- Хм… пожалуй, я догадываюсь, о чем речь. Вы хотите, чтобы я на досуге порылся в архивах, картах и реестрах на предмет какого-нибудь названия - с помощью "Книги судного дня" или без оной, - которое встречается у Беруля, или у Готфрида Страсбургского, или в каком-нибудь еще conte или lai о Тристане. Так? И сообщил бы вам?
- Могу я рассчитывать на эту дружескую услугу?
- И, могли бы вы добавить, на мое любопытство. Да, можете. Но должен вас предупредить: я занят, но деятелен; усерден, но ленив; раб своих бедных пациентов, но в остальном - раб или господин своих собственных капризов.
- Во всяком случае, я могу на вас рассчитывать? - спросил нотариус.
- Можете, - ответил доктор, лукаво взглянув на своего собеседника, - разве что у нас с вами, как у Беруля, Готфрида Страсбургского и остальных, внезапно оборвутся поиски подлинного Тристана. Любопытное совпадение: ни один поэт - или назовем его исследователем - не дожил до того, чтобы закончить эту историю. Его труд обычно заканчивал кто-нибудь другой.
Месье Ледрю улыбнулся.
- Что касается этого, - заметил он, - я рад оставить свою часть исследования в ваших надежных руках. И помните, что единственным поэтом, завершившим свою поэму, которая была утрачена, был Кретьен де Труа - так что, быть может, Карфэкс из Троя… - Он помедлил и, передав доктору графин, добавил: - Труа и Трой. Вы должны признать, что тут есть некоторое сходство.
Но доктора было не так-то легко одолеть.
- Я не желаю иметь ничего общего с вашими филологами и peut-êtres, - твердо заявил он. - Передайте мне, пожалуйста, эту книгу о кельтских названиях, которая так вас заинтриговала.
Они уже перешли к десерту. Доктор Карфэкс, угостившись третьим стаканом портвейна, расчистил перед собой на столе место для маленького томика, который протянул ему месье Ледрю.
- Полагаю, - продолжал доктор Карфэкс, глотнув из бокала, - что наш хозяин Льюворн купил винный погреб вместе с "Розой и якорем". Может быть, это черная неблагодарность с моей стороны, но меня раздражает, что он не может сказать, урожая какого года это вино, а я не такой знаток, чтобы определить выдержку на вкус. Все-таки приятно знать, что именно пьешь. Так, посмотрим… Да, тут есть ссылка на имя "Тристан", предположительно вырезанное на памятнике, который находится поблизости, всего в миле от Троя. "Имя "Дростан" запечатлено в надписи в Корнуолле: "Drustagni hic jacet Cunomori filius"". Я, знаете ли, прохожу мимо этого Длинного камня, как мы его называем, почти каждый день - он находится на перепутье четырех дорог. Я много раз изучал его, используя стремянку; его поставили вертикально после того, как перенесли с первоначального места, в четверти акра оттуда. Это была надгробная плита, которая должна была лежать горизонтально - в каковой позиции и была найдена. Вы ее видели. Я помог вам обвести пальцем "Cunomori - или Cunowori? - filius". Что касается слова "jacet", то это можно лишь принять на веру. В любом случае это явно надгробная плита, так как на другой стороне - она, конечно, гораздо меньше пострадала от непогоды, потому что изначально лежала в земле, - надпись: "Thanatos Tau", которую не может не заметить даже случайный прохожий. Но что касается вашего "Dru"… Бог мой, Le Dru! - да такая надпись вполне могла бы быть сделана и на вашей плите!
- Да… Ну не знаю… - прошептал нотариус.
Доктора Карфэкса так и несло вперед. Он мог одновременно сесть на несколько своих коньков, перепрыгивая с одной темы на другую.
- Итак, я не хочу иметь никакого отношения к вашим кельтским производным - вашим Дестанам, Дростанам и всем прочим. Наш Тристан, герой сотни легенд, возможно, лежал когда-то под этим надгробным камнем. Я, правда, в этом несколько сомневаюсь; в этих ле, написанных по-французски, Тристан был назван так по очень простой причине, которую они и приводят: его мать, испытав родовые муки и отправляясь следом за своим обожаемым умершим мужем, назвала ребенка Tristis, вот и всё. Ваши филологические догадки, сэр, - абсолютный вздор, а вот топография Беруля точна. Например, такие названия, как Лантиэн, Ворота Марка, Сент-Семпсон, где Изольда проходила, чтобы послушать мессу, Мальпас - или le Mal Pas, где Тристан под видом прокаженного помог ей высадиться на берег, - она вместе с ним упала на причал, так что смогла потом смело принести клятву, что никто, кроме прокаженного и, конечно, ее мужа Марка, не держал ее в объятиях. Ну что ж, эти названия только множат совпадения, которые…
Тут дверь открылась и вошла миссис Льюворн, за которой следовала Дебора с подносом; на нем кроме кофейника были еще два бокала на высоких ножках, спиртовка и серебряная кастрюлька.
