- Если хочешь воевать, нужно сначала стать солдатом, - объяснял я ему. - Ты должен записаться в Кенийский полк и стать аскари. - Аскари называли солдат из частей Королевских африканских стрелков.
- У аскари ружья, а я не умею стрелять, - сказал он.
- Научат, - сказал я. - Тебе должно понравиться.
- Это очень серьезный шаг, бвана, - сказал он. - Нужно как следует подумать.
Дар-эс-Салам
Воскресенье, без даты
Дорогая мама!
На прошлой неделе я наконец поддался малярии и слеге постель в среду вечером с жуткой головной болью и температурой 39,5°. Назавтра было уже 40°, а пятницу - 40,6°. У них какое-то новое чудодейственное снадобье, атербин называется, его огромными дозами колят в зад, и температура мигом спадает; потом вкалывают 15 или 20 грамм хинина, и с тех пор ты уже не хозяин своей задницы - слева атербин, справа хинин.
Думаю, когда ты получишь это письмо, война либо будет объявлена, либо уже закончится, но пока жизнь у нас бьет ключом. Все мы - временные армейские офицеры, с жезлами, ремнями и всякими секретными инструкциями. Уходя из дома, мы должны сообщать о своем местонахождении, чтобы нас могли собрать в любую минуту. Мы знаем, куда нужно идти в экстренном случае, но все держится в секрете, и я не уверен, проходят наши письма цензуру или нет, поэтому не буду рассказывать тебе ничего лишнего. Но если начнется война, нам придется выловить всех местных немцев, и тогда все будет спокойно…
Несколькими днями спустя обстановка в Дар-эс-Саламе накалилась. Надвигалась война, и были разработаны подробные планы интернирования сотен немцев в Дар-эс-Саламе и в глубине страны, планы, подлежащие осуществлению сразу же по объявлении войны. В городе было не так уж много молодых англичан, человек пятнадцать, самое большее двадцать, и всем нам приказали бросить работу и превратиться, посредством какого-то волшебного действа, во временных офицеров. Мне выдали красную нарукавную повязку и поручили командовать взводом аскари, но поскольку я никогда не воевал, разве что в школе, я чувствовал себя неловко перед двадцатью пятью хорошо обученными солдатами при карабинах и одном пулемете, оказавшимися в моем ведении.
Меня вызвали в армейские казармы в Дар-эс-Саламе, где британский капитан кенийских африканских стрелков отдал мне соответствующие распоряжения. Он сидел за деревянным столом в фуражке в удушающе жаркой жестяной хижине, и когда говорил, его рыжие коротко подстриженные усы все время подпрыгивали.
- Как только будет объявлена война, - говорил он, - все немцы мужского пола должны быть задержаны под угрозой применения оружия и препровождены в тюремный лагерь. Тюремный лагерь готов, и немцам известно, что он готов, так что многие немцы попытаются сбежать из страны до того, как мы их поймаем. Ближайшая нейтральная территория - это Португальская Восточная Африка, а туда из Дар-эс-Салама добраться можно только по одной дороге, она идет вдоль берега на юг. Знаете эту дорогу?
Дар-эс-Салам
Пятница, 15 сентября
Дорогая мама!
Прости, что сто лет тебе не писал, но ты могла догадаться, что у нас тут сложилась довольно напряженная обстановка. Сейчас все местные немцы отправлены в лагеря для интернированных. А отлавливали их мы, армейские офицеры. Как только в 1.15 дня в воскресенье объявили войну, по нескольким телефонам дали тревогу, и командиры созвали свои отряды и направились в полицейские участки за оружием и приказами. В то время я вместе с туземными солдатами (аскари) был за городом и охранял дорогу вдоль Южного побережья. Все, что я услышал, это мрачный голос по полевому телефону, который сказал: "Война объявлена, резерву следует арестовать всех германских подданных, пытающихся покинуть город или проникнуть в него".
Тут-то и началось веселье. Больше ничего рассказывать не буду, иначе цензор не пропустит письмо…
Я ответил, что знаю ее очень хорошо.
- По этой дороге, - сказал капитан, - каждый немец в Дар-эс-Саламе попробует улизнуть в тот момент, когда будет объявлена война. Вы обязаны остановить их, задержать и препроводить в тюремный лагерь.
- Кто, я? - опешил я.
- Вы с вашим взводом, - сказал он. - У нас нет других людей. А нам нужно расставить патрули по всей стране. Займите выгодную оборонительную позицию и разместите своих людей в надежном укрытии. Некоторые немцы наверняка попытаются пробиться силой и могут устроить стрельбу.
- То есть, - сказал я, - я со своим взводом должен остановить всех немцев, бегущих из Дара?
- Таков приказ, - ответил он.
- Их же, наверное, сотни.
- Точно, - ухмыльнулся он.
- А что будет, если они возьмут ружья и затеют бой? - спросил я.
