Я оглядел ее. Тоненькая, поясок от халата перехватывает талию, подчеркивая функциональную разницу верхней и нижней половины. Умело она затягивает эту веревочку. Прямые темно-русые волосы торчат из-под шапочки спереди коротенькой челочкой до середины лба и по щекам, сужая ее лицо, делая его продолговатым, удлиненным. Очки красивые. Интересно, для красоты носит или действительно нужны? Я пока еще ни разу в жизни очками не пользовался. Скоро, наверно, уже понадобится. Сам не ношу и всех подозреваю, будто носят для украшательства. Руки мою перед зеркалом и разглядываю Тоню, стоящую позади. А теперь себя. Седоват, лысоват. В кино лысые всегда хуже седых. Седые, наверное, считаются благороднее. А мне все отпущено. Полноват стал, но еще не согнулся. Оперирую в прямой стойке. А многие согнувшись. Правда, чтоб разглядеть свое лицо в зеркало, пришлось слегка пригнуться. Зеленые операционные штаны коротковаты. Чистое пугало в своей спецовке. Не могут сделать нам красивые операционные мундиры. Одевать нас надо как суперменов. Но они, командиры наши, может, и вправду считают нас суперменами, а потому на нас любая смешная тряпка вроде бы должна выглядеть как великолепнейшие доспехи. Но когда мы оглядываем друг друга, понимаем, чего стоим на самом деле. Цена нам в базарный день - пятак за пучок.
- А вот когда вы мать Петра Ильича оперировали…
- Пойдем со мной в ресторан, потанцуем там.
Чего несу?! Танцевать не умею, а нынешние танцы мне и вовсе не по зубам. Танцы отражают свое время, нынешнее время, их время. Молодые начинают жить в обществе с танцев и входят в ритмы своего времени, в пластику своего времени - входят в жизнь своего времени. Все ускоряется сейчас. И операции, и выздоровления, и передвижения, мысли ускоряются, убивание в войнах… И танцы меняются чаще. В нашей молодости пытались задержать ускорение - надвигался рок-н-ролл, а нас замедляли под краковяк да полонез. Теперь опять ускоряем все. И правильно. Сейчас удлиняется учение да жизнь, говорят. Но это мы еще посмотрим. Мы-то уже не посмотрим - надо, чтоб нынешняя молодежь дожила до своего предельного возраста, - вот тогда они и посмотрят. Учение удлиняется, все ускоряется, быстро сменяется… Значит, активный период жизни неминуемо будет уменьшаться? Как же тогда жизнь будет удлиняться? Не вытанцовывается…
- Потанцуем! - совсем с ума сошел.
- …танцы. Я и не смогу с вами. Вы такой высокий, Евгений Максимович. Я вам по пояс. Смех один. Давайте в другой…
Да и денег у меня с собой нет. Ерунда. Одолжил бы у кого-нибудь. Надо же! Придумал.
- …после работы мне там обязательно надо быть.
И слава богу! Заботу себе придумал. Жил нормально. Дом, работа. Все веселье в операционной. А она опять про мать прораба. Уж не вспоминала бы. Будто нарочно игру себе придумала. Что она меня подначивает? А он с каждым днем все больше и больше мрачнеет. Мимо меня тучей проходит. Вечно молчит. Как-то ему помочь надо.
Унизил, как раб раба. И мы должны жить под гнетом этого унижения. Я-то унижен сам собой.
Вот она - и безответственность и беззаботность.
- Тонечка!..
Уже куда-то ушла.
***
И чего я сюда приперся? Может, право, набить бы морду - да и квиты? А как я могу? Мать все же он… Он же… К кому тут?.. Так, знаете, каждый будет. Я что ж ему, не человек?
- Скажите, с кем тут мне?.. С судьей поговорить надо.
- По какому вопросу?
- Поговорить надо. Вот, решить один вопрос…
- Какой вопрос? О чем?
- Заявление хочу подать в суд.
- Так что у вас, товарищ? Слово из вас тянуть клещами приходится. Развод? Ограбили? Уволили вас?.. Побили, может?
- Ну. Вот.
- Что - ну вот?!
- Побили, скорее.
- По какому адресу?
- Работаю?
- Судьи у нас по участкам. Вы выбираете народных судей по округам? Пойдите к адвокату, посоветуйтесь.
- Зачем мне адвокат? Дело ясное. Мне судья нужен.
- Ну хорошо. По какому адресу вас побили?
Столько вопросов! Еще до суда - побить бы морду, и все.
Еще семьсот вопросов задали, прежде чем я к судье попал. Все нервы измотали.
Сидит дамочка, суровая, смотрит строго, в очки глядит.
Кабинет маленький, как чулан. Окошко тоже крошечное. Дом старый. Ремонта требует. Или лучше вообще снести. Суды почему-то чаще всего в старых домах. В комнатах еще кто-то есть.
- Садитесь, пожалуйста. Слушаю вас.
Неудобно как-то при других говорить. Ведь не скажешь, что секрет. Не секрет. Суд-то открытый. Конечно, чтоб другим неповадно было. Пусть все знают.
- Слушаю вас. Что у вас? Не стесняйтесь.
