- Но чтобы Мардоний прибыл в Грецию... - усомнился молодой человек. - Это же так опасно. Его могут разоблачить...
- Едва ли, если только он не окажется в Афинах, ибо тайные друзья укроют князя повсюду. Тем не менее есть ещё такое место, куда, по благословению Афины... - Фемистокл воздел руки к небу, - куда, по благословению Афины, он не посмеет явиться!
Переменив тему, как было в его обычае, государственный деятель посмотрел в глаза Демарату:
- Слушай меня, сын Мискелла... Персидские владыки опрометчивы. Мардоний способен испытать собственную судьбу и появиться в Афинах. У меня дел не меньше, чем у самого Зевса. Но это поручение я даю тебе. Ты самый доверенный мой помощник. Я просто не могу обратиться к кому-нибудь другому. Следи, нанимай шпионов, не скупись на подкуп. И днём и ночью разыскивай Мардония, пока он не вступил в Афины. Если он попадёт в наши руки, тогда ты окажешь Элладе такую же услугу, как Мильтиад в Марафонской битве. Обещаешь? Скрепим договор рукопожатием.
- Серьёзное дело. - Демарат не стал торопиться с ответом.
- Но такое, которое тебе по плечу. Разве не трудимся мы с тобой на благо Афин и всей Эллады?
От взгляда ястребиных глаз Фемистокла нельзя было уклониться. Он протянул руку...
Когда Демарат вернулся в пиршественный зал, Кимон уже закончил свою песню. Гости бурно рукоплескали. Вино ещё ходило по кругу, но Главкон и Гермиона не замечали его. Разделённые столом супруги негромко переговаривались, и Демарат не мог разобрать их слов. Однако смысл выражений, сменявших друг друга на обоих лицах, трудно было истолковать ошибочно. Память Демарата обратилась к тому дню, когда Главкон явился к нему, буквально светясь, и воскликнул: "Порадуйся за меня, мой дорогой друг, порадуйся! Гермипп обещал мне в жёны красивейшую из афинских девиц!"
Демарат углубился в собственные мысли, пока наконец пронзительный голос Симонида не заставил его отвлечься:
- Друг мой, если ты глуп, то нынешнее молчание делает тебя только мудрее. Но если ты мудр, поторопись нарушить его.
- Вина, мальчик, - приказал Демарат, - и не наливай в него много воды. Сегодня я, по-видимому, особенно глуп.
И остаток пиршества он посвятил винопитию, принуждая себя смеяться.
Пир завершился уже вечером.
Все отправились провожать истмийского победителя до Афин.
В Дафнах у прохода через холмы его ожидали высшие чиновники государства - архонты и стратеги - с факелами, всадниками, позади которых толклось, должно быть, с полгорода.
Чтобы торжественно встретить триумфатора, обрушили двадцать локтей городской стены. А потом в правительственных покоях состоялся ещё один пир. Главкон получил мошну с сотней драхм, по закону положенную всякому истмийскому победителю. В новой части Пирея, портового города, именем его назвали одну из улиц. Симонид продекламировал торжественную оду. И все Афины ликовали несколько дней. Лишь один человек во всём городе не мог от души предаться веселью. Сердечный друг победителя - Демарат.
Глава 2
Что делать в Афинах? Подняться ли на Акрополь или просто отправиться на рынок? Поклониться богине, Деве Афине, в её собственном храме или же спуститься на Агору, чтобы послушать собирателей и расточителей? Ибо у города этого было два лица: устремлённое ввысь и обращённое долу, к повседневным потребностям. Кто сумеет вместить и то и другое одновременно? Но пусть Акрополь, его статуи и ландшафт подождут. Они ожидали человека три тысячи лет. Поэтому - на Агору.
Пора была самая торговая. И вся Агора превратилась в улей. Повсюду, от округлого Толоса на юге до вытянувшегося в северной стороне портика, кишели люди и животные. Ослы возвышали свои пронзительные голоса, протестуя против слишком тяжёлой поклажи. Прибывшая из Мегар свинья, визжа, пыталась высвободить ноги из пут. Моряк-азиат выторговывал у менялы лишний обол за находившийся в его руке золотой дарик.
- Покупайте моё масло! - вопил торговец, засевший под плетёным навесом у ряда герм, в самой середине площади.
- Покупайте мой уголь! - надрывался его сосед.
Тем временем мимо них успел пройти ухмыляющийся негр, предлагавший всем встречным не упустить шанс нанять столь модного теперь темнокожего слугу.
Став на ступени храма Аполлона, зубодёр-фокиец вовсю расхваливал собственную мазь от зубной боли. Депра, цветочница, предлагала венки из роз, фиалок и нарциссов двум десяткам увивавшихся возле неё молодых людей. Собравшиеся возле герм праздные зеваки изучали объявления, прилепленные к основанию каждой из статуй.