- Перестреляете их всех, - сказал капитан. - У вас же есть пулемет. С одним пулеметом можно перебить пятьсот человек с винтовками.
Мне стало не по себе. Я не хотел брать на себя ответственность за убийство пятисот гражданских человек на прибрежной дороге, ведущей в Португальскую Восточную Африку.
- Что, если с ними будут женщины и дети? - спросил я.
- Действуйте по обстоятельствам, - уклонился от ответа капитан.
- Но… но… - промямлил я, - ведь эта дорога - основной путь бегства из страны. Не кажется ли вам, что столь важное задание следует поручить вам или другому офицеру регулярных войск?
- У нас и так все руки заняты, - сказал капитан.
Но я никак не унимался.
- Ведь я ничему такому не обучен, - убеждал его я. - Я просто работаю на "Шелл".
- Чушь! - рявкнул он. - Немедленно отправляйтесь! И не подведите нас!
И я отправился.
Отыскав телефон, я позвонил домой и предупредил Мдишо, чтобы он меня не ждал.
- Я знаю, куда ты собрался, бвана! - закричал он в трубку. - На германцев идешь! Я угадал?
- Ну, - сказал я, - посмотрим.
- Я хочу с тобой, бвана! - взмолился он. - Пожалуйста, возьми меня с собой!
- Боюсь, на этот раз не получится, Мдишо, - сказал я. - Тебе придется остаться и приглядывать за домом.
- Будь осторожен, бвана, - сказал он. - Будешь вести себя осторожно - останешься жив.
Я вышел на площадь перед казармами, где меня ожидал мой взвод. Аскари в шортах и гимнастерках цвета хаки с винтовками наперевес выстроились по стойке смирно рядом с двумя открытыми грузовиками. На них было приятно посмотреть. Завидев меня, сержант отдал честь и приказал взводу садиться по машинам. Я сел в кабину первого грузовика между водителем и сержантом, и мы поехали через город к прибрежной дороге, ведущей в Мозамбик, что в Португальской Восточной Африке. В кузове второго грузовика аскари везли огромную катушку телефонного кабеля, намереваясь по пути уложить кабель вдоль дороги, чтобы обеспечить постоянную связь со штабом, из которого мне должны были сообщить о начале войны. Раций у них не было.
- Много у нас кабеля? - спросил я сержанта. - На сколько его хватит?
- Километров на пять, бвана, - усмехнулся сержант.
Сразу же по выезде из Дар-эс-Салама мы остановились возле маленькой хижины, и два связиста соскочили с машины, открыли дверь и подключили наш кабель к розетке внутри хижины. Потом мы поехали дальше, а связисты шли следом и укладывали кабель в траву на обочине, так что ехали мы медленно.
Дорога шла по самому краю Индийского океана. Сквозь чистую светло-зеленую воду просвечивало песчаное дно, и на тонкой полоске берега росли кокосовые пальмы, тянущие свои взлохмаченные головы к горячему синему небу. Вид был очень красивый. Кабины наших грузовиков продувал легкий ветерок с моря.
Километра через три с лишним дорога резко пошла в гору и повернула вглубь материка, направляясь в густые тропические заросли.
- Что если нам остановиться среди деревьев? - спросил я сержанта.
- Хорошее место, - согласился он, так что мы остановились там, где дорога вступала в джунгли, и вылезли из грузовиков.
- Поставьте грузовики поперек дороги, - приказал я сержанту, - и проследите, чтобы все бойцы хорошенько спрятались на опушке леса. Оружие надо распределить так, чтобы вся проезжая часть за грузовиками находилась под прицелом пулемета и винтовок.
Когда все это было сделано, я отвел сержанта в сторону и заговорил с ним на суахили.
- Послушайте, сержант, - сказал я, - думаю, вы понимаете, что я не солдат.
- Понимаю, бвана, - вежливо ответил он.
- Поэтому если я совершу какую-нибудь глупость, скажите мне, пожалуйста, об этом.
- Хорошо, бвана, - кивнул он.
- Вы довольны нашей позицией? - спросил я его.
- По-моему, место удачное, бвана, - ответил он. До конца дня мы слонялись без дела, ожидая звонка полевого телефона. Я сидел в тени рядом с телефоном и курил трубку. Помню, на мне были шорты цвета хаки, гимнастерка хаки, носки хаки и коричневые ботинки, а на голове - пробковый тропический шлем цвета хаки. Здесь все так одевались, я чувствовал себя в этой одежде удобно и уютно. Но далеко не уютно было у меня на душе. Мне было двадцать три, и меня никогда не учили убивать. У меня не было твердой уверенности, что я смогу хладнокровно отдать приказ открыть огонь по кучке штатских немцев. Поэтому я чувствовал себя крайне неуютно.
Стало совсем темно, а телефон все не звонил.