Или другая наша операция: несколько раз мы навещали с погромом "Старую гостиницу" - хозяином этого заведения был настоящий негр! Слушай, Петер, присоединяйся к нам. Быть начальником охраны не так уж сложно, я тебе растолкую, что ты должен делать. По сути дела, ты будешь стоять на стреме, а это не так опасно. А какой дух товарищества будет в наших рядах! Друг за друга встанем горой.
- Нет, твоя шайка мотоциклистов не для меня, Йорг, - отказался я.
- Что значит - не для тебя? Ты слишком хорошо воспитан, чтобы иметь дело с такими парнями, как мы? Как же, как же, понимаю. Господин Крайес занимается только чистым спортом. Так вот что я тебе скажу. Ференбах, а он как-никак сын председателя партийной организации христианско-демократического союза, не гнушается действовать с нами. А ты ведешь себя как дитя благородных родителей. Может, потому, что ты целый семестр проучился на преподавателя физкультуры, или еще почему-нибудь? Ведь ты сам говорил, что тебе не нравится засилье иностранцев в нашей стране. Или это не твои слова?
- Так-то оно так, Йорг. Но почему-то мне все это кажется довольно глупым. Да и особой разницы с делами Винтерфельда я не вижу. И тут, и там насильственные акции. Что хорошего в том, чтобы мордовать людей до полусмерти, а то и до смерти?
- Пожалуй, ты просто не понимаешь, что к чему, а я ведь тебе уже разъяснял. Винтерфельда я хочу послать к чертям, потому что он мешает осуществлению истинных идеалов националистского движения. А мы повернем острие борьбы против еврейства и всякой иностранной нечисти. Вот в чем разница.
Да, прижал меня Йорг. И как только меня угораздило связаться с ним в свое время? Придется теперь изворачиваться, чтобы выиграть время. А время для размышлений мне очень даже требовалось. "Иначе, - думал я, - от Винтерфельда-то избавишься, да тут же и попадешь в какую-нибудь другую нацистскую группу".
- Знаешь что, Йорг? У меня есть идея. Давай сперва смоемся от Винтерфельда, а там посмотрим. Над твоим предложением касательно клуба мотоциклистов дай мне подумать еще немного.
Чертовски трудно мне было почему-то идти против Йорга. Но избавиться от членства в винтерфельдовской организации надо было в любом случае. Прочь оттуда, прочь! Потом все как-нибудь образуется.
- Вот и хорошо, сразу бы так и решил! - обрадовался Йорг. - Одно я тебе скажу: не вздумай болтать. Язык за зубами, понял? Если Виитерфельд что-нибудь заметит, мы пропали. Тогда нам обоим крышка. Эта свинья хладнокровно прихлопнет и тебя и меня за милую душу и не поморщится при этом.
* * *
Спустя две недели я снова увидел Хонштайна стоящим спиной к двери камеры. Как и в прошлый раз, меня опять назначили в караул. Очередь моя была только через месяц, но я с разрешения начальства поменялся с одним солдатом.
Итак, Хонштайн все еще находился в кутузке. Интересно, как он чувствовал себя в заключении? Бывало даже и так, что заключенные вешались в своих камерах. Тем удивительнее было увидеть, когда я заступил в караул, что камера Хонштайна похожа на цветочную лавку - повсюду стояли букеты красных гвоздик, роз. Несколько кружек и банок были заняты цветами. Письма, бандероли, пакеты лежали стопкой на столе. Откуда взялось все это?
Любопытство разбирало меня, и, когда узника увели во двор на обязательную прогулку, я заглянул в камеру. Со всех уголков страны - из Эссена, Дортмунда, Гамбурга, всевозможных небольших городов и местечек - пришли открытки с добрыми пожеланиями и призывами продолжать борьбу. Всюду лежали книги, брошюры, бандероли и посылки с продовольствием, сигаретами. Чего там только не было! С ума сойти, откуда, от кого? Спросить, что ли, у самого арестанта?
Мне нелегко далось решение задавать ему вопрос, но я пересилил себя:
- Скажи-ка, Хонштайн, как все это попало сюда?
Он улыбнулся:
- Не ты первый об этом спрашиваешь. А все очень просто. Активисты Объединения демократически настроенных солдат оповестили общественность через печать, рассказали, за что меня отправили за решетку. Сообщение появилось в нескольких газетах, после чего многие люди стали выражать свою солидарность со мной.
- Как же это понять: выражают солидарность, даже не зная тебя лично?
- Да им и не надо знать. Главное, известно, о чем идет речь и почему я сижу под замком.
Мне вспомнились слова Радайна, который растолковывал нам положения закона о воинской службе и комментировал его.
- Ведь ты же знал, что тебя ждет, если будешь участвовать в политических мероприятиях, не снимая формы?
- Конечно, знал. Но я хочу тебе сказать вот что. Ты знаешь, что не всех подвергают наказанию за подобные действия? Офицеры бундесвера в форме, да-да, в форме, при всех регалиях, принимают участие в традиционных встречах и церемониях похорон бывших нацистов. Разве против кого-нибудь из них возбудили судебное дело? Только не говори, что это, мол, не политические мероприятия. Ты-то сам что думаешь по этому поводу? Но пока что речь идет только о формальной стороне дела. А вот и его суть: выступать за мир и разоружение, по-моему, лучше, чем произносить нацистские лозунги у могил бывших фашистов. Или я не прав, как ты считаешь?
