- Я не верю… Мне говорят… беречь престол… Все обманывают…
Она обняла Елизавету, и слезы их смешались.
- Ну, полно, - наконец сказала правительница, - нас ждут в зале.
Дамы напудрились, повертелись перед зеркалом и вышли к обществу.
Елизавете не удалось скрыть взволнованный вид. Она сослалась на нездоровье, извинилась перед партнерами и поспешила уехать на свой Смольный двор.
- Доктора ко мне, - приказала Елизавета, едва скинув шубу.
Хирург цесаревны Лесток был старым ее знакомым и поверенным. Лесток приехал в Россию еще при Петре I, как врач, при нем же и сослан был в Казань по жалобе одного придворного служителя, за то, что обрюхатил дочку его. Екатерина I возвратила Лестока из ссылки и назначила ко двору цесаревны Елизаветы.
Был он человек легкий, даже чересчур, необычайно общительный, везде заводил дружбу, знал все, что делалось в городе, в каждой придворной семье, и умел рассказать весело, не стесняясь на выдумки. Верность его, кажется, испытана. Когда фельдмаршал Миних арестовал Бирона и правительницей стала Анна Леопольдовна, Миних предложил ему наблюдать за Елизаветой Петровной и доносить. Лесток отказался шпионить. Многие же соглашались.
Лесток вел переговоры с французским посланником от имени Елизаветы, толковал с гвардейцами, собирал сведения для цесаревны… Если начнут искать, все откроется разом.
"Елизавету могут отправить в монастырь, не больше, - рассуждал Лесток, - это особа царствующего дома. Шетарди охраняет дипломатическая неприкосновенность. Найдут, что нежелателен он, - отошлют во Францию, и дело с концом. А меня ведь на дыбу, ноздри рвать, да и в Сибирь, а то и четвертуют… Какой вельможа был Волынский - не пощадили".
Явившись ночью по вызову Елизаветы, Лесток твердо знал, что спасение его в смелых действиях и жизнь зависит от государственного переворота. Он выслушал сбивчивый рассказ Елизаветы и понял, что нынче же распорядятся арестом подозрительных лиц.
- Шведы нам не помогут, - горячо говорил он Елизавете, - манифест никто не читал. Да и прочтя - кто из русских ему поверит? Надо начинать самим и не мешкать, иначе будет поздно.
Елизавета молчала, покусывая полные губы.
Лесток вынул из рукава кафтана две игральные карты.
- Смотрите, принцесса, вот ваше будущее, если вы не сможете решиться, - сказал он.
На пиковой двойке бойким пером было набросано несколько фигур, стоявших вокруг коленопреклоненной женщины.
- Это монастырь. Вам обрежут вашу роскошную косу, вы станете монахиней, если раньше не снимут голову.
Елизавета вздрогнула. Она понимала, как легко это могло бы случиться.
Лесток показал другую карту - двойку червонную. Тут изображалась толпа народа, трон, плыли облака, солнце бросало длинные лучи.
- Ваша победа, - сказал Лесток. - Вы императрица, вам присягают счастливые подданные.
Он взмахнул рукой, и карты исчезли.
- За дело, принцесса! Молитесь - и бог пошлет вам решимость.
Лесток схватил руку Елизаветы, поднес ее к губам, отпустил - рука бессильно упала - и выбежал из покоя цесаревны.
2
Елизавета не спала ночь. Она молилась и плакала. К утру забылась в дреме и проснулась далеко за полдень.
В спальню вошел камердинер Василий Иванович Чулков.
- Матушка Елизавета Петровна, вставайте, - сказал он громким шепотом, - господа офицеры дожидаются.
Цесаревна велела подать одеваться, прогнала парикмахера и уже через час вышла в смежную комнату. Там ее ждали Алексей Разумовский, Воронцов, Лесток и неизвестный царевне смуглый преображенский сержант. Они окружили Елизавету.
- Ваше императорское высочество, беда, - сказал Разумовский. - Гвардия получила приказ выступить на шведов. Слышно, Левенгаупт идет к Выборгу. А этот, - он кивнул на сержанта, - к твоей милости.
- Говори, в чем твое дело, - сказала Елизавета.
- Выслушайте его внимательно, - попросил Лесток. - Гвардия уходит из Петербурга, но не потому, что шведы близко, а потому, что ее уводят из страха перед вами: известно, как преданны вам преображенцы. Сержант Гринштейн доложит вам намерения гвардейцев.
Гринштейн упал на колени.
- Встань, - сказала Елизавета, - и докладывай нам, что знаешь.
Цесаревна, подражая отцу, устремила пронзительный взгляд на сержанта, но нимало его не смутила. Он бывал в переделках и ничего не боялся.
Петр Гринштейн, сын саксонского крещеного еврея, с младых лет торговал в Персии, был взят в рабство кочевыми татарами, бежал к русским, лютеранскую веру переменил на православную, записался в Преображенский полк и стал служить солдатом, ходить в столичные караулы. Бывалый человек, он пользовался доверием офицеров, поднялся в чине до сержанта, но не терял дружбы и с рядовыми. Вовлеченный в заговор Лестоком, Гринштейн вербовал в гренадерской роте приверженцев цесаревны и мог похвастать успехами.
