- Намучаем. У нее и сердце больное, Евгений Максимович… - Тоня уже осторожнее, как бы напоминающе, даже просительно.
С ума они все посходили. Мы же не имеем права не оперировать. Ведь если бы им принимать решение, как и я, действовали бы. Но за моей спиной можно и скепсис себе позволить. Делать-то все равно надо.
- Конечно. Все это у нее от больного сердца. Из сердца, из-за аритмии, и полетел кусок тромба в сосуды кишки. Конечно, от сердца. Инфаркт кишки. Да подавай ты, говорю тебе!
Тоня схватилась за каталку:
- Извините, Евгений Максимович. Сердце-то не исправите.
- Сейчас она от гангрены кишки умереть может. А с сердцем таким… Рассуждаешь много. Делай, что говорят. Живем мы этим, а они живут нами. Подавай быстрей. Ко мне пришли. Пойду посмотрю. Успею.
- И куда все больные молодые подевались? Одни старики.
Тоня, хихикая, пошла, толкая перед собой каталку, в палату, а я к себе в кабинет.
Пришла доктор из поликлиники. Расспросила про своего больного, которого присылала вчера ко мне на консультацию. Я расписал лечение на весь курс, а рецепты выписывала она в поликлинике. У нас теперь нет рецептурных бланков, поскольку в больницах лечить надо бесплатно и рецептов нам писать не положено. Доктор по справочнику выписала стоимость всех лекарств на весь курс - получилось около трехсот рублей. А я даже не знаю, сколько лекарства стоят. Это мне минус. Надо выписать что-нибудь другое. Откуда столько денег напастись, если моя зарплата сто пятьдесят? А это пенсионер. Не ожидал. Триста рублей!
- Давайте выпишем что-нибудь другое. Там я написал курс лечения на месяц?
- На месяц.
- Что ж там есть?
- Смотрите сами. Двадцать пять флаконов для капельницы. Дома родственница будет делать. В капельницу по пять ампул, да по две этого, - и она выкладывает мне все новые и новые рекомендованные мною рецепты, - да по одной этого. Так?
- Да.
- И еще внутримышечно это и таблетки продектина.
- Продектин же не на месяц.
- Больше. Триста пятьдесят таблеток.
- Черт возьми! А мы совсем об этом не думаем. Это неправильно, наверное. Что же делать будем?
- Ничего, Евгений Максимович. Я просто для сведения вам. Дед доволен. Вот это, говорит, лечение настоящее. А то порошочки выпишут - и вся недолга. А мне лечиться надо.
- Где он денег столько возьмет? Пенсионер. Он без льгот?
- Дед состоятельный. Всю жизнь копил. Мне дочь рассказывала - он тень продавал.
- Это еще что такое?
- На дачных участках все деревья вырубили для построек. А он у себя оставил два раскидистых дерева. Вот в жару, пока строили, он изнемогавшим продавал место под деревом.
- Абракадабра какая-то. Шутите!
- Какая шутка! Лечиться теперь может. Если до тени додумался, наверное, и еще что-нибудь бывало.
Новая поросль. И цену лекарств высчитала, и возможности расспросила, и даже источники благосостояния узнала. Мне никогда в голову не приходило узнавать, как больной лечиться будет. Безответственность. Безответственность и беззаботность. Мне наука.
Живот бабке открыли, и, конечно, тромбоз - кишки черные, гангрена. В принципе случай неоперабельный. Макарыч тотчас и спикировал:
- Ну! Потешился! Зашивать давай. Зашивай.
Мы с ним всю жизнь вместе работаем - он и позволяет себе больше, чем другие. И я себе с ним позволяю больше:
- Свое мнение при себе оставь. Спросят - ответишь. Посмотреть надо.
- Что тут смотреть? Гангрена! Бабке восемьдесят пять. Ну, отрежешь ей больше половины кишок. Все равно не жилец. Ей уже не восстановиться. Мучить только.
- Не ты ей жизнь дал, не тебе решать. Если уж ты такой решительный, создавай команду, которая будет решать, кому жить, кого лечить, а кого, кто безнадежен, кончать. Я на себя такое взять не могу. Есть гуманисты, которые так и предлагают. Только к медицине эти рассуждения отношения не имеют. Лучше на пенсию уходи. Советчик хренов.
- Пожалел бы бабку.
- Во-во. Я и говорю.
- Да я, правда… Бабку жалко.
- Себя тебе жалко. Все равно скоро на пенсию. Жалеешь себя - уходи.
Макарыч замолчал.
Нехорошо. Он у нас самый старый, а я его и стукнул по больному месту. Отсюда и до пощечины один шаг. Хорош! Ну и пусть, ну и правильно. Помогать надо, а не глупости болтать, мне мешать. Вот и молчи. Так-то лучше. На вот, смотри! Только два с половиной метра поражено.
- Только!..
- Только, конечно. Можно отрезать, и жить будет, если вытянет.
- Если вытянет!..
- Помолчи.
Убирать надо много, почти всю тонкую кишку. Не вытянет бабка. Я даже не знаю, что она, кто она, Серафима Георгиевна.
