Пообедав и прояснив свой ум бутылкой бургундского, я снова засел за чтение - и после двух или трех часов сосредоточенной работы, потребовавшей от меня почти такого же глубокого внимания, какое Грутер или Яков Спон уделяли когда-нибудь непонятной надписи, мне показалось, будто я добрался до смысла прочитанного; а чтобы в этом окончательно удостовериться, я решил перевести старофранцузский текст на английский язык и посмотреть, что получится. Я принялся за работу не спеша, как ничем не занятый человек: писал фразу - потом прохаживался по комнате - потом подходил к окну и смотрел, что на свете делается; таким образом, я кончил свою работу только в девять часов вечера - тогда я прочитал все сначала, и получилось следующее:
ОТРЫВОК
ПАРИЖ
Когда жена нотариуса слишком горячо заспорила с нотариусом относительно этого пункта - я хотел бы, - сказал нотариус (бросая наземь пергамент), - чтобы здесь был еще один нотариус только для того, чтобы записать и засвидетельствовать все это -
- А что бы вы делали потом, мосье? - сказала она, поспешно вставая, - жена нотариуса была женщина немного вспыльчивая, и нотариус почел благоразумным избежать бури при помощи мягкого ответа. - Я бы пошел, - отвечал он, - спать. - Можете пойти хоть к черту, - отвечала жена нотариуса.
Случилось, что у них в доме была только одна кровать (две другие комнаты, как это принято в Париже, не были обставлены), и нотариус, не чувствуя никакого желания лечь в одну кровать с женщиной, которая только сейчас ни с того ни с сего послала его к черту, взял шляпу и палку, накинул короткий плащ, так как ночь была очень ветреная, и в дурном расположении духа зашагал по направлению к Pont Neuf.
Кому случалось проходить по Pont Neuf, тот не может не признать, что из всех когда-либо построенных мостов это благороднейший - изящнейший - величественнейший - легчайший - длиннейший и широчайший мост, какой только соединял берег с берегом на поверхности нашего состоящего из суши и воды шара -
Отсюда как будто следует, что автор этого отрывка не был француз.
Тягчайшее обвинение, которое могут возбудить против него богословы и доктора Сорбонны, состоит в том, что если в Париже или возле Парижа найдется хотя бы горсточка ветра, то его клянут там кощунственней, чем на каком-либо другом открытом месте во всем городе, - и клянут совершенно правильно и основательно, Messieurs; - ведь он бросается на вас, не крикнув предварительно garde d'eau , и такими непредвиденными порывами, что среди немногих пешеходов, вступающих на него со шляпой на голове, не сыщется и одного на пятьдесят, который не рисковал бы двумя с половиной ливрами, составляющими красную цену шляпы.
Бедный нотариус инстинктивно прижал ее сбоку палкой, как раз когда проходил мимо часового; однако, поднимая палку, он зацепил концом ее за позумент на шляпе часового и перекинул ее через перила моста прямо в Сену -
- Плох тот ветер, - сказал поймавший ее лодочник, - что никому добра не надует.
Часовой-гасконец мигом подкрутил усы и навел свою аркебузу.
В те дни из аркебуз стреляли при помощи фитилей; тут случилось, что у одной старухи на конце моста задуло бумажный фонарь, и она заняла у часового фитиль, чтобы его засветить, - это дало время остынуть крови гасконца и позволило ему обратить происшествие в свою пользу. - Плох тот ветер, - сказал он, срывая с нотариуса касторовую шляпу и узаконивая ее присвоение пословицей лодочника.
Бедный нотариус перешел мост и направился по улице Дофина в Сен-Жерменское предместье, изливая по дороге такие жалобы:
- Незадачливый я человек! - говорил нотариус, - всю свою жизнь быть игрушкой ураганов - родиться для того, чтобы везде, где бы я ни появился, против меня и моей профессии поднималась буря ругани, - быть вынужденным громами церкви к браку с женщиной-вихрем - быть выгнанным из собственного дома семейными ветрами и лишиться касторовой шляпы от порыва ветров мостовых - находиться с непокрытой головой в ненастную ночь, в полной зависимости от игры случайности - где приклоню я главу мою? - Несчастный человек! Какой же ветер из обозначенных на тридцати двух румбах компаса навеет тебе наконец что-нибудь хорошее, как прочим твоим ближним?
Когда нотариус, жалуясь таким образом на свою судьбу, проходил мимо одного темного переулка, чей-то голос подозвал девушку и велел ей бежать за ближайшим нотариусом - и так как наш нотариус был ближайший, то, воспользовавшись своим положением, он отправился по переулку к дверям, и его ввели через старомодную приемную в большую комнату без всякого убранства, кроме длинной боевой пики - нагрудных лат - старого заржавленного меча и перевязи, висевших на стене на равных расстояниях друг от друга.