- Может быть, и прав. Но одного я все же не понимаю.
- Чего же?
- Почему тебя засадили, а те остаются на свободе?
- Кое-кто в этом заинтересован.
- При чем тут интерес? Ведь есть же законы, а они одинаковы для всех.
- Дело именно в интересе. В отличие от неонацистских организаций наше Объединение демократически настроенных солдат кое-кому сильно не по душе. А сколько у нас в бундесвере сторонников НДПГ! И никто из них не боится за свою карьеру, не опасается судебных преследований. Ваш приятель Винтерфельд, лейтенант бундесвера, выставляет от национал-демократической партии Германии свою кандидатуру на выборах в бундестаг. И никаких проблем в связи с этим у него не возникает.
Я прищурил глаза, слушая Хонштайна. Вспомнил, что Вилли, по существу, говорил то же самое.
- Но берегись, если ты профсоюзный активист или коммунист, - продолжал мой собеседник.
- А откуда мне знать, может быть, то, что приходится слышать от таких, как ты, тоже пропаганда?
- Нет, Крайес, это не пропаганда. Сколько позорных случаев в бундесвере! Разве ты не слышал о символическом сожжении евреев, устроенном слушателями академии бундесвера в Мюнхене? Министр обороны по этому поводу заявил, что происшествие носит случайный характер. А когда нацистские объединения устраивают слеты и на них являются офицеры бундесвера - это тоже случайные явления?
- Ты действительно думаешь, Хонштайн, что все это делается с разрешения высшего командования бундесвера?
- Уверен.
- Гм. Как-то все это не укладывается в голове…
* * *
- Ну, Крайес, долго же ты беседовал с нашим узником, - заявил мне дежурный унтер-офицер, когда я вернулся в караульное помещение. - Уж не убедил ли он тебя в торжестве идей мира во всем мире?
- Да отстань ты, не твое дело! - отмахнулся я, уселся за стол дежурных и принялся листать иллюстрированный журнал.
После полудня в казарму неожиданно явилась целая компания офицеров.
- Что им тут понадобилось в воскресенье? - поинтересовался я у унтер-офицера Бангена.
- Они проводят очередную встречу в офицерском клубе, - ответил он. - Собираются, кстати, каждый месяц - это тебе, как дежурному, надо знать на будущее. Подъедет еще частный автобус "фольксваген", пропуск выписан на имя майора Блашке. Машину можешь не контролировать. Все ясно?
Я сделал контрольный обход территории и перед офицерской столовой увидел автобус, о котором говорил Банген. Наверное, он только что въехал. Чем-то меня эта машина заинтересовала. Почему ее можно не контролировать?
Я подошел ближе, осмотрел "фольксваген". Автобус как автобус. Хотел уже отправиться дальше - и тут заметил на заднем стекле наклейку: "ХИАГ, Вупперталь". Что бы это значило? И что им надо в нашем клубе?
Может, все же стоит заглянуть к гостям, я ведь как-никак заместитель караульного начальника. Но ведь они попросту выставят меня, если я появлюсь в рабочей форме, без знаков различия. Может быть, подойти к дверям? Если что произойдет, сделаю вид, что занят обычной процедурой обхода гарнизона.
С бьющимся сердцем я поднялся по лестнице на несколько ступенек, как вдруг дверь столовой распахнулась и незнакомый человек в штатском выскочил наружу. Мне стало страшно. Но незнакомец пробежал вниз по лестнице, на последней ступеньке остановился, обернулся и пробурчал:
- Да вот и еще один! - Затем он подошел ко мне и сказал: - Привет, дежурный! Понимаете, такая досада: забыл свой пистолет дома. Не могли бы вы одолжить мне ваш на часок? У нас важные соревнования по стрельбе. Договорились? Не беспокойтесь, я непременно верну оружие в срок, как обещаю.
Я схватился за рукоятку своего пистолета и отпрянул. Отдать неизвестно кому пистолет? Никогда! Но незнакомец не шутил, продолжая приближаться ко мне.
Выручил меня майор Блашке.
- Не делай глупостей, Клаус, - обратился майор к мужчине. - Пистолет парню нужен самому. Ведь не собираешься же ты разоружить наш караул, а может, хочешь попробовать? - Он громко захохотал. - У меня есть идея! Вернись, не ехать же тебе домой из-за забытого пистолета… - А мне майор Блашке сказал: - Спокойно, ефрейтор. Все в порядке. Как ваше имя, я забыл…
- Крайес, господин майор. Ефрейтор Крайес.
- Так вот, ефрейтор Крайес, вышло небольшое недоразумение. Думаю, можно положиться на ваше умение помалкивать? А теперь продолжайте обход.
Я побежал в караульное помещение. Надо было еще раз поговорить с Хонштайном. Почему майор просит держать язык за зубами? Надо сейчас же выяснить, кто такие эти хиаговцы.