Как обращаться к ней? Имя не сказали. Когда-то читал, не помню где… К судьям обращались… В книге какой-то… "Ваша милость…" Мне не милость нужна. Какая милость?! Пусть он милости просит.
- Значит, так… Простите, замешкался… Первый раз в суде.
- Не стесняйтесь. Вас не вызывали? Вы не по повестке?
- Нет. Я сам. Хочу пожаловаться на человека.
- На человека? Не на учреждение?
- На человека. Он ударил меня.
- Нанесены побои вам. Увечье?
- Нет. Какое увечье! По морде дал.
- С последствиями? Вы зафиксировали у врача?
- Чего? Ничего не было. Если б было, я и сам мог бы. К врачу не ходил.
- Рассказывайте живее, гражданин. Мы с вами никак до сути не доберемся. Увечья вам не нанесли, побоев не было. Был один удар. Так? Что, это был спор или пьяный сосед? На улице? Дома?
- На работе мы…
- Начальник?
- Почему начальник?
- На работе чаще всего может ударить начальник, а не подчиненный. По крайней мере, не начальник будет в суд бежать, а подчиненный. Приблизительная, типовая ситуация. Если подчиненный ударит начальника, последний может найти иной способ борьбы и вряд ли пойдет в суд.
Лекцию читает. Грымза.
- Он мне никто. Он заведующий хирургическим отделением больницы. А я прораб ремтреста. Делаем у них ремонт. Вот он посчитал, что мы там неправильно сделали. Ну, и на оперативке, значит, слово за слово, значит, и… так сказать, по лицу мне. Так. Ну, плохо сделали. Ну ладно. Что ж, каждый рожу бить будет?! А если я отвечу? Что за работа тогда! Наработаем… Так у нас нельзя. Я ж не тряпка на полу. Как вы считаете?
- Конечно, нельзя. Спору нет.
- Вот вы улыбаетесь…
- Я?! Ничего подобного. Я с вами совершенно согласна и ничего смешного пока не вижу. Есть вещи, над которыми не смеются.
- Вот! Вот. Не смешно. Я им и говорю…
- Кому?
- На работе некоторые говорят: дал бы ему, и смеются. Ничего смешного. Многие смеются. Дал бы. Смеются - как же работать? Что мы, драку затевать будем? Я вам скажу, товарищ судья… Простите, как мне можно называть вас?
- Так и называть. Я на работе, и мы пока не в судебном заседании. Если трудно - Татьяна Васильевна.
- Я тоже был на работе… Я к нему: "Евгений Максимович!" - а он по лицу.
- Успокойтесь и расскажите, как это происходило.
- Я говорю: на оперативке. Наше начальство, их главный врач. Свидетелей много. Ну, не так что-то сделали. Да у меня людей не хватает, материал не всегда хороший, а то его и вовсе нет. Главный инженер был. Может подтвердить. Ему-то он не сказал ничего, а сразу мне…
- А вы не ответили?
- Он тут же и сбежал.
- Удрал?
- Куда ж он из отделения удерет? Все равно б догнал, да неудобно. Он мою мать там оперировал.
- Мать? Вашу? Он? Когда? В это время?
- Чуть раньше. Умерла она уже.
- После операции?
- Месяца через два. Рак у нее.
- Понятно.
Что ей понятно? Жилы тянет. Мне ничего не понятно. Вот пусть судят его.
- И что вы хотите, Петр Ильич?
- Осудили чтоб. Прилюдно. Он человека на посту оскорбил.
- Я бы сказала, что и унизил.
- Вот-вот. Я ж не тряпка на полу. Как мне работу потом требовать?
- А вы ремонт делаете?
- Ну. Я прораб ремонтных работ.
- Давно ремонт идет?
- Пожалуй, уже два года. Так. Свыклись.
- Свыкнешься. Долговато.
- Не от меня зависит.
- Петр Ильич, дело ваше не для суда. У нас есть общественные организации, есть товарищеский суд, партийные, профсоюзные организации. В нашем обществе много рычагов, которые могут воздействовать на зарвавшегося человека, не вписывающегося в наши моральные схемы. Более того, он нарушил трудовую дисциплину. Но он вам не нанес увечья, нет зафиксированных побоев. По-видимому, это была чисто символическая пощечина, подлежащая несколько иным формам осуждения.
- Так что, если что не так, то на работе и бить можно? Так? Лишь бы следов не было? У меня мать умерла после его операции. Ведь мог бы убрать - не убрал. Что ж мне его теперь - убить?
- Скорее всего, рак был запущенный, раз она умерла уже через два месяца. Нам с вами судить об этом трудно. Вы можете подать заявление в медицинские инстанции. Они разберутся, правильно ли сделана операция. Ваше право затребовать экспертизу через прокуратуру. Разберутся, кто в этом компетентен.
- "Разберутся"! Мать умерла. Меня ударил. Что за человек!
- Это верно. Бить нельзя. Надо в товарищеский суд. И за нарушение дисциплины могут выговор дать. И по партийной линии, и премии лишить.
- Я их больницы знаю. Не первую ремонтирую. Премий у них нет. Беспартийный - я сразу узнал. Партийный был бы - не ударил, побоялся бы. А тут никакой узды.