- Есть же люди, которым нужны дети. Она была очень красивая, и она каждый год рожала. За каждого ребенка ей платили двадцать тысяч.
- Зачем ей деньги? На что вечно беременной богатство?
- Она теперь в тюрьме.
- А дети?
- Нашли только пятерых, но их не стали тревожить.
- И как это ей удалось сохранить красоту?
- Я думаю, теперь ей недолго осталось быть красивой.
- А по какой статье ее посадили?
ВЕЛИКОПОСТНЫЕ САЛОЧКИ
Да, хорошо. Если так - ты ушел - и я уйду тоже. Твоя бездарность меня больше не касается, а своя, родная, не пахнет. И - не радуйся - без хозяина не останусь. Эй! жена для мужа - все равно, что ангел или животное для Бога. Неужели я так замучила тебя именно своим звериным послушанием? Конечно, в этом нет романтики, но на черта тебе романтика? Кстати, черт был первым романтиком. А я теперь что-то вроде вдовы, да? Смею заметить, это тебе не то, что выбросить старые башмаки, которые от долгой носки приобрели форму твоей далеко не самой красивой ноги и перестали выглядеть так, как их задумал гениальный сапожник. Это все равно, что отрезать себе руку, ногу, ягодицу, или даже вот как: это что-то вроде ритуального самооскопления - мистически-эротическая акция. Место вдовы не в публичном доме, но в монастыре, а ты поступил со мной скверно - ты словно бы крикнул на всю улицу: эй, кто-нибудь, возьми ее, натешься ею, и лишь потом сведи в монастырь, только непременно натешься, мне, мужу, от этого будет кайф. Ты свинья, - говорит тебе бывшая твоя, а ныне бесхозная задница, и при этом превращается в копченый окорок. И глазами еще так моргает. Ты свинья, потому что вдарился в эдакое высокодуховное сутенерство, и даже твоя собственная задница имеет право плюнуть тебе в лицо, если она, будучи отделенной от остального тела, еще сохранила способность плевать. Однако я обречена на то, чтобы вечно делать фуфло.
Сообщаю тебе, что неделю назад открылась моя первая персональная выставка. Тебе, кстати, не стыдно? У меня нет ни головы, ни сердца, мне нечем стыдиться, а тебе-то каково знать, что лицо твоего зада выставлено на всеобщее обозрение? Неужто все равно? Тут люди думают, что я и в самом деле художница. Картины продаются и покупаются со страшной силой, особенно много тут фирмачей ошивается. (А - жаргончик? Ничего, я играю.) Я разбогатела, курю только хорошие сигареты, я и похорошела от хороших сигарет, и от каждодневного сидения на собственной персоналке. Если долго сидеть, сидеть - то потом все вокруг тебя завертится, а для меня в моем новом качестве сидеть - естественное состояние, и это равносильно путешествию.
Вот проплывает однажды мимо меня такая штука: я шла часов в семь домой с выставки и увидела на другой стороне улицы молодого человека, стоявшего скрючившись и прислонившись плечом к церковной ограде (знаешь, там церковь Рождества или Богоявления, я не помню точно).
- Вам плохо?
Он поднял несколько зеленоватое лицо и зашевелил губами, будто хотел в меня плюнуть. Я отступила на шаг, но протянула к нему руку. Он сначала не отвечал, а потом произнес с трудом, будто языком выталкивая каждое слово из-за щеки:
- У меня пучит живот.
- И только-то?
- Нет, не только-то. У меня пучит живот во время церковной службы.
- Это глупая шутка.
- Какие шутки... в-в-в...
- Уйдите отсюда!
- Я - уйдите? Сказал бы я вам...
- Неужели так ужасно?
- Ужасно? Не то слово.
Он сжал виски руками.
- У вас живот пучит или голову?
- Господи, да отойдите же...
- Пожалуйста... Вы плачете?
- Господь Бог, оказывается шутник. А? Как вы думаете, в каком жанре он создал мир, и почему в его шедевре так много туповатого юмора?
- Замолчите.
- Я замолчу, разумеется, замолчу, но кто же скажет мне, что должен делать человек, если у него такое вот происходит в животе - выйти из храма или, может быть, облегчиться, не прерывая молитвы...
- Довольно, прекратите...
- Почему? Может, я из первых рук желаю получить ответ, Ты слышишь меня, Господи? А... Ух!
- Кошмар какой!
- Кошмар? Ну ладно еще я, а будь на моем месте женщина? А ведь могло случиться и такое... О!.
- Что с вами?
- Я же сказал, у меня жутко пучит живот...
Молодой человек опять скрючился.
- А... Это больно?
- Да отойдите же вы от меня...
Я в растерянности снова перешла на свою сторону улицы и осталась стоять там, опустив глаза вниз.
- Вы ждете меня, что ли?
Зелень сошла с его лица, а нос чуть покраснел.
- Вам легче?
- Вы верите в Бога?
- Я?
- Вот представьте себе - вот земля, да? А на земле вот такие вот пипочки - так? Это церкви.