Толпу прорезал целый караван запряжённых мулами повозок, доставивших в город мрамор для новых зданий. С каждым мгновением шум становился лишь громче. Шкатулка Пандоры открылась, и все сплетни выпорхнули на свободу.
На северной оконечности площади - там, где портики и длинная улица уходили к Дипилонским воротам, - располагалась лавка Клеарха-горшечника. Низкий прилавок был заставлен товаром - высокими амфорами для вина, плоскими чашами, сосудами для воды и мисками. Сзади двое учеников крутили колесо, третий покрывал посуду чёрным лаком и разрисовывал её красными фигурками. Клеарх сидел на прилавке вместе с тремя друзьями, явившимися сюда не за покупками, а для того, чтобы обменяться свежими новостями, услышанными от цирюльников. Это были Эгис, резкий голосом и плутоватый содержатель петушиных боев и игорного дома, Критон, жирный подрядчик, занимавшийся рудными копями, и, наконец, Полус, седой и морщинистый, "отдававший все свои таланты на благо общества", а иначе говоря, постоянно заседавший в суде человек.
Когда самые последние новости о Ксерксе были должным образом пережёваны, разговор начал утрачивать целеустремлённость.
- Сегодня у тебя свободный день, Полус? - попробовал поинтересоваться Клеарх.
- Действительно, свободный! Ни в "Красном дворе", ни в портике Царя Архонта нет заседаний суда; не назначено и голосование, чтобы осудить Гераклия, ввозившего пшеницу вопреки закону.
- Осудить? - вскричал Эгис. - А разве свидетельства не слабоваты для этого?
- Ну да, - фыркнул Полус, - доказательства весьма неубедительны, и несчастный молил о пощаде, усадив с собой на скамью жену с четырьмя рыдающими ребятишками. Но мы уже все решили. "Ты пытаешься растопить камень, просьба твоя останется без ответа" - так думали мы. И наши сердца говорили "виновен", хотя ум требовал оправдания. Нельзя обижать честных доносчиков. Или патриот заседает в суде только для того, чтобы выносить оправдательные приговоры? Святой отец наш Зевс, какое удовольствие получаешь, опустив в урну чёрный боб и проголосовав таким образом в пользу обвинения!
- Сохрани нас, о, Афина, от участия в судебных процессах, - пробормотал Клеарх.
Критон же, шевельнув пухлыми губами, спросил:
- И что же не позволяет судам собраться?
- Наверняка предстоящее народное собрание. Из Дельф вернулось наше посольство с оракулом относительно хода войны.
- Значит, говорить будет сам Фемистокл... - заметил горшечник. - Очень важная встреча.
- Очень, - согласился судейский крючок, заталкивая в рот только что выуженную из мешочка дольку чеснока. - Какой он благородный, наш Фемистокл! Только молодой Демарат и способен ещё сделаться похожим на него.
- Демарат? - проскрипел Критон.
- Ну да. Он же красноречив почти как Фемистокл. А как воюет за демократию! И как борется! Притом мудр, скажу я вам, прямо как Нестор.
Эгис присвистнул:
- Может, и как Нестор. Только что бы ты сказал, если бы знал так, как я, о его ночных похождениях: кости, родосские боевые петушки, танцовщицы и кое-что похуже!
- Не верю своим ушам, - буркнул юрист и тут же, впрочем, заметил со скорбью: - Значит, ему не повезло с лучшим другом.
- О ком ты? - спросил горшечник.
- Конечно же о Главконе Алкмеониде. Не спорю, когда он вернулся с победой, я, как и все, кричал: "Йо, Пэан!" - однако меня уже тошнит от склонности удачи к этому человеку.
- Помню, когда ты голосовал за изгнание Аристида, соперника Фемистокла, тебя так же тошнило оттого, что его повсюду называли Справедливым.
- Примерно так. К тому же он Алкмеонид, а их род ещё не очистился от крови после давнего убийства Кимона. А теперь он женился на Гермионе, дочери Гермиппа, слишком знатной, чтобы стать сторонницей демократии. А ещё носит при себе лаконскую тросточку, конечно же намекая тем самым на собственные проспартанские симпатии.
- Тихо, - осадил собеседников Клеарх. - Вот он идёт... Как всегда, рука об руку с Демаратом, провожает его на народное собрание.
- Они во многом похожи друг на друга, - неторопливо проговорил Критон. - Только Главкон бесконечно красивее.
- И в той же мере бесстыднее. Не верю я этим ваши, счастливчикам да удачникам, - отрезал Полус.
- Завистливый пёс! - рявкнул Эгис, и спор немедленно перешёл бы на личности, если бы в ближайшем портике не звякнул колокольчик.
- Формий, мой деверь, прибыл со свежей рыбой из Фалерона, - объявил Полус, извлекая на сей раз монету из своей природной мошны, а именно из-за щеки. - Поторопитесь, друзья, надо купить себе что-нибудь на обед.