Вельможа. Нельзя служить двум господам. Если все начнут болтать о службе своей стране, прощай тогда власть сюзеренов, и прощай власть церкви. То есть наша с вами власть.
Капеллан. Считаю себя верным слугой церкви, и не будь у меня шестерых двоюродных братьев, я был бы бароном Стогамбером – титул учрежден еще Вильгельмом Завоевателем. Но значит ли это, что я должен стоять и смотреть, как англичан громит французский ублюдок и ведьма из их паршивой Шампани?
Вельможа. Не горячитесь, любезный: придет час, мы сожжем ведьму и разобьем бастарда. Я как раз жду епископа Бове, чтобы договориться с ним о сожжении. Ее клика выжила его из епархии.
Капеллан. Для этого ее надо поймать, милорд.
Вельможа. Или купить. Я предложу царскую цену.
Капеллан. Царскую цену! За какую-то девку!
Вельможа. Скупиться нельзя. Кое-кто из приближенных Карла продаст ее бургундцам; бургундцы продадут нам. И будут, наверно, еще три или четыре посредника, они захотят своих комиссионных.
Капеллан. Чудовищно. Всё эти мерзавцы евреи: ни одна сделка без них не обходится. Будь моя воля, ни одного живого еврея не оставил бы в христианском мире.
Вельможа. А почему? Евреи торгуют честно. Деньги сдерут, но и товар доставят. Вот кто задаром хочет что-то получить, так это непременно христианин.
Появляется паж.
Паж. Его преосвященство епископ Бове, монсеньор Кошон.
Входит Кошон, ему лет шестьдесят. Паж удаляется. Оба англичанина встают.
Вельможа (сама учтивость). Дорогой епископ, как мило, что вы пришли? Позвольте представиться: Ричард де Бичем, граф Уорик, к вашим услугам.
Кошон. Слава о вашей светлости дошла до меня.
Уорик. Его преподобие Джон де Стогамбер.
Капеллан (бойко). Джон Боуйер Спенсер Невилль де Стогамбер, к вашим услугам, милорд, бакалавр теологии и хранитель личной печати его высокопреосвященства кардинала Винчестерского.
Уорик (Кошону). У Вас, кажется, его называют кардиналом Английским. Дядя нашего короля.
Кошон. Мессир Джон де Стогамбер, я всегда был хорошим другом его преосвященства. (Протягивает руку капеллану, и тот целует его кольцо.)
Уорик. Благоволите присесть. (Уступает Кошону свое кресло, ставит его во главе стола.)
Кошон принимает почетное место с важным кивком. Уорик небрежно подносит кожаный табурет и садится на прежнем месте. Капеллан занимает свое. Хотя Уорик почтительно уступил главное место епископу, роль ведущего он берет на себя. Он по-прежнему радушен, но в голосе его уже слышна деловая нотка.
Уорик. Ваше преосвященство, вы застали нас в тяжелую минуту. Карла будет короновать в Реймсе молодая женщина из Лотарингии, и – не буду обманывать вас, вселять напрасные надежды, – предотвратить это мы не в силах. Полагаю, это сильно изменит положение Карла.
Кошон. Несомненно. Это мастерский ход Девы.
Капеллан (с волнением). Нас нечестно победили, милорд. Ни одного англичанина нельзя победить честно.
Кошон слегка приподнимает бровь, но тут же снова придает лицу невозмутимость.
Уорик. Наш друг придерживается мнения, что эта молодая женщина – колдунья. Полагаю, монсеньор, вы сочтете своим долгом передать ее в руки инквизиции, дабы ее сожгли за ее преступления.
Кошон. Да, если бы ее захватили в моей епархии.
Уорик (чувствуя, что в этом они единодушны). Верно. Так, видимо, нет сомнений, что она колдунья?
Капеллан. Ни малейших. Отъявленная ведьма.
Уорик (мягко укоряя его за вмешательство). Я хотел услышать мнение епископа.
Кошон. Вы должны учитывать не только наше мнение, но мнения – предрассудки, если угодно, – французского суда.
Уорик. Католического суда, милорд.
Кошон. Католические суды состоят из смертных, как и все другие суды. Сколь бы святы ни были их функции и побуждения. А поскольку суд состоит из французов, как теперь принято их называть, и французская армия разбила английскую, сам по себе этот факт вряд ли убедит в том, что все дело тут в колдовстве.
Капеллан. Что! Когда разбит сам знаменитый сэр Толбот и взят в плен какой-то лотарингской шлюхой!
Кошон. Все мы знаем, что сэр Джон Толбот – грозный и неукротимый воин. Но я не убежден, что он умелый полководец. Мы склонны думать, что его победила эта девица, а кое-кто из нас полагает, что в этом есть некоторая заслуга Дюнуа.
