- Тебе повезло.
- А ты своей недовольна?
- Довольна! Но я себя во многом упрекаю: слишком мало занимаюсь дочками; слишком мало бываю с тобой.
- У тебя дом и работа.
- Да, но все же…
Не будь Люсьена, у меня оставалось бы больше времени; я чаше видела бы папу и могла бы, как он, читать, размышлять. Моя жизнь чересчур загромождена.
- Ты видишь, мне уже надо ехать. - Она поднимается. - Твоя специальная смесь восхитительна.
- Скажи, ты уверена, что не получила внутренних контузий? Ты должна пойти к врачу.
- Нет, нет, я себя чувствую отлично.
- Что вы будете делать без машины? Хочешь взять мою?
- Я не хочу лишать тебя машины.
- Какое же это лишение! Я так редко ею пользуюсь. Мне больше по вкусу пешие прогулки.
Как это на него похоже, думает она взволнованно, садясь за руль. Ни на чей счет он не обольщается, и не приведи бог попасть ему на зуб, но он чуток, внимателен, всегда готов помочь. Она еще ощущает вокруг себя теплый полумрак его квартиры. Расчистить жизнь от всего лишнего. Я должна избавиться от Люсьена.
Сегодня же вечером, решила она. Она сказала, что встретится с Моной; Жан-Шарль поверил, он всегда ей верит, ему не хватает воображения. Сам он, безусловно, не изменяет ей, и ревновать ему и в голову не приходит.
- Тут красиво, ты не находишь?
- Очень красиво, - говорит она.
Они провели час у Люсьена, а потом она настояла на том, чтоб пойти куда-нибудь. Ей казалось, что в общественном месте легче объясниться, чем в интимной обстановке. Он повел ее в элегантное кабаре в стиле девятисотых годов: приглушенный свет, зеркала, зеленые растения, укромные уголки с диванами. Ей могло бы прийти в голову такое обрамление для фильма-рекламы какой-нибудь марки шампанского или выдержанного коньяка. Вот один из недостатков ее профессии: она слишком хорошо знает, как делаются декорации, под ее взглядом они распадаются на составные части.
- Что ты будешь пить? У них замечательное виски.
- Закажи мне, а выпьешь сам.
- Ты сегодня прекрасна.
Она мило улыбается.
- Ты мне говоришь это каждый раз.
- Это каждый раз так.
Она бросает взгляд на свое отражение в зеркале. Хорошенькая женщина, сдержанно веселая, чуть капризная, чуть таинственная - такой видит меня Люсьен. Мне это нравилось. А для Жан-Шарля я деловая, прямая, цельная. Тоже неправда. Приятная внешность, да. Но многие женщины куда более красивы. Перламутровая брюнетка с большими зелеными глазами, обрамленными огромными искусственными ресницами, танцует с мужчиной немного моложе ее; я понимаю, что от такого создания можно потерять голову. Они улыбаются друг другу, временами щека касается щеки. Любовь ли это? Мы ведь тоже улыбаемся друг другу, и руки наши встречаются.
- Если б ты знала, какая пытка эти уик-энды! Субботняя ночь… В другие ночи я еще могу сомневаться. Но тут я знаю. Это раскаленная лава в недрах моей недели. Я напился.
- Зря. Для меня это не так уж важно.
- Когда ты со мной, это для тебя тоже не так уж важно.
Она не отвечает. До чего он стал скучен! Сплошные упреки. Еще один, и я воспользуюсь. В самом деле…
- Потанцуем, - предлагает он.
- Пойдем.
Сегодня же вечером, повторяет она себе. Почему сегодня? Не из-за ночи в Феврале, ее не тяготит переход из одной кровати в другую: все так похоже. К тому же Жан-Шарль охладил ее чувства, когда она после катастрофы бросилась в его объятия, а он сухо заметил: "Машина вдребезги". Подлинная - и единственная - причина в том, что когда разлюбишь, любовь становится невыносима. Чистая потеря времени. Они молчат, как молчали нередко, но ощущает ли он, что это иное безмолвие?
Как за это взяться? - спрашивает она себя, садясь на диванчик. Она закуривает. В старомодных романах закуривают беспрестанно, это искусственно, говорит Жан-Шарль. Но в жизни часто случается прибегнуть к сигарете, когда надо преодолеть смущение.
- И ты тоже пользуешься "крикетом?" - говорит Люсьен. - Ты женщина со вкусом. Это так уродливо.
- Зато удобно.
- Как бы я хотел подарить тебе красивую зажигалку! По-настоящему красивую. Золотую. Но я лишен даже права делать тебе подарки.
- Ну! Ну! Ты позволял себе.
- Пустяки.
Духи, шарфики - она говорила, что это образчики для рекламы. Но, разумеется, от пудреницы или зажигалки из золота Жан-Шарль бы взбеленился.
- Ты знаешь, я не дорожу вещами. То, что я их рекламирую, отбило у меня интерес…
- Не вижу связи. Красивая вещь остается надолго как воспоминание. Вот от этой зажигалки, например, я давал тебе прикурить, когда ты впервые пришла ко мне.
- Можно вспоминать и без этого.
В сущности, Люсьен тоже живет внешней жизнью, хотя и по-иному, чем Жан-Шарль. Из всех, кого я знаю, только папа другой. Он верен чему-то, что в нем, а не в вещах.