- Ты хоть с родственниками говорил? - опять я начал пиявить Макарыча.
- Дежурные разговаривали, когда привезли ее. Сказали: делайте что надо. Если оперировать - как решит сам. И ушли.
- Видишь? А она согласна. Кто родственники?
- Откуда я знаю?
- Больная твоя. Кому еще знать?
- Да они ушли тут же. Сдали и ушли. Я и говорю: никому она не нужна. А ты затеваешь бог знает что.
- Тебя не спрашивают.
- Спрашиваешь.
- Помолчи.
Все он верно говорит. А я - как хам. Не как - а хам. Ладно. Потом разберемся. Просто сам не знаю, как быть. В душе у меня хамство. Хамство растет во мне, как атомный гриб. Позволяет - и я хамлю. Я ж говорю, что теперь опасен миру. Попробую открыть артерию. Если удастся тромб убрать, можно будет и меньше удалить кишок. Если всю тонкую придется - не вытянет бабка. Ох, бабка, бабуля. Лечить-то надо. Иначе зачем я?!
- Вон, смотри. Не пульсирует артерия. - Зачем говорю, будто Макарыч сам не понимает, что артерия и не может пульсировать?
- Конечно, не пульсирует, раз тромбоз. Учитель!
- Да. Раз я твой начальник - значит, и учитель. И учись. Ну, все ты понимаешь и знаешь. Знания нужны, чтобы думать, а не ворчать.
- И не ворчи. Делай. Я же не мешаю.
- Помогать надо. Не мешать - мало. - Так слово за словом, шаг за шагом, и к сосудам подобрались. - Держи нитку. Осторожненько натягивай. Дайте мне зажимчик сосудистый… Маленький… "Бульдожку"… Угу… Ну вот… Скальпель сосудистый… Вот тромб!
Тромб удалили, с периферии и от центра получили вполне приличный кровоток. Артерию зашили, подождали - почти половина пораженной кишки отошла. Наполовину нормальный цвет приобрела. Пульсация есть. А уж где гангрена - придется убирать.
Закончили и с полчаса ждем. Наблюдаем. Посмотрим, как будут оставшиеся кишки выглядеть. Что значит - ждем? Не сидим же сложа руки. Что-то подправляем, что-то вытираем, ну и болтаем параллельно. Что-то по делу, что-то просто так. Достаю потихоньку Макарыча. Самому неприятно. С другой стороны, чего же он?
- Ну! Что я тебе говорил! Мы должны заниматься лечением. О гуманизме другие организации должны заботиться. Вот так-то.
- Да погоди хвалиться. Хвастун. Позер. Посмотрим еще, что дальше будет.
- Что дальше? Видишь.
- Еще не вечер. Еще есть и завтра, и полно дней впереди. Будут ли у нее эти дни? Вот в чем вопрос.
- Чучело! Мы живем минутой. У нас работа такая. Не Госплан. Что будет? Сейчас все хорошо, а завтра - будет завтра. Завтра, может, такого же молодого привезут, а у нас сегодняшний опыт. Сегодня, сейчас наша взяла. И слава богу. "Что будет, что будет"! Просто ты лодырь, бездельник, Макарыч. Зашивай сам за это. А я начальник - я пойду. А завтра видно будет завтра.
- Ну!.. Ну!.. Хитер. Позер…
Тонечка уже здесь. Пришла посмотреть. И что она глаза мозолит все время? Допрыгается.
Размываюсь. Тоня развязывает сзади мне халат, фартук и чего-то трещит, говорит, что бабка еще хоть куда… и еще что-то… Что-то про спасение других бабок.
- Скажи, Тонечка, ты все эти годы в общежитии живешь?
Тонечка кидает в бак для грязного белья мой халат, фартук и так же безостановочно продолжает протрескивать свою нехитрую и неновую информацию.
А ведь худо. Сколько лет мы работаем вместе - больше десяти, все девочки мои - уже давно бывшие девочки - живут в общежитии, а я там ни разу не был и даже не знаю, как им живется. Даже и не расспрашивал их.
Оказывается, просто отдали им, вернее нам, больнице, целый подъезд, и живут они там по квартирам. Обычные квартиры. Сначала по инфантильности, вернее глупости, я решил, что каждой дают квартиру - может, все квартиры однокомнатные. Так нет, конечно. Квартиры всякие - дом как дом. Позволяя себе не задумываться, решил, что каждая девочка живет в отдельной комнате. Но и это предположение на уровне снов Веры Павловны оказалось. Их по три, по четыре в комнате. Иные родители уже, но продолжают жить в комнате с девочками. Как могли детей приобрести? А я еще сетую на плохой сон Виктора. Надо Вике рассказать. Нам с Викой там надо квартиру на день. Смех один.
- А где ж ты время свободное проводишь?
- В кино, Евгений Максимович. В гости иногда хожу. Да работаю много, Евгений Максимович, - на ставку ведь не проживешь. Все больше работа да сон. Семьи нет - сплю.
- А на танцы ходишь?
- Конечно. Иногда. Дискотека есть тут. Да я уже старая.
- "Старая"!