- Дитя мое! - сказал Жан с присущей ему простотой и достоинством и взял молодого человека за руку. - Уж не знаю, верить ли тебе, или ты смеешься надо мной, но сказал ты правду! Слишком много у меня выдумки для здешнего дела. Когда я работаю на деревне, у моих друзей - у господина Антуана, священника, мэра или же у бедняков вроде меня, они говорят мне: "Делай как знаешь, старина. Придумывай сам, как тебе смекалка подскажет! Хоть оно и будет дольше, зато лучше!" Вот когда работаешь в свое удовольствие! С такой охотой работаешь, что не заметишь, как и день пройдет и ночь наступит. Устанешь, лихорадит, до смерти другой раз намучаешься, а приятно, как пьянице чарка! Вся-то моя радость в этом. Ладно, тешьтесь, издевайтесь надо мною, господин Кардонне. Вы меня не заполучите. Да, не заполучите, грозите хоть жандармами, хоть гильотиной!.. Продаться душой и телом на два года?! Делать все, что вы прикажете, а самому не сметь слова сказать?! Вы меня знаете, но и я вас тоже знаю. Я-то знаю, что у вас и колышка не вобьешь без вашей указки!.. Значит, стать мне чернорабочим, надрываться на барщине, как покойный мой отец у монахов в Гаржилесе? Ну нет, боже упаси! Я свою душу не продам за такую нудную и дурацкую работу! Если б вы мне хоть лишний день свободный дали, чтоб я мог на моих старых заказчиков и самого себя поработать, - а ведь и того нет!
- И не будет! - отрезал взбешенный господин Кардонне, потому что самолюбие художника заговорило и в нем. - Убирайся, знать тебя не хочу! Бери свой золотой и ступай! Пусть тебя хоть повесят!..
- По нынешним временам уже не вешают, сударь, - возразил Жан, швырнув золотой на землю. - А хотя бы и повесили - так не меня первого: мало ли честных людей попадалось палачу в лапы!
- Эмиль, - обратился к сыну господин Кардонне, как только крестьянин вышел, - позови полевого сторожа. Вон он стоит на крыльце с железными вилами в руках.
- Боже, что вы хотите сделать? - испуганно воскликнул Эмиль.
- Вернуть этого человека к рассудку, добронравию, труду, благонадежности, счастью. Он проведет ночь за решеткой и станет покладистей, а когда-нибудь поблагодарит меня за то, что я избавил его от дьявольской гордыни.
- Но, отец, вы посягаете на личную свободу!.. Вы не имеете права!..
- С нынешнего дня я мэр, и мой долг распорядиться о задержании бродяги. Иди, Эмиль, не то пойду я сам…
Эмиль все еще колебался. Господин Кардонне, не терпевший ни малейшего противоречия, резко отстранил сына и вышел из комнаты, чтобы в качестве местной власти дать сторожу приказ о задержании Жана Жапплу, уроженца Гаржилеса, плотника по профессии, определенного местожительства в настоящее время не имеющего.
Этот приказ пришелся не по душе сельскому сторожу, господин Кардонне по его лицу увидел, что тот колеблется.
- Кайо, - сказал он решительно, - выбирай: или увольнение в недельный срок, или двадцать франков награды!
- Хорошо, сударь, - ответил Кайо и, потрясая своим оружием, быстро зашагал по дороге.
Он нагнал беглеца на расстоянии двух ружейных выстрелов от деревни, что и неудивительно, ибо Жан, погруженный в мучительное раздумье, шел медленно, опустив голову на грудь.
"Когда б не моя дурость, - размышлял он, - я нынче же вступил бы на путь отдыха и благополучия, а теперь должен снова влезать в хомут нищеты, рыскать, как волк, среди скал и колючих зарослей, обременять добряка Антуана, который неизменно встречает меня с распростертыми объятиями и, при всей своей бедности, всегда готов дать мне хлеба и вина; сколько бы я ни приносил ему куропаток и зайцев, все равно я перед ним в долгу… Сердце разрывается, как подумаешь, что придется навек расстаться с родной деревней, где я родился и прожил всю жизнь, где остались все мои друзья; а я вот крадусь сторонкой, словно голодный пес, который, рискуя получить пулю в лоб, подбирается к куску хлеба. Земляки все ко мне добры и, если бы не трусили перед стражниками, не отказали бы мне в ночлеге".
Так размышлял Жан, когда до его слуха донесся колокольный звон, созывающий к вечерне; невольные слезы покатились по его загорелым щекам.
"Нет, - подумал он, - на десять лье в округе не сыщешь такого звонкого и славного колокола, как у нас в Гаржилесе!"
Рядом, в кустах боярышника, защелкал дрозд.
- Счастливец! - обратился к нему Жан. - Ты можешь вить себе здесь гнездо, порхать по здешним лесам, клевать в любом саду ягоды и плоды, и никто на тебя протокола не составит!
- Протокола… вот это верно, - произнес у него за спиной чей-то голос. - Именем закона арестую тебя!..
И Кайо схватил Жана за шиворот…
VII
Арест
- Это ты? Ты, Кайо?! - изумленно воскликнул плотник с таким выражением, какое, вероятно, было у Цезаря, когда его поразил кинжал Брута.
- Я самый и есть - полевой сторож Кайо! Именем закона! - завопил Кайо на случай, если бы поблизости оказались свидетели. И шепотом добавил: - Спасайся, старина! Ну же! Толкни меня хорошенько и улепетывай!..
