- А я? А я? - сказала она. - Я до смерти ревновала его к Доминике. Как только я увидела Ксавье, мне захотелось любой ценой покорить его. Каждый мой взгляд, брошенный на него, был грешным... Впрочем, ты это знал, ты был моим сообщником. Я служила тебе приманкой, чтобы увлечь его, чтобы удержать его здесь...
Он зажал ей рот ладонью. Они долго молчали. Вдруг Жан сказал:
- Знаешь, что мне сейчас пришло в голову: наверно, он больше всего страдал оттого, что его появление в Ларжюзоне вызвало такой взрыв темных страстей, что он погубил всех, кого хотел спасти.
- Если только он не знал - а ведь он все всегда знал наперед, - что каждый из нас должен пройти этот путь, чтобы обрести душевный покой, именно этот путь, а не другой.
Жан протянул руку и зажег свет.
- Погляди на меня, Мишель, - сказал он. - Поглядим друг на друга. Как ты смеешь говорить, что мы обрели покой? Подумай, во что превратилась наша жизнь с тех пор, как его не стало!
Она села на кровати. Она вздохнула.
- Мы страдаем, но мы не опустошены, как прежде. Ты сам это признаешь. Он отдал тебе свою жизненную силу. Разве не так?
Жан помолчал, потом сказал шепотом:
- Да, это правда. Да, я никогда не страдал так, как сейчас, и все же я обрел душевный покой, хотя никогда прежде его не знал; в детстве скотина опекун бил меня смертным боем, а однажды я застал свою обожаемую мать...
На этот раз Мишель закрыла ему рот ладонью.
- Ты веришь в то, во что верил Ксавье? - спросила она.
Он не стал отрицать.
- Да, Мишель. Теперь я знаю, что в этом мире существует любовь. Но она распята, эта любовь, и мы вместе с нею.
VIII
Жан вошел в комнату Мишель. Она вязала у почти прогоревшего камина, укутавшись в шаль, - вот так, наверно, она будет выглядеть, когда состарится.
- Уже совсем темно. Зажечь лампу? Нет. Чтобы вязать, света хватает.
- Ну вот, - сказал он. - Чемоданы сложены. Сейчас придет машина.
Мишель не подняла головы. Она спросила:
- А он?
Жан сделал неопределенный жест рукой:
- По-моему, он останется.
Мишель опустила вязанье на колени и, сосредоточенно глядя на огонь, прошептала:
- Отпусти его. Он привез тебя, больше он ничего сделать не может.
- Если он останется, - мрачно сказал Мирбель, - то не ради нас. Если он останется...
- То ради Ролана?.. Ты думаешь?
- Зачем ты меня об этом спрашиваешь, если сама знаешь?
Она не ответила и снова взялась за вязание. Оба долго молчали.
- Если бы еще это был симпатичный мальчишка, ведь столько детей, которых так и хочется расцеловать!..
Мирбель пожал плечами.
- Даже эти милые дети в конце концов всегда оборачиваются ревущими обезьянами...
- Да, может, ты и прав, - вздохнула Мишель. - Чужие дети...
Он вскочил, опрокинув стул, и подошел к темному окну.
- Вот и машина, - сказал он. Мотор работал с перебоями. Они услышали, как Доминика крикнула из окна шоферу, чтобы он поднялся за вещами.
- Выйдем?
Мишель встала; Жан был в нерешительности: идти или нет? "Мы ведь такого друг другу наговорили..." И тут до них донесся из прихожей душераздирающий вой смертельно раненного зверя.
- Это Ролан! Ну что за ребенок!
Мирбель побежал вниз, но остановился на повороте лестницы и перегнулся через перила. Мальчик обхватил обеими руками ноги Доминики, прижался к ней.
- Хочу уехать с вами, возьмите меня с собой! - Он лягал Ксавье, пытавшегося его оттащить. Бригитта Пиан, уже сидевшая в машине, не обращала ни малейшего внимания на эту сцену. А когда Ксавье в который раз повторил: "Но я же остаюсь", - мальчик вдруг заорал в приступе бешенства:
- Вы! На кой вы мне сдались!
Он оторвался от Доминики, повернул к Ксавье свое искаженное ненавистью личико:
- Плевать я хотел на вас!
- Я тебе напишу, - сказала Доминика. - Я не потеряю тебя из виду. Я буду следить за тобой издалека.
- Издалека... Издалека!.. - застонал Ролан и снова вцепился в ее подол.
В этот момент в прихожей появился Жан де Мирбель. Он не спеша направился к мальчику; увидев его, Ролан отпустил Доминику и замер. Взъерошенный, безмолвный, он походил на зачарованную змеей птицу.
Мирбель сказал Доминике:
- Садитесь скорей в машину, я удержу его взглядом.
Она повернулась к Ксавье:
- Вы позаботитесь о нем?
Ксавье улыбнулся. Доминика наклонилась к Ролану, торопливо чмокнула его и села в такси. Когда машина тронулась, мальчик, очнувшись от оцепенения, закричал и бросился по ступенькам вниз. Мирбель схватил Ролана за шиворот и, зажав под мышкой его содрогающееся тельце, пересек столовую, пихнул мальчика в библиотеку и запер дверь на ключ. Ключ он положил в карман.
