Цветков хотел было отправиться с катером, посланным за гостями, но старший офицер сказал ему, что, по распоряжению капитана, ехать с катером назначен гардемарин Летков (Васенька).
- Да разве не все равно, кто поедет? Я по крайней мере уже знаком с пассажиркой… А Васенька охотно уступает мне свое право… Не правда ли, Васенька?
- Я очень рад не ехать! - подтвердил юный и очень застенчивый Васенька. - Я не умею разговаривать с дамами! - прибавил он, краснея.
- Так разрешите, Степан Дмитрич!
- Нет, уж вы лучше сами, Владимир Алексеич, спросите капитана! - с улыбкой проговорил старший офицер.
- Что ж, и спрошу!
- Эка тебе не терпится увидать юбку… Удивляюсь твоему легкомыслию! - процедил милорд.
- И удивляйся! - огрызнулся Цветков, выходя из кают-компании.
Большая роскошная капитанская каюта была убрана, видимо для пассажирки, особенно тщательно. Разные японские и китайские вещи, вынутые из ящиков капитана, были расставлены в разных местах, украшая убранство каюты. На накрытом, превосходно сервированном столе красовались букеты роз. Тонкий аромат духов стоял в воздухе.
Сам капитан, приодетый и прифранченный, с подстриженными волосами и баками, красный как рак и отдувающийся от жары, стоял, подавшись своим солидным брюшком вперед, озабоченно озирая убранство стола, и не заметил прихода мичмана.
"Ишь как он убрал каюту для пассажирки и как сам разукрасился, толстопузый! - усмехнулся про себя Цветков, оглядывая каюту и самого толстяка капитана. - Небось и шампанское сегодня! - завистливо промелькнуло у него в голове при виде ваз с бутылками на столе… - Жаль, что не моя очередь у него обедать… Милорд будет!.."
- Петр Никитич! - проговорил мичман.
Капитан поднял голову и, увидав Цветкова в полном блеске, сухо спросил:
- Что прикажете-с, Владимир Алексеич?
- Позвольте мне, Петр Никитич, ехать с капитанским катером вместо гардемарина Леткова.
- Это почему-с? Со шлюпками ездят гардемарины, а вы, кажется, мичман-с.
Эти "ерсы", которыми сыпал капитан, и резкий, сухой тон его голоса, казалось, должны были бы предостеречь мичмана от продолжения и заставить его убраться подобру-поздорову из каюты, - но он, охваченный страстным желанием прокатить хорошенькую блондинку на катере под парусами и щегольнуть перед ней своим уменьем лихо управлять шлюпкой, не замечал, что капитанские глаза предвещают бурю, и прежним легкомысленным тоном продолжал:
- В таком случае позвольте, Петр Никитич, просто поехать встретить пассажирку. Быть может, ей понадобятся услуги какие-нибудь… Так я…
- Это еще что за встречи, Владимир Алексеич?! - перебил, закипая гневом, капитан. - Какие такие вы выдумали особенные встречи?.. Какие там услуги-с?! С чего вы вздумали гоняться за пассажиркой? Вы ведь офицер военного судна, а не какой-нибудь, с позволения сказать, годовалый понтер-с! Тоже встречи устраивать! И как вы позволили себе, господин мичман, обращаться ко мне с таким вздором, а? - вдруг крикнул капитан, уставив свои выпученные глаза с вращающимися белками на Цветкова.
Никак не ожидавший такого гневного взрыва, Цветков проговорил:
- Я полагал, что…
- А вы не полагайте-с и не приходите к капитану с подобными заявлениями… Ишь… разрядились как! - прибавил капитан, оглядывая блестящего мичмана. - Какая-то пассажирка, а уж вы…
- Я полагаю, это до службы не относится, Петр Никитич! - довольно твердо заметил Цветков, взглядывая на капитана в упор.
- Все-с относится к службе! - понижая тон, отвечал капитан. - Можете идти-с!
Цветков вернулся в кают-компанию в возбужденном состоянии, раздраженный.
- Ну что, едете за пассажиркой, Владимир Алексеич? - лукаво спросил старший офицер.
- Какое еду… Он еще меня разнес.
- За что же?
- А вот подите. Раскричался словно оглашенный. Даже насчет костюма заметил: "разрядились", говорит… Но тут я ему задал "ассаже" . Какое ему дело - разрядился я или нет? И с чего он взъерепенился, скажите на милость? Кажется, ничего нет позорного встретить даму?.. А, главное, сам-то он ради пассажирки франт франтом оделся… Ей-богу, вот увидите… И каюту изукрасил как! Везде китайщина и японщина… На столе букеты роз. К обеду шампанское… За что же мне-то попало?
- И не так еще попадет, Владимир Алексеич! - промолвил Иван Иванович.
- За какие такие дела, дедушка?
- А все из-за этой пассажирки.
- Она-то тут при чем?