Капеллан (с презрением). Орлеанского бастарда!
Кошон. Позвольте мне напомнить…
Уорик (перебивает). Я знаю, что вы скажете. Дюнуа нанес мне поражение под Монтаржи.
Кошон (с поклоном). Это лишь доказывает, что сеньор Дюнуа весьма способный военачальник.
Уорик. Ваше преосвященство – образец любезности. Признаю, со своей стороны, что Толбот – просто драчливое животное, и, если попал в плен, так поделом ему.
Капеллан (вспыхнув). Милорд, под Орлеаном этой женщине проткнула шею английская стрела, и у всех на глазах она плакала от боли, как ребенок. Это была смертельная рана, и, однако, она сражалась весь день. А когда наши солдаты отбили все ее атаки, как подобает англичанам, она одна подошла к стене нашего форта со знаменем в руке. И наши были парализованы, не могли ни стрелять, ни рубиться, и французы обрушились на них и загнали на мост, который тотчас загорелся и рухнул, сбросив их в реку, где они тонули дюжинами. Это что – полководческий гений вашего бастарда? Или это было адское пламя, вызванное колдовством?
Уорик. Вы простите мессиру Джону его горячность, но он изложил нашу позицию. Дюнуа – отличный командир, мы признаем; но почему он ничего не мог сделать, пока не появилась ведьма?
Кошон. Я не говорю, что на ее стороне не было сверхъестественных сил. Но на ее знамени были не имена сатаны и вельзевула, но благословенные имена Господа нашего и Его Непорочной Матери. А ваш утонувший командир, Глас… как вы его зовете…
Уорик. Гласдейл, сэр Уильям Гласдейл.
Кошон. Гласдейл, благодарю вас. Он был не святой, и многие из наших думают, что утонул из‑за кощунственных речей против Девы.
Уорик (с сомнением на лице). Как прикажете это понимать? Уж не обратила ли вас Дева?
Кошон. Если бы обратила, вряд ли бы я рискнул прибыть сюда и очутиться в вашей власти.
Уорик (с добродушным упреком). Ну, что вы, монсеньор!
Кошон. Если дьявол использует эту девицу, – а я думаю, что да…
Уорик (успокоенный). А! Слышите, мессир Джон? Я знал, что ваше преосвященство нас не подведет. Извините, что перебил. Продолжайте.
Кошон. И если это так, то дьявол смотрит дальше, чем вы полагаете.
Уорик. В самом деле? Каким же образом? Послушайте, мессир Джон.
Кошон. Если бы дьявол хотел погубить душу деревенской девушки, стал бы он так трудиться, выигрывать одно за другим сражения? Нет, милорд, любой чертенок справился бы с этим проще. Князь тьмы не снисходит для таких пустяшных, кропотливых занятий. Когда он наносит удар, он наносит удар по католической церкви, чье царство – весь духовный мир. Если он губит душу, то не одну, а всего рода человеческого. Против этого ужасного замысла церковь и стоит на страже. А девицу я считаю одним из орудий в этом замысле. Она вдохновлена, но вдохновлена дьяволом.
Капеллан. Я же говорил, она ведьма.
Кошон (с яростью). Она не ведьма, она еретичка.
Капеллан . Какая разница?
Кошон. И это спрашиваете вы, служитель церкви! Вы, англичане, на удивление тупы в таких вопросах. Для того, что вы называете колдовством, всегда найдется естественное объяснение. Чуда она и с кроликом не сотворит – да она и не называет их чудесами. Ее победы доказывают только, что голова у нее лучше работает, чем у ваших сквернословов Гласдейлов и бешеных быков вроде Толбота, и что мужество веры, пусть даже ложной веры, всегда пересилит мужество гнева.
Капеллан (не веря своим ушам). Ваше преосвященство сравнивает сэра Джона Толбота, трижды губернатора Ирландии, с бешеным быком?!
Уорик. Вам бы не пристало так говорить, мессир Джон, поскольку вы в шестиюродном родстве с баронами. Я же, однако, граф, а Толбот – всего лишь рыцарь, а потому возьму на себя смелость согласиться с этим сравнением. (Епископу.) Хорошо, о колдовстве забудем. Тем не менее, ее надо отправить на костер.
Кошон. Я не могу. Церковь не может отнимать жизнь. И мой первый долг – спасти душу этой девушки.
Уорик. Безусловно. Но вы иногда сжигаете людей.
Кошон. Нет. Когда церковь отсекает упорствующего еретика как сухую ветвь от древа жизни, его передают светским властям. А как поступит с ним светская власть, церкви это не касается.