И Бобер ему взглядом признался в ответ,
Что он понял душою за миг
Столько, сколько бы он и за тысячу лет
Не усвоил из тысячи книг.Они вместе в обнимку вернулись назад,
И воскликнул Банкир в умилении:
"Вот воистину лучшая нам из наград
За убытки, труды и терпение!"Так сдружились они, Браконьер и Бобер -
Свет не видел примера такого, -
Что никто и нигде никогда с этих пор
Одного не встречал без другого.Ну а если и ссорились все же друзья
(Впрочем, крайне беззубо и вяло),
Только вспомнить им стоило песнь Хворобья
И размолвки их как не бывало!
Вопль шестой
Сон барабанщика
И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной.И тогда Барабанщик (и Бывший Судья)
Вздумал сном освежить свои силы,
И возник перед ним из глубин забытья
Давний образ, душе его милый.Ему снился таинственный сумрачный Суд
И внушительный Снарк в парике
И с моноклем в глазу, защищавший козу,
Осквернившую воду в реке.Первым вышел Свидетель, и он подтвердил,
Что артерия осквернена.
И по просьбе Судьи зачитали статьи,
По которым вменялась вина.Снарк (защитник) в конце выступления взмок,
Говорил он четыре часа;
Но никто из собравшихся так и не смог
Догадаться, при чем тут коза.Впрочем, мненья присяжных сложились давно,
Всяк отстаивал собственный взгляд,
И решительно было ему все равно,
Что коллеги его говорят.– Что за галиматья! – возмутился Судья.
Снарк прервал его: – Суть не в названьях,
Тут важнее, друзья, сто восьмая статья
Уложения о наказаньях.Обвиненье в измене легко доказать,
Подстрекательство к бунту – труднее,
Но уж в злостном банкротстве козу обвинять,
Извините, совсем ахинея.Я согласен, что за оскверненье реки
Кто-то должен быть призван к ответу,
Но ведь надо учесть то, что алиби есть,
А улик убедительных нету.Господа! – тут он взглядом присяжных обвел. -
Честь моей подзащитной всецело
В вашей власти. Прошу обобщить протокол
И на этом суммировать дело.Но Судья никогда не суммировал дел -
Снарк был должен прийти на подмогу;
Он так ловко суммировать дело сумел,
Что и сам ужаснулся итогу.Нужно было вердикт огласить, но опять
Оказалось Жюри в затрудненье:
Слово было такое, что трудно понять,
Где поставить на нем ударенье.Снарк был вынужден взять на себя этот труд,
Но когда произнес он: ВИНОВЕН! -
Стон пронесся по залу, и многие тут
Повалились бесчувственней бревен.Приговор зачитал тоже Снарк – у Судьи
Не хватило для этого духу.
Зал почти не дышал, не скрипели скамьи,
Слышно было летящую муху.Приговор был: "Пожизненный каторжный срок,
По отбытьи же оного – штраф".
– Гип-ура! – раза три прокричало Жюри,
И Судья отозвался: Пиф-паф!Но тюремщик, роняя слезу на паркет,
Поуменьшил восторженность их,
Сообщив, что козы уже несколько лет,
К сожалению, нету в живых.Оскорбленный Судья, посмотрев на часы,
Заседанье поспешно закрыл.
Только Снарк, верный долгу защиты козы,
Бушевал, и звенел, и грозил.Все сильней, все неистовей делался звон -
Барабанщик очнулся в тоске:
Над его головой бушевал Балабон
Со звонком капитанским в руке.
Вопль седьмой
Судьба банкира
И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной.И Банкир вдруг почуял отваги прилив
И вперед устремился ретиво;
Но – увы! – обо всем, кроме Снарка, забыв,
Оторвался он от коллектива.И внезапно ужасный пред ним Кровопир
Появился, исчадие бездны,
Он причмокнул губами, и пискнул Банкир,
Увидав, что бежать бесполезно.– Предлагаю вам выкуп – семь фунтов и пять,
Чек выписываю моментально! -
Но в ответ Кровопир лишь причмокнул опять
И притом облизнулся нахально.Ах, от этой напасти, от оскаленной пасти
Как укрыться, скажите на милость?
