- Так и будут до скончания века гоняться. Не велика беда! Пусть-ка эти храбрецы покатаются верхом по берегу Крёзы, а я тем временем по другому берегу пешком прогуляюсь. Подумаешь, какие немощные! Им ведь за то и деньги платят, чтоб они свежим воздухом дышали да хвалились тем, чего не сделали! Нашли кого жалеть! Им, сударь, правительство деньги платит, но правительство не слишком обеднеет, если я его на тысячу франков разорю. А это ведь правда, так суд насчет меня и порешил: плати тысячу франков или садись за решетку! Вас, молодой человек, удивляет, что вот есть такой бедняк, который всю жизнь старался добрым людям услужить, а не то что причинить кому вред, однако ж за ним гонятся, словно за беглым каторжником. Вы хоть и богач, да сердце у вас доброе - это потому, что вы еще молоды. Так знайте же, в чем мои грехи! Послал я три бутылки своего вина хворому приятелю, а наши акцизные крысы возьми да и задержи меня: толкуют, будто я без налога вином торгую. А я врать и унижаться не умею - чем пресмыкаться да с чиновниками в сделку войти, я свое твержу, истинную правду: что я, мол, ни единой капли не продавал и, значит, штрафу не подлежу! Вот за то и присудили мне, по-ихнему, самую малость: пятьсот франков штрафа! Легко сказать: самая малость! Пятьсот франков! Все, что я за год заработаю! И за какие-то три бутылки вина! Уж не говоря, что и приятеля моего, которому этот подарок сделал, тоже осудили. Это-то меня больше всего и разозлило. А так как уплатить деньги я не мог, все у меня разгромили, расхватали, продали с молотка, даже мой плотничий инструмент и тот забрали! Так чего ради стану я платить налог за ремесло, которое меня больше не кормит? Вот я и бросил платить… Как-то раз был я на поденной работе, а тут новая беда: поссорился с писарем мэра да по забывчивости возьми и дай ему тумака… Что тут поделаешь? Хлеба и того у меня не стало. Взял я ружье да в вереске зайца и пристрелил. По прежним временам браконьерство в наших краях почиталось делом обычным и почти что законным: после революции бывшие господа на это сквозь пальцы глядели, иной раз даже из одного удовольствия вместе с нами браконьерствовали.
- Доказательство тому - господин Антуан де Шатобрен, который до сей поры не бросил этого занятия, - иронически заметил Кардонне-старший.
- А вам-то что? Ведь он не на вашей земле охотится! - сердито возразил крестьянин. - Да что говорить! Подстрелил я зайца да поймал в капкан двух кроликов. Тут опять меня сцапали, присудили к штрафу и тюрьме. Но только по дороге на ихний "постоялый двор" улизнул я из полицейских лап. С той поры и живу по своему разумению. Не желаю ходить в кандалах.
- Как вы живете, нам известно, - возразил фабрикант. - Рыщете круглые сутки, браконьерствуете когда и где попало, ночуете каждую ночь на новом месте - и чаще всего под открытым небом. Иной раз приютят вас в Шатобрене - ведь ваша мать была кормилицей господина Антуана. Я не порицаю его за то, что он вам помогает, но он бы поступил благоразумнее, если бы посоветовал вам, в ваших же интересах, работать и вести степенную жизнь… Так вот, Жан, довольно болтать, выслушайте меня. Мне вас жаль, я поручусь за вас и тем самым верну вам свободу и безопасность. Вы отделаетесь несколькими днями тюрьмы, только для проформы. Я уплачу за вас все штрафы, и тогда вы сможете ходить с гордо поднятой головой. Вы меня поняли?
- О, вы правы, отец! - воскликнул Эмиль. - Как вы добры и справедливы! Видите, Жан! Разве я вас обманул?
- Вы как будто уже знакомы? - спросил господин Кардонне.
- Да, отец, - с горячностью подтвердил Эмиль. - Жан вчера оказал мне немалую услугу, но еще сильнее я привязался к нему нынче утром, когда он, рискуя жизнью, спас тонувшего ребенка. Жан, примите помощь, которую предлагает вам мой отец, и пусть его великодушие одержит верх над вашей бессмысленной гордыней.
- Это неплохо, господин Эмиль, - ответил плотник, - вы любите отца, это неплохо. И я тоже уважал своего родителя. Но только вот что, господин Кардонне, на каких же условиях вы все это для меня сделаете?
- Ты станешь у меня плотничать, - ответил фабрикант. - Будешь руководить работами.
- Работами вашего предприятия?! На разорение множеству людей?!
- Нет, предприятия, которое составит благополучие всех моих рабочих и твое также.
