и подолгу смотрели.
- Наверное, тоже пытаются понять, для чего они нужны, - подумала какашка.
Художник подошел к одной из тумб - пустая, она скромно стояла в углу. Ухватился за нее обеими руками, напрягся и с грохотом передвинул ее на середину. Все сразу оторвались от разглядывания странных предметов и уставились на художника. Художник вынул из кармана карандаш и большими буквами написал на тумбе сбоку "Ягода". Потом торжественно вынул какашку из кармана и посадил ее на тумбу.
К какашке начали подходить люди. Скоро вокруг нее собралась толпа.
- Я-го-да, - читали они, сощурившись.
- Ах, это же ягода, - переговаривались между собой. - Да-да, ягода.
- Ха, было же сразу видно, что это - ягода! - говорили другие.
- Конечно, ягода, - отвечали третьи. - А что еще, если не ягода?!
Какашка слушала, вертела головой, но рядом с ней не было никакой ягоды. На тумбе, вообще, кроме нее, никого не было. Какашка осмотрела свои бока - они по-прежнему были липкими и коричневыми. Понюхала подмышки. Никаких сомнений - она какашка. Но почему-то люди смотрят на нее с восхищением, повторяя - "Ягода!", "Ягода!"? Она хотела спросить об этом художника, но тот, с карандашом во рту, стоял поодаль и хитро улыбался.