Он подпрыгнул, свалился, заметался, забился,
И сознанье его помутилось.Был на жуткую гибель Банкир обречен,
Но как раз подоспела подмога.
– Я вас предупреждал! – заявил Балабон,
Прозвенев колокольчиком строго.Но Банкир слышал звон и не ведал, где он,
Весь в лице изменился, бедняга,
Так силен был испуг, что парадный сюртук
У него побелел как бумага.И запомнили все странный блеск его глаз
И как часто он дергался, будто
Что-то важное с помощью диких гримас
Объяснить порывался кому-то.Он смотрел сам не свой, он мотал головой,
Улыбаясь наивней ребенка,
И руками вертел, и тихонько свистел,
И прищелкивал пальцами звонко.– Ах, оставьте его! – предводитель сказал.
Надо помнить про цель основную.
Уж закат запылал над вершинами скал:
Время Снарком заняться вплотную!
Вопль восьмой
Исчезновение
И со свечкой искали они, и с умом,
С упованьем и крепкой дубиной,
Понижением акций грозили притом
И пленяли улыбкой невинной.Из ущелий уже поползла темнота,
Надо было спешить следотопам,
И Бобер, опираясь на кончик хвоста,
Поскакал кенгуриным галопом.– Тише! Кто-то кричит! – закричал Балабон.
Кто-то машет нам шляпой своей.
Это – Как Его Бишь, я клянусь, это он,
Он до Снарка добрался, ей-ей!И они увидали: вдали, над горой,
Он стоял средь клубящейся мглы,
Беззаветный Дохляк – Неизвестный Герой
На уступе отвесной скалы.Он стоял, горд и прям, словно Гиппопотам,
Неподвижный на фоне небес,
И внезапно (никто не поверил глазам)
Прыгнул в пропасть, мелькнул и исчез."Это Снарк!" – долетел к ним ликующий клик,
Смелый зов, искушавший судьбу,
Крик удачи и хохот… и вдруг, через миг,
Ужасающий вопль: "Это – Бууу!.."И – молчанье! Иным показалось еще,
Будто отзвук, похожий на "джум",
Прошуршал и затих. Но, по мненью других,
Это ветра послышался шум.Они долго искали вблизи и вдали,
Проверяли все спуски и списки,
Но от храброго Булочника не нашли
Ни следа, ни платка, ни записки.Недопев до конца лебединый финал,
Недовыпекши миру подарка,
Он без слуху и духу внезапно пропал -
Видно, Буджум ошибистей Снарка!
Из ранних стихов
Моя фея
Среди других волшебных фей
Одну я знаю фею;
Она мне говорит: – Не смей! -
И я уже не смею.Захочется ли мне вздремнуть,
– Не спи! – она внушает.
Вина ли вздумаю глотнуть,
– Не пей! – предупреждает.Порою станет мне смешно,
Она грозит: – Не смейся!
На Кэти загляжусь в окно,
Бормочет: – Не надейся!– Так что же делать? – я вскричал,
От возмущенья розов.
Но тот же голос отвечал:
– Не задавай вопросов!Мораль: Нельзя, и точка!
Загадочный гость
Помнится, я отдыхал за чтеньем какой-то брошюры,
Как вдруг: тук-тук-тук! – тихий звук, как ветерка дуновенье,
Раздался за дверью. Я крикнул сердито и громко: "Эй, кто там,
Хватит за дверью переминаться – входите!"
Робко вошел он, держа в руках цилиндр и перчатки,
И чрезвычайно учтиво, почтительно мне поклонился.
"Кто вы?" – вскричал я, озлясь. А он любезнейшим тоном,
Руку к сердцу прижав и кланяясь низко, ответил:
"Ваш препокорный слуга, господин Прикурамшувель",
В бешенстве я колокольчик схватил и затряс им: "Эй, Энди,
Джордж, Томми, Дик! – завопил я. – Выставьте тотчас за двери
Этого господина!" Мой гость на меня без упрека, но с грустью
Тихо взглянул, смиренно попятился к двери,
Низко опять поклонился – и так, держа руку у сердца,
Со всевозможной учтивостью кротко навек удалился.
Мелодии
1
Один рядовой втихомолку
Втыкал себе в ухо иголку.
Но потом это дело
Ему надоело,
И бедняга ушел в самоволку.