- Ну что же! - произнес Жан, поколебавшись. - Не я, так другие станут у вас плотничать, помешать этому не в моих силах. Отработать вам тысячу франков я, пожалуй, готов. Но кто же меня будет кормить, пока я вам мой долг день за днем стану отрабатывать?
- Кормить тебя буду я - ведь поденная плата будет повышена тебе на одну треть.
- Трети будет маловато: одеться мне тоже надо. Я совсем обносился.
- Что ж, удвоим! По здешним ценам ты получал тридцать су поденных, значит, полтора франка. А я дам тебе три!.. Половину будут выдавать тебе на руки, а другая пойдет на погашение долга.
- Ну да!.. Его не скоро погасишь! Хочешь не хочешь, придется четыре года лямку тянуть!
- Ошибаешься! Надеюсь, через два года стройка будет уже окончена.
- Как, сударь? Я буду работать на вас всю неделю? День за днем, без передышки?
- Понятно, кроме воскресений.
- Еще бы! Никто про воскресенье и не говорит!.. Но разве на неделе у меня не будет одного-двух свободных деньков, чтобы я мог провести их как мне вздумается?
- Ты, Жан, как я погляжу, стал совсем лентяем! Вот оно до чего доводит, бродяжничество!
- Молчите лучше, - заносчиво оборвал его плотник, - сами вы лентяй! Никогда Жан бездельником не был! А в шестьдесят лет меняться поздно. Но, видите ли, у меня свое соображение есть, отчего я и решил согласиться: хочу построить себе домик. Раз уж мой продали, хочется новый построить, да самому, своими руками, по своему вкусу. Оттого-то мне и требуется хотя бы один свободный день на неделе.
- Этого я не потерплю, - жестко возразил фабрикант. - Дом тебе не нужен, инструмент также; спать ты будешь у меня, есть - у меня, работать моим инструментом! Ты…
- Хватит!.. Выходит, что я стану вашей собственностью, рабом! Благодарствуйте, сударь, мне тут делать нечего!
И Жан направился к двери.
Условия, поставленные отцом, показались Эмилю весьма суровыми, но, если Жан их не примет, его ждет еще более суровая участь, - и вот Эмиль попытался выступить посредником.
- Жан, старина! - примирительно воскликнул он, удерживая плотника. - Подумайте, прошу вас! Два года пролетят незаметно, а вы за это время подкопите денег. Тем более, - добавил он, бросив на отца умоляющий, но твердый взгляд, - тем более, что отец сверх положенной платы обещает вас кормить…
- Правда? - переспросил Жан.
- Согласен, - ответил господин Кардонне.
- Вот видите, Жан! Одежда - пустяки! Мать и я с радостью поможем вам в отношении платья. Так что через два года у вас-будет чистых тысяча франков. На небольшой домик вам хватит. Ведь вы холостяк?
- Вдовец, сударь, - вздохнув, ответил Жан, - а сын убит на войне.
- А так у тебя весь недельный заработок на прожитье уйдет, - с прежним хладнокровием продолжал Кардонне-отец, - ты все промотаешь, год пройдет - ты и дома не построишь, и ничего не скопишь.
- Что-то вы больно обо мне печетесь! Почему бы это?
- Да потому, что, если, ты все время будешь отрываться от работы, дело пойдет кое-как, тебя никогда не будет под рукой. А если через два года ты предложишь мне свои услуги, я уже не буду в них нуждаться. Я возьму на твое место другого.
- Но ведь работа по ремонту у вас всегда найдется. Неужели вы думаете, что я разорить вас собираюсь?
- Нет, но лучше разориться, чем ждать.
- Как вам не терпится пожинать плоды наших трудов! Ладно! Так вот, обещайте мне один день в неделю и инструмент.
- Видите, как он настаивает на этом! Дайте ему один день, батюшка!
- Я даю ему воскресенье.
- Да я в воскресенье отдыхать должен! - в негодовании воскликнул Жан. - Язычник я, что ли? По воскресеньям я не работаю. Это, сударь, приносит несчастье - еще испортишь работу, и свою и вашу.
- Хорошо, отец даст тебе еще понедельник…
- Замолчи, Эмиль! Никаких понедельников! Я этого не потерплю! Ты не знаешь, что это за человек: башковитый, вечно что-нибудь мастерит, порой удачно, а чаще впустую. Ему бы только тешиться всяким вздором: сегодня он плотник, завтра - краснодеревец. Что и говорить: руки у него золотые! Но когда ему что-либо взбредет в голову, тут уж непоседливей, рассеянней человека не сыщешь! О хорошей работе и говорить не приходится!..
- Он художник, отец! - улыбаясь, но со слезами на глазах произнес Эмиль, - Имейте немного сочувствия к таланту!
Господин Кардонне презрительно взглянул на сына.