Сержант объявил, что вся гвардия хочет видеть на престоле Елизавету Петровну и готова выступить на ее защиту, что надо поторопиться, пока не спохватились Остерман и генералиссимус принц Антон-Ульрих, муж правительницы, покуда ничего не знает Миних. Уйдет Преображенский полк - будет поздно, неизвестно, многие ли вернутся из шведского похода. Гринштейн ручался за гренадерскую роту Преображенского полка и был уверен, что она легко поднимет остальные.
- Жаль мне вас, дети мои, - сказала Елизавета. - А ну как не улыбнется нам фортуна, что тогда будет? Зашлют всех, куда и ворон костей не заносил.
- Что ж, подождите, пока всех ваших друзей по одному не перетаскают на плаху! - гневно заметил Лесток. - Надобно рисковать, иначе не выиграешь.
- Подлинно, это дело требует немалой отважности, - медленно проговорил Воронцов. - И такой отважности не сыскать ни в ком, кроме дочери Петра Великого, - его кровь свое скажет.
Слова эти заставили Елизавету покраснеть от удовольствия.
- Будь что будет, - сказала она, тряхнув головою, - с моими гвардейцами и с вашей, господа, помощью ничего я теперь бояться не стану. Изготовьте, что требуется, а ввечеру пожалуйте ко мне - и положимся на волю божию.
Она подала руку каждому своему гостю и павой уплыла в спальню.
Заговорщики с тревогой и волнением отсчитывали часы уходящего дня. Делать им, собственно, было нечего. За всех трудился Гринштейн - он говорил то с одним, то с другим гренадером, убеждал, доказывал, обещал - и к одиннадцати часам вечера двадцать четвертого ноября в сопровождении нескольких солдат явился на Смольный двор, к цесаревне.
Все уже были в сборе: братья Разумовские - Алексей и Кирилл, братья Шуваловы - Петр и Александр, Михаил Воронцов, Лесток, - придворные Елизаветы, принц Гессен-Гомбургский с женою, и родные - Василий Салтыков, Скавронские, Ефимовские, Гендриковы - все, кто был близок к Елизавете.
Гринштейн доложил Воронцову, что люди его ждут в казарме.
Воронцов подошел к двери спальни, у которой сидел Чулков.
- Попроси, - торжественно сказал он, оглядывая собравшихся.
Елизавета вышла в шубке, накинутой на плечи.
- Не простудись, матушка, - озабоченно прошептал Чулков.
- Кровь Петрова не мерзнет, - ответила Елизавета, значительно глянув на Воронцова. - Готовы, господа? С богом!
Уступая друг другу дорогу в дверях, заговорщики вышли на крыльцо. Несколько парных саней стояло в глубине двора.
- Подавай! - крикнул Чулков.
В первые сани сели Елизавета, Лесток, на запятках встали Воронцов и Шуваловы. В двух санях поместились Алексей Разумовский, Салтыков и Гринштейн. Следом двинулись остальные. Поехали недалеко - к избам преображенцев.
Караульный солдат перед съезжей избой Преображенского полка забил в барабан тревогу. Лесток выскочил из саней и проткнул кожу барабана. Тринадцать гренадер, прибывших с Елизаветой, разбежались по домам, чтобы поднять товарищей. Гринштейн отдавал им команды. Офицеров в расположении полка не было - они все ночевали в городе, а дежурный командир, шотландец Гревс, не владевший русским языком, был арестован гренадерами прежде, чем успел понять, почему в полку тревога. Елизавета испуганно глядела на толпы солдат, окруживших сани.
- Не медлите, зажигайте их сердца, - негромко сказал Воронцов.
- Что мне делать? - покорно спросила она.
- Скажите им, кто вы и чего ждете от них.
Елизавета встала в санях и сбросила шубку. Стальная кираса, надетая поверх платья, тускло заблестела.
- Ребята, - закричала Елизавета, отчаянно напрягаясь, - знаете ли вы, кто я?
- Знаем, матушка, знаем! - нестройно ответили солдаты.
- Меня хотят заточить в монастырь. Готовы ли вы пойти со мной, меня защитить?
- Готовы, матушка! - закричали гвардейцы. - Мы их всех перебьем!
- Бить не надо, я не хочу крови. Целуйте крест!
Елизавета вытянула из-под кирасы большой нательный крест на длинной, из мелких звеньев цепочке и приложилась к нему.
- Клянусь, что умру за вас, и в том святой крест целую. Клянитесь и вы!
- Клянемся! - отвечали солдаты.
Многие, расстегивая вороты, вытаскивали нательные кресты. Волнение нарастало, и Елизавета ощутила свою власть над толпой.
- Так пойдемте ж за мной, - призвала она, - и сделаем наше отечество счастливым, как при батюшке было, а я вас, ребята, не оставлю. Идем ко дворцу!
Сани цесаревны двинулись к Невскому. Преображенские гренадеры бежали рядом. За ними двигались солдаты других рот, человек с триста.