- А притом, что все вы из-за нее с ума посходите… Уж вот вы, батенька, горячку запороли… непременно встречать ее захотели… Еще насмотритесь на пассажирку. Переход-то длинный.
- А сколько, примерно, времени?
- Да уж никак не меньше трех недель.
- И чудесно, дедушка! - воскликнул мичман.
- Что чудесно?
- Она три недели будет с нами.
- Эх вы… ненасытные! Мало вам, что ли, влюбляться на берегу - еще в море захотели! - заметил, улыбаясь, дедушка. - Сколько у вас будет соперников. Друг дружку станете ревновать.
- Она ни на кого из нас не обратит внимания, дедушка.
- Ну так вы и совсем взбеситесь. Помяните мое слово!
Цветков уже весело смеялся, слушая дедушку, забыл о "разносе", полученном от капитана, и все время нетерпеливо посматривал на часы.
В это время в кают-компанию вошел Игнатий Афанасьевич в новой паре, в чистой рубашке, повязанной каким-то необыкновенным бантом, приглаженный, прилизанный и выбритый.
- Браво, Игнатий Афанасьич! Совсем вы молодцом! - воскликнул Цветков.
- Того и гляди в Игнатия Афанасьича пассажирка влюбится! - заметил кто-то.
- А пусть влюбится! - невозмутимо произнес Игнатий Афанасьевич, вызывая общий смех, и поспешил присесть к столу, видимо чувствуя себя не совсем ловко в новом платье и потому несколько удрученный.
- Катер, господа, идет! - крикнул в открытый люк вахтенный офицер.
Все бросились из кают-компании наверх смотреть пассажирку.
День был превосходный. Жара умерялась легким ветерком. Пользуясь им, капитанский катер, слегка накренившись, приближался под парусами к клиперу, лихо прорезывая кормы и носы многочисленных судов, стоявших на оживленном сан-францисском рейде.
Все бинокли устремились на катер. Один лишь Степан Дмитриевич, желая, в качестве старшего офицера, показать солидность, с напускным равнодушием разгуливал по шканцам, по временам подрагивая бедрами и неустанно закручивая усы.
- Ни-че-го осо-бен-ного! - процедил, отводя бинокль, милорд, стараясь показать ледяное равнодушие и корча из себя, по случаю приезда пассажирки, равнодушного ко всему в мире человека, как и подобало быть, по его мнению, настоящему англичанину.
- И болван ты, благородный лорд, после этого! - воскликнул прильнувший глазами к биноклю Цветков.
- Парламентское выражение!
- Или ты врешь, или ничего не понимаешь в красоте. Она идеально хороша… Вот увидишь ее вблизи, и если ты не английская швабра, то…
- И "швабра"… весьма мило! - насмешливо перебил милорд.
- Да как же ты смеешь говорить: "ничего особенного". Чего тебе особенного!.. Однако Васенька молодцом правит… Ишь как ловко подрезал корму американцу… Лихо!
- Нет, хорошенькая, я вам скажу, дамочка! - произнес ни к кому не обращаясь кругленький, толстенький, чистенький доктор и захихикал своим мелким смехом.
- И, как следует, с аванпостами и вообще… Хо-хо-хо…
И пожилой старший артиллерийский офицер, интересовавшийся горничной, весело загоготал.
- Уже заржали молодцы! - промолвил дедушка и безнадежно махнул рукой.
- Да вы взгляните, Иван Иванович, так и сами… того… - обратился к нему вполголоса доктор, предлагая бинокль.
- Чего смотреть? Не видал я, что ли, юбок-с? Видывал. И без бинокля увижу. Небось пассажирка будет вечно торчать наверху при таких кавалерах… Только вахтенному мешать будет!
Посматривали, рассыпавшись у бортов, и матросы на приближавшийся катер.
А в это время боцман Матвеев обходил клипер и вполголоса говорил матросам:
- Смотри же, ребята, чтобы, значит, худого слова ни боже ни… А не то я вас…
И боцман заканчивал, правда довольно тихо, угрозами, сопровождая их самыми худыми словами.
- Сигнальщик! Доложи капитану, что катер с консулом пристает к борту! - крикнул стоявший на вахте красивый блондин Бакланов. - Фалгребные наверх! - скомандовал он затем и, молодцевато сбежав с мостика, пошел для встречи гостей.
В ту же минуту наверху появился капитан и, слегка сгорбившись, умышленно неторопливой, ленивой походкой направился к парадному трапу. Своим недовольным, сумрачным видом, своей походкой он словно хотел соблюсти свой капитанский престиж и показать перед офицерами, что приезд пассажирки не только нисколько его не интересует, но как будто даже и не особенно приятен.
Между тем катер, сделав поворот, лихо пристал к борту. Паруса мигом слетели, и Васенька, разгоревшийся от волнения, бросил руль и предложил своим пассажирам выходить. Через несколько секунд на палубу в числе других гостей - пожилой консульши и ее мужа - легко и свободно спустилась по маленькому трапу молодая пассажирка.