- Почему ты говоришь со мной таким тоном? - спрашивает Люсьен. - Ты хотела пойти куда-нибудь, и мы пошли; я выполняю все твои желания. Ты могла бы быть полюбезнее.
Она не отвечает.
- За весь вечер ты не сказала мне ни единого нежного слова.
- Не было случая.
- Теперь никогда не бывает случая.
Вот подходящий момент, говорит она себе. Он пострадает немножко, потом утешится. Множество любовников на земле рвут как раз в это мгновение; через год они и не вспомнят.
- Послушай, ты не перестаешь упрекать меня. Лучше объяснимся откровенно.
- Мне нечего тебе объяснять, - быстро говорит он. - И я тебя ни о чем не спрашиваю.
- Спрашиваешь, только обиняком. И я хочу тебе ответить. Я к тебе очень хорошо отношусь, и так будет всегда. Но я больше не люблю тебя по-настоящему. (А любила ли? Есть ли смысл у этих слов?)
Молчание. Сердце Лоранс колотится быстрее, чем обычно, но самое тяжелое позади. Решительные слова произнесены. Остается закруглить сцену.
- Я давно это знаю, - говорит Люсьен. - Почему тебе понадобилось сказать об этом сегодня?
- Потому, что мы должны сделать из этого выводы. Если это не любовь, незачем спать друг с другом.
- Я тебя люблю. Множество людей спит друг с другом, не испытывая безумной любви.
- Не вижу оснований.
- Конечно! Тебе ничего не нужно. А мне каково? Я-то не могу без тебя обойтись, на меня тебе наплевать.
- Напротив, я прежде всего думаю о тебе. Я даю тебе слишком мало, крохи, как ты сам часто говоришь. Другая женщина сделает тебя гораздо счастливее.
- Какая трогательная забота!
Лицо Люсьена искажается. Он берет руку Лоранс.
- Ты говоришь не всерьез! Неужели все, что было между нами: ночи в Гавре, ночи у меня, наша вылазка в Бордо, - для тебя больше не существует?
- Ты не прав. Я всегда буду это вспоминать.
- Ты уже забыла.
Он взывает к прошлому, он сопротивляется; она спокойно подает реплики; это бессмысленно, но она знает? Тот, кого бросают, имеет свои права; она вежливо выслушивает его, ей нетрудно. У него во взгляде - подозрение.
- Я понял! У тебя есть другой!
- Ну что ты! При моей-то жизни!
- Нет, действительно это не так. Просто ты меня никогда не любила. Есть женщины, холодные в постели. Ты хуже. Ты страдаешь холодностью сердца.
- Не моя вина.
- А если я тебе скажу, что возьму да разобьюсь сейчас на автостраде?
- Ты не до такой степени глуп. Брось, не делай из этого трагедии. Одной меньше… Люди взаимозаменяемы.
- То, что ты говоришь, чудовищно. - Люсьен встает. - Пойдем. Мне хочется избить тебя.
Они доезжают молча до дома Лоранс. Она выходит и на мгновение останавливается в растерянности на краю тротуара.
- Что ж, до свидания, - говорит она.
- Нет, не до свидания. Подотрись своим хорошим отношением. Я сменю контору и не увижу тебя никогда в жизни.
Он захлопывает дверцу, трогается. Она не очень горда собой. Но и не недовольна. Это было необходимо, говорит она себе. Почему - она толком не знает.
Сегодня она столкнулась с Люсьеном в Пюблинфе, они не заговорили. Десять вечера. Она наводит порядок в спальне, когда слышит телефонный звонок и голос Жан-Шарля:
- Лоранс, твоя мать.
Она кидается к телефону:
- Это ты, Доминика?
- Да. Приезжай сейчас же.
- Что случилось?
- Приедешь, скажу.
- Еду.
Жан-Шарль снова погружается в книгу; он спрашивает с недовольным видом:
- Что происходит?
- Наверно, Жильбер все сказал.
- Подумаешь, трагедия!
Лоранс натягивает пальто, идет поцеловать дочек.
- Почему ты уходишь так поздно? - говорит Луиза.
- Бабушка немного больна. Она попросила меня купить ей лекарства.
Она спускается на лифте в гараж, где стоит машина, которую одолжил ей отец. Жильбер сказал! Она дает задний ход, выезжает. Спокойствие, спокойствие. Несколько глубоких вдохов и выдохов. Сохранить хладнокровие, ехать не слишком быстро. Ей везет, она тотчас находит место, ставит машину у тротуара. На мгновение она застывает у нижней ступеньки. Ей не хватает мужества подняться, позвонить. Что она найдет там, за дверью? Она поднимается, звонит.
- Что с тобой случилось?
Доминика не отвечает. Она причесана, накрашена, глаза сухие, она нервно курит.
- Жильбер только что ушел, - говорит она глухим голосом. Она вводит Лоранс в салон. - Он мерзавец. Мерзавец из мерзавцев. И его жена не лучше. Все одним миром те мазаны. Но я буду защищаться. Они хотят добить меня, но им не удастся.
Лоранс смотрит вопросительно, она ждет; слова застревают в горле у Доминики.
- Это не Люсиль. Это Патриция. Дуреха. Он на ней женится.