Он присел на корточки и стал делать рукой так, будто расставлял на асфальте маленькие домики.
- Ап! Ап! Ап! Сорок сороков - и больше, да? И каждый день в них что-то происходит, то есть, как на фабрике - постоянная переработка хлеба и вина в самые что ни на есть реальные Христово тело и кровь в полном соответствии с православным богословием. Мы вот как бы все собираемся и сообща лепим человечка из хлеба. Господь Иисус Христос как хлебный человечек - это ли не пример тяжеловесной идиотичности вселенского разума...
- Я не хочу этого слушать...
- Однако слушаете... Это еще не все! Потом мы его едим! Один большой такой хлебный человечек (он же Богочеловек), и мы его кусаем... вот...
- Только не надо становиться на четвереньки. Козленочком станешь. Или собачкой.
- Ягненочком... Конечно, ягненочком. Священником, да. Я стану священником. Я тоже хочу вот это вот все делать!
Он теперь колотил по асфальту кулаком, расплющивая зачем-то невидимые церковки.
- Но если ко мне придет молодая дура, вот вроде вас, и скажет: что делать, батюшка, у меня во время молитвы пучит живот... - я не знаю, честное слово, не знаю, что ей ответить. Лучше бы она была шлюхой.
- Так у вас от причастия пучит живот?
- Идиотка!
- А вы-то в Бога верите?
- Я пока его жру... на то я жрец.
- Меня жрать надо.
- Пошла ты!
- Простите...
- То-то же... Нет, это вы меня простите. Я болен. Но - вот, видите - я могу взять... ну хоть этот ржавый гвоздь... вот... и проковырять дырочку в собственной ладони...
- Что вы делаете! Не надо!
- Рана от гвоздя... У Христа их было четыре. Могу и на второй руке...
- Хватит.
- ...и у меня не будет заражения крови. Боитесь? Можете воткнуть палец в эту дырочку.
- Не могу. Это слишком похоже на половой акт.
-Ого! Апостол Фома, вероятно, очень бы обиделся. Это скорее напоминает рыбку на крючке.
- Вы, кажется, совсем успокоились? Я могу идти?
- О, она была такой поэтически рассеянной, погруженной в себя до таких пределов, что однажды в гостях помочилась в бидэ вместо унитаза.
- Че-го-о-о?
- Так. Это что-то вроде такого образного хода в эстетике Божественного Творения.
- Не слишком ли много унитазов в вашей эстетике?
- Это не моя эстетика. Я только священнослужитель.
- Это все кощунство.
- Ничего. Кощунство - тоже литературный прием.
- Что же мне делать?
- Креститься надо, крошка.
- А может, я крещеная?
- Вот только не заливай!
- Бред какой-то!
- А христианство вообще бредовая религия. Особенно в варианте московского православия. И обряды дурацкие.
- Это все в рамках Божественной эстетики?
- Вы совершенно правы. Слушайте, выбросьте сигарету.
- Почему?
- Нельзя курить.
- Отчего же? Я вас не понимаю. Навязывать Богу панковскую эстетику можно, а курить нельзя?
- Нельзя. Кто курит, общается с демонами.
- Я не общаюсь, я просто так курю, а вот вы богохульник.
- Настоящий святой открыт для плохого и хорошего в равной степени, а вот в вас нет святости.
- Ну, не всем же...
- Всем!..
- Так просто? Съел свое причастие - и вперед?
- Да что ж там вперед, сиди тут, а Бог, он свое дело знает. А ты сиди, ты не художник, в крайнем случае, если очень постараешься, - со-художник.
- Но я должна вас огорчить: я-то как раз художница. Вон там моя выставка.
- Очень жаль.
- Вы против занятий искусством?
- Да нет, не против. Как своеобразная отрицательная подготовка к духовности оно меня вполне устраивает.
- Вот оно как!
- А вот так. Главная тема всего вашего творчества, хотите вы того или нет - отчаяние неверующей души.
- Скажите! Ну а если художник верующий?
- Верующий не может быть художником. Только иконописцем.
- А иконописец разве не художник? Эй! А если вот этим гвоздем, которым вы только что продырявили себе ладонь, только что ковырял руку больной спидом?
- На все воля Божья. И вообще мне очень нравится эта болезнь. Это знамение, последняя попытка исправить нравы, хотя бы при помощи страха.
- Это вы говорите, как будущий священник?
- Идите домой, вы становитесь вульгарной. Я приду завтра к вам, где ваша выставка?
- Там.
Ну и вот завтра. Холодно ужасно, просто ужасно. Снова пошел снег, хотя вчера он уже почти весь растаял. Подожди... Какую-то гадость он сказал вчера... А, про бидэ... Да, интересно - все, созданное Богом, для нас людей реально, хотя мы не можем судить объективно, что представляет собой наш всамделишный мир. Это все дело художника, это Его проблемы, лишь бы покупатель нашелся, а я не покупатель... Зато ты коллекционер.