Месье Ледрю и доктор Карфэкс поднялись на ноги и смотрели при свете свечей на ее фигуру - высокую, в бледно-голубом платье необычного покроя: оно свободно ниспадало вниз от самых плеч, а в разрезах длинных рукавов с золотой каймой видны были обнаженные руки. В ту ночь, позже, доктор Карфэкс задумался, отчего Линнет, это дитя, которому он помог появиться на свет девятнадцать лет тому назад, а ныне жена хозяина гостиницы Марка Льюворна, оделась подобным образом. А еще он подумал, что она одинока, у нее нет детей и вряд ли будут, а также о вечном притязании женщин на родословную и утраченное положение. Однако в эту минуту оба мужчины застыли, пораженные красотой ее наряда. Когда Линнет шагнула вперед, в синем пламени спиртовки бледно-голубое платье стало совсем голубым. Сделав знак Деборе, поставившей поднос на стол рядом с месье Ледрю и моментально отступившей в тень, она поклонилась гостям.
- Вы покидаете нас завтра, месье, и я принесла вам прощальный кубок - простите мне мою фантазию и мою смелость.
- Мадам, если это такой же напиток, как тот, который вы прислали мне недавно на ночь…
- Вы слишком устали, и я знала, что он пойдет вам на пользу.
- Это был живительный напиток. Уверяю вас, мадам, я сразу же заснул, и мне снились такие сны, что когда я проснулся, то почувствовал себя на двадцать лет моложе.
- Только и всего? - Бросив на него шаловливый взгляд, она подняла кастрюльку, собираясь подогреть ее над синим пламенем.
- Ну и ну, Линнет! - воскликнул доктор Карфэкс. - Какая у вас отменная вещица из серебра! Вы можете сказать, сколько ей лет?
- Не могу, доктор. Знаю лишь, что она принадлежала моей семье и передавалась из поколения в поколение бессчетное количество лет. Эта кастрюлька вручается наследнице в день ее свадьбы, вместе с рецептом… Дебора, ты можешь удалиться.
Когда дверь за служанкой закрылась, Линнет продолжила:
- Думаю, доктор, это имеет какое-то отношение к свадьбе. Новобрачная получает два рецепта, на втором стоит подпись и написано: "Проспер Константайн. Да процветает род". Проспер - имя, часто встречающееся в нашем роду, сэр. Оно постоянно попадается в старой Библии, которую хранит мой отец. И вот что странно - точнее, было бы странным, если бы не существовала история на этот счет: эти два рецепта абсолютно одинаковы, повторяют друг друга слово в слово, за исключением того, что во втором предписывается растереть и подогреть три яблочных зернышка; и предназначен этот напиток только для свадебного кубка - так озаглавлен рецепт.
- И у вас есть эти рецепты?
- Да, поскольку, как вы знаете, я - последняя в роду, причем дочь. Но они у меня заперты. Да я их знаю наизусть, а что касается первого, то один раз я готовила этот напиток для своего отца, когда он, промокший и озябший, вернулся с рынка в Ликсэрде. А на днях я приготовила его вечером для месье Ледрю.
- И я подтверждаю его свойства, мадам. Я моментально уснул, а проснулся обновленным.
- Но расскажите же свою историю, Линнет!
- Она старая и, как мне кажется, довольно глупая, доктор. Однажды мне рассказал ее отец. Когда Адам состарился, возделывая землю в дикой местности, то позвал своего сына Сифа и сказал: "Я умираю, но не смогу спокойно лежать в могиле, которую ты мне выроешь, если ты не отправишься к вратам райского сада и не принесешь мне яблоко с древа познания, растущего в самом центре сада. И если, вернувшись домой, ты найдешь меня мертвым, разрежь яблоко пополам и, когда будешь меня хоронить, положи мне под язык три зернышка". Сиф отправился в райский сад, выбрал яблоко и вернулся домой. Но Адам был уже мертв. Сиф разрезал яблоко пополам, увидел, что в нем три зернышка, положил их отцу под язык и похоронил его. Потом из этих зернышек, как сказал мой отец, выросли три разных дерева, и первое было дубом, Ной срубил его, чтобы построить свой ковчег. А потом, через сотни лет, из этого дуба сделали крест, на котором распяли нашего Господа…
- Бревно, которое не подошло строителям ковчега… - пробормотал доктор Карфэкс.