- Что ты! Оказать сопротивление и вконец запутать дело? Нет, Кайо, так не годится. Как же это ты решился, несчастный, жандармом стать? Арестовать меня - Друга твоей семьи, твоего крестного отца?
- Да разве же я тебя арестовываю, крестный?! - вполголоса возразил Кайо… - А ну! Пошел за мной, не то я людей созову! - заорал он во все горло. - Да ну же, папаша Жан, улепетывай потихоньку; для вида дай мне тумака, я и упаду…
- Нет, дружище Кайо, тебя со службы прогонят, и пойдет о тебе слава, что ты мокрая курица и трус. Раз у тебя достало духу пойти на такое дело, доводи его до конца. Тебе, как я понимаю, грозили, принуждали… Ума не приложу, как это господин Жариж решился на такую несправедливость!
- Да ведь господин Жариж больше не мэр! Нынче мэр - господин Кардонне.
- Ага, понятно!.. Так бы и хватил тебя по шее! Почему ты сразу не подал об увольнении?
- Твоя правда, папаша Жан!.. - с убитым видом согласился Кайо. - Я и подам, будь покоен… Ну, беги!..
- Беги, Жан!.. А ты стой! Ни с места! - произнес Эмиль Кардонне, выходя из кустов. - Ну-ка, приятель, падай, раз уж так хочется! - добавил он, ловко, по-мальчишески, дав Кайо подножку. - А когда спросят, кто тебе подстроил ловушку, скажешь отцу, что я.
- Неплохо придумано! - проворчал Кайо, потирая ушибленное колено. - Если ваш папаша велит посадить вас за решетку, пеняйте на себя!.. Вы меня малость ушибли, я бы лучше упал на траву. Убежал он, этот старый дурень?
- Нет еще, - ответил Жан, который за это время успел подняться на холм и находился от них уже на почтительном расстоянии. - Благодарствуйте, господин Эмиль, я вам этого никогда не забуду. Я бы покорился, раз уж судьба моя такая, но как услыхал, что здесь не в одном законе дело, а что тут папаша ваш сподличал, я и решил: лучше в реку головой, чем такому лживому и злому человеку поддаться! Про вас этого не скажешь, вы лучшего родителя заслужили! Сердце у вас доброе, и пока я жив…
- Убирайся прочь! - возразил Эмиль, шагнув к нему. - И не смей при мне плохо отзываться об отце. Я многое мог бы тебе сказать, да сейчас не время. Придешь завтра вечером в Шатобрен?
- Да, сударь. Только смотрите, чтоб вас не выследили, и не спрашивайте обо мне у ворот слишком громко. А все же благодаря вам я не попал за решетку - это не так уж плохо.
И он исчез в мгновение ока. Обернувшись, Эмиль увидел Кайо, лежавшего на земле словно бы в обмороке.
- Что это с тобой? - испуганно спросил молодой человек. - Сильно я тебя ушиб? Повредил что-нибудь?
- Да нет, сударь, - возразил хитрец. - Но я, видите ли, подожду лучше, когда кто-нибудь меня подымет, а то никто не поверит, что мне дали тумака и сбили с ног.
- Зачем это? Я все беру на себя, - возразил Эмиль. - Ступай к отцу и скажи, что я оказал сопротивление и не дал арестовать Жана. Я иду следом за тобой. Остальное уж мое дело.
- Нет, сударь, идите лучше вы вперед, а я поплетусь за вами, будто вы мне ногу подшибли. Ведь если я побегу да скажу, что вы мне переломили обе ноги, а я и не пикнул, ваш папаша мне не поверит и прогонит с места.
- Дай руку, обопрись на меня, и идем вместе, - сказал Эмиль.
- Вот это дело, сударь! У меня все тело ноет!..
- В самом деле? Я просто в отчаянии, приятель!
- Да нет, сударь! Ничего подобного: просто - так надо!
- Это что значит? - сурово спросил господин Кардонне, увидев сторожа, опирающегося на руку Эмиля. - Жан оказал сопротивление, ты, как болван, дал себя отколотить, и преступник скрылся?
- Простите, сударь, преступник тут ни при чем. Это ваш сын проходил мимо да как толкнет меня… нечаянно, конечно… Я только хотел схватить беглеца, а тут - бах!..
Как покачусь!.. Шагов двадцать головой вниз под гору летел. Бедный молодой человек очень опечалился. Он как прибежит да меня как подхватит… а то бы мне не миновать в реку нырнуть; тут бы я уж хлебнул водички вдоволь!.. А кому от того польза - папаше Жапплу! Мне бы за ним кинуться, а я лежу как мертвый, ни рукой, ни ногой пошевелить не могу… Он и был таков!.. Если б ваша милость пожаловала мне стаканчик вина, это меня бы подкрепило, а то у меня все кишки наверняка отшибло…
Эмиль должен был признать, что этот крестьянин, такой простоватый, хотя и лукавый с виду, оказался куда изобретательнее его по части выдумки и с большим успехом, нежели он, сумел привести дело к благополучному концу. Юноша колебался, почти готовый подтвердить рассказ Кайо, но в проницательном взгляде отца без труда прочел, что тот не удовольствуется его безмолвным свидетельством, и, чтобы его убедить, потребуется дерзости не меньше, чем у дядюшки Кайо.