Пожилой человек, который когда-то был дворянином и, если упадок благосостояния не сопровождается порчей крови, оставался им и по сие время, лежал в постели, подперев голову рукой; к постели придвинут был столик с горящей свечой, а возле столика стоял стул - нотариус сел на него и, достав из кармана чернильницу и несколько листов бумаги, положил их перед собой, после чего обмакнул перо в чернила, прислонился грудью к столу и все приготовил, чтобы составить последнюю волю и завещание пригласившего его дворянина.
- Увы! Господин нотариус, - сказал дворянин, немного приподнявшись на постели, - я не могу завещать ничего, что покрыло хотя бы издержки по составлению завещания, за исключением истории моей жизни, которую непременно должен оставить в наследство миру, иначе я не в состоянии буду спокойно умереть; доходы от нее я завещаю вам в награду за взятый на себя труд записать ее - это такая необыкновенная история, что ее обязательно должен прочитать весь человеческий род: - она принесет богатство вашему дому - нотариус обмакнул перо в чернильницу. - Всемогущий распорядитель всей моей жизни! - сказал старый дворянин, с горячим убеждением возведя взор и подняв руки к небу, - ты, чья рука привела меня по такому лабиринту извилистых переходов на это безрадостное поприще, приди на помощь слабеющей памяти убитого горем немощного старика - да направляет языком моим дух извечной твоей правды, чтоб этот незнакомец запечатлел на бумаге лишь то, что написано в Книге, согласно показаниям которой, - сказал он, стиснув руки, - я буду осужден или оправдан! - Нотариус держал кончик пера между свечой и своими глазами -
- История эта, господин нотариус, - сказал дворянин, - окажет живое действие на чувство каждого - она убьет мягкосердечного и пробудит сострадание в сердце самой жестокости -
- Нотариус горел желанием начать, и в третий раз погрузил перо в чернильницу - тогда старый дворянин, повернувшись к нотариусу, начал диктовать свою историю следующим образом -
- А где же остальное, Ла Флер? - спросил я, так как слуга мой в эту минуту вошел в комнату.
ОТРЫВОК И БУКЕТ
ПАРИЖ
Когда Ла Флер подошел ближе к столу и я ему растолковал, чего мне не хватает, он мне сказал, что было еще только два таких листа, но он завернул в них, чтобы цветы крепче держались, букет, который преподнес своей demoiselle на бульварах. - Так, пожалуйста, Ла Флер, - сказал я, - ступай к ней сейчас же в дом графа де Б*** и посмотри, нельзя ли раздобыть эти листы. - Разумеется, можно, - сказал Ла Флер - и выбежал вон.
Через самое короткое время бедняга прибежал обратно, совсем запыхавшись, с выражением более глубокого разочарования на лице, чем то, что могло быть вызвано непоправимой утратой отрывка - Juste ciel! Не прошло и двух минут после того, как бедняга самым нежным образом с ней распростился, - неверная его возлюбленная отдала его gage d'amour одному из лакеев графа - лакей отдал молоденькой швее, - а швея скрипачу с моим отрывком, в который он был завернут. - Неудачи наши переплелись между собой - я вздохнул - и вздох Ла Флера эхом раздался в моих ушах -
- Какое вероломство! - воскликнул Ла Флер. - Какое несчастье! - сказал я -
- Я бы не сокрушался, мосье, - проговорил Ла Флер, - если бы она его потеряла. - Я тоже, Ла Флер, - сказал я, - если бы я его нашел.
Нашел я его или нет, это будет видно дальше.
АКТ МИЛОСЕРДИЯ
ПАРИЖ
Человек, который гнушается или боится заходить в темные закоулки, может обладать превосходнейшими качествами и быть способным к сотне вещей; но из него никогда не получится хорошего чувствительного путешественника. Я не придаю большого значения многому из того, что вижу среди бела дня на больших открытых улицах. - Природа стыдлива и не любит играть перед зрителями; но в укромном уголке вы иногда увидите исполненную ею отдельную коротенькую сцену, стоящую всех sentiments дюжины французских пьес, взятых вместе, - хотя они безусловно изящны; - и каждый раз, когда мне предстоит более торжественное выступление, чем обыкновенно, я не задумываясь беру из них тему для моей проповеди, ведь они годятся для проповедника не хуже, чем для героя - а что касается текста, то - "Каппадокия, Понт и Азия, Фригия и Памфилия" - подойдет к ней с таким же успехом, как и всякий другой текст из Библии.