- У тебя впереди целая ночь, чтобы одуматься. К утру придешь в себя, тогда поговорим.
В прихожей Мирбель увидел Мишель и Ксавье - они о чем-то беседовали вполголоса, но при его появлении тут же замолчали.
- Я запрещаю всем заниматься ребенком и разговаривать с ним.
- С тобой самим так обращались в детстве, и ты страдаешь от этого всю жизнь, - сказала Мишель. И добавила, помолчав: - Он ведь должен есть и пить, и спать по-человечески!..
- Там есть диван, - холодно ответил Мирбель, - я отнесу ему кусок хлеба и одеяло... и ночной горшок, как кошке ставят ящик с песком.
И Мирбель рассмеялся.
- Он умрет от страха, - сказал Ксавье.
Но Мирбелю никогда не приходилось видеть человека, который умер бы от страха.
- Сейчас подадут ужин, - сказала Мишель.
- Нет, нет, - Ксавье заверил их, что не болен, но по вечерам ему обычно не хочется есть, он просит Мишель извинить его.
- Наш гость просто не в настроении, - буркнул Мирбель.
Ксавье промолчал, он ждал, пока они уйдут в кабинет. Больше не было слышно, как всхлипывает мальчик, и эта тишина казалась страшнее крика. Ксавье вышел на крыльцо и медленно спустился по ступеням. Луна сквозь тучи тускло освещала прогалины парка - их с каждым годом становилось все больше в Ларжюзоне: старые сосны умирали. Что делает в эту минуту отчаявшийся мальчик в темной библиотеке? А Доминика, которая мчится сейчас в автомобиле в Бордо, пленница старой ведьмы? А супруги Мирбель, сидящие друг против друга за обедом в мрачной столовой? А он сам, что он здесь делает? Почему он страдает из-за этих чужих людей? Потому что причина его мук они, а не Доминика. К ней он может поехать хоть завтра, это зависит только от него, - и тогда они увидятся вновь. Но вот как быть с другими? Ветка коснулась его лица, царапнула, словно мокрым когтем. Он и не заметил, как сошел с аллеи. Какой-то зверек прошмыгнул прямо под ногами, шурша сухими листьями. Где-то, все тише и тише, перекрикивались две совы. Он сделал несколько шагов, и нога его уперлась в ствол поваленной сосны. Он сел, и его пронизала холодная сырость. Как враждебна природа! Но дурно желать смерти. Совершить самоубийство в сердце своем так же безнравственно, как и прелюбодеяние. Он встал, пошел на огонек лампы, горевшей в прихожей, и сквозь застекленную дверь увидел, как Мишель вышла из столовой. Жан шел следом, они ругались - видимо, из-за Ролана. Ксавье остановился на крыльце. Голоса умолкли. Он представил себе, как Мишель сидит сейчас в кабинете, склонившись над вязанием, а Жан устроился подле нее, вытянув ноги и засунув руки в карманы вельветовых брюк. И вдруг Ксавье заметил в прихожей Мирбеля, он едва успел попятиться, чтобы отступить в тень.
- Ты здесь, Ксавье?
Мирбель шагнул в темноту, вытянув руку вперед.
- А, вот ты где...
- Выпустите его, Жан, это слишком жестоко.
Они стояли почти вплотную друг к другу.
- Ты в этом виноват, - сказал Мирбель тихо. - Из-за тебя я озлобился.
Ксавье спросил:
- Что я вам сделал?
Жан, смеясь, повторил вопрос:
- Что ты мне сделал? Ты еще спрашиваешь, что ты мне сделал?
- Какова бы ни была моя вина, малыш невинен.
А Мирбель все смеялся:
- Вот именно! Невинные расплачиваются за всех - это ведь основа вашего ученья... Да ты и сам понимаешь, мальчишка в таком состоянии способен на все. Если случится несчастье, ты себе никогда не простишь.
Ксавье отстранил Мирбеля и прошел в столовую. Из библиотеки не доносилось ни единого звука. Он позвал:
- Ролан! - Ответа не было, и тогда он взмолился: - Скажи хоть слово, хоть одно слово!..
Ксавье услышал, как Мирбель хмыкнул за его спиной:
- Притворяется, будто околел!
Ксавье забарабанил кулаками в дверь. За дверью раздался искаженный бешенством голос:
- Да отстаньте вы от меня!..
Ксавье с облегчением вздохнул. Ролан был тут, он жив.
- Ну, получил? - воскликнул Мирбель, все еще смеясь.
Ксавье молча взял подсвечник со стола в прихожей.
- Скорее бы кончилась эта так дурно начавшаяся ночь! Завтра утром вы посмотрите на это другими глазами, в вас проснется жалость.
- Жалость к кому? К этому насекомому, которое даже не имеешь права раздавить?..
- Нет, нет, - прервал его Ксавье. - Вы не желаете ему зла, вы не сделаете ему ничего плохого: ведь рано или поздно и нас с вами постигнет та же участь, что и его...
- Кретин, - пробурчал Мирбель. - Но понаблюдай-ка за ним - он уже мужчина: обожает Доминику, ненавидит тебя. Это в десять-то лет! Кстати, я полагаю, что детям, которых приводили к Христу, было не больше четырех-пяти лет. Как ты думаешь?