- Вы знаете, Васюня, мне тоже очень жаль их, но так было, видимо, на самом деле. Ведь описано правдиво?
- Да ведь можно было помогчи, - не сдавался Законник.
- Видимо, нет...
- Я не спал, думал. Никак не выходит из головы.
- Ну, а вы как бы сделали на месте цирюльника? - взглянув пристально на Васюню, спросила Вера.
- Что я... Я человек простой...
- Ну, а если бы пришлось?
- Я бы кликнул мужиков и сказал: обороните, помогите, - ответил он, тряхнув овсяной копной волос, и в глазах у него сверкнули упрямые искринки.
- А ведь мужики-то разные, другие бы и не пошли, сказали, чего нам ввязываться...
- А я бы скликал самых рисковых, которым ни черт, ни барин не страшен, - горячо ответил он.
- Ну, если так, вы, пожалуй, правы, - улыбнулась Вера и пошла за новой книжкой для Васюни, удивляясь ему и чувствуя смутную радость.
Глава 11
На боковой улице, в стороне от серых мужицких изб, словно подчеркивая, что не имеет ничего общего с ними, стоял двухэтажный кирпичный дом Тимы Зобова, по прозвищу Складенчик, известного на всю округу богача.
Вера представляла его себе широколицым, красноносым здоровяком. Но однажды перед их избой остановился сморщенный, сухой старикашка в нечистой холщовой рубахе с позеленевшими медными пуговицами, в расписных с выцветшим узором валенках и засаленном картузе, из-под которого торчали изжелта-белые космы седых волос. Это и был Тима Складенчик. Вовсе не таким сильным и страшным казался этот старик.
Потыкав батожком тропинку, он отшиб в сторону прутик, поддел ржавую железку. Она заинтересовала его. Поднял, прощупал слабыми фиолетовыми пальцами и спрятал в карман.
Потом подошел к Егорихе и сварливым пронзительным голосом закричал:
- Куда глядишь? Опять твоя голодрань все мои огурцы оборвала!
- Да что ты, Тимофей Егорович, неужели наши? - с ужасом произнесла Анисья, потеряв зловещую колдовскую осанку.
- Они, шельмы, а кто еще?
- Я им! - крикнула Егорнха и просеменила за избу.
Складенчик, довольный, пожевал беззубым ртом и уставился бессмысленными глазами младенца на Веру.
- Душить всех голоротых надо, - прохрипел он. - Голь. Нищие нищих родят. Душить на роду надо!
Вере хотелось оборвать старика, сказать, чтобы он не мешал спать детям. Но - сдержалась.
Складенчик постоял, двинулся дальше и вдруг увидел Санка. Сидя на завалинке, мальчик с хрустом ел свежий зеленый огурец. Складенчик поднял батог и ударил Санка по спине, по ногам. Тот взвился и, отскочив в сторону, веретеном закружился на месте. Обхватил ручонками ногу.
- Вот он, вот! - закричал Тима.
Вера видела, что этот злополучный огурец Санко сорвал на своем огороде.
Горячей волной ударил в голову гнев. Подбежав к Зобову, Вера зло крикнула в изрезанное морщинами лицо:
- Уходите отсюда, нечего вам здесь делать! Не ваш он ел огурец!
- Т-ты кто? К-кто ты такая? - взвизгнул Складенчик. - Да я вас всех... - и, ковыляя, быстро пошел к своему проулку.
Растирая плачущему Санку ушибленную ногу, Вера думала, что надо было сразу оборвать этого старика, когда еще он говорил о голоротых. Тогда бы он не ударил ребенка.
Из-за ограды прибежала испуганная Егориха, запричитала:
- Что ты, Васильевна, наделала? Ведь он теперь меня съест. Мы уж ему потакаем. Думаешь, я за ребятами гонялась? Вид показала, а сама за оградой стою. Санко-то бы стерпел, и все.
От этой житейской мудрости стало обидно и противно. "Неужели выживающий из ума старик имеет в деревне такую силу, что может "съесть" и разорить?
- Лонись ходила о масленице муку займовать, - не успокаивалась Егориха, - с грехом пополам дал, а у самого ее сгнило сколько. А ноне не даст, видит бог, не даст, - и горестно вздохнула.
- Конечно, надо было сдержаться, - сказала Лена осуждающе. - Мы с тобой уедем, а им жить да жить.
- Но нельзя же так жить, Лена, нельзя! - крикнула Вера. - Неужели ты не понимаешь? Ведь такие не только обирают людей, но и души уродуют.
- Я-то понимаю, - обиделась Лена.
- Э-э, хлебушко свой, хоть у попа стой, - проговорила старуха. Видимо, нужда научила ее изворачиваться.
Вера ушла за избу и села на старую колоду, глядя на розовый сентиментальный закат. Ей хотелось, чтобы была злая ветреная погода, чтобы закат был пожарно-красным, чтобы гнулись и скрипели деревья.
- Верочка, - послышался виноватый голос Лены, - ты сердишься на меня?
- Да, - не оборачиваясь, ответила Вера.
- Но это же такой пустяк!
- Нет, Лена, - повернувшись, строго сказала она. - Это не пустяк!
- Но ведь я не говорила, что ты не права, - опуская свои добрые глаза, проговорила Лена.
- Ты говорила и нашим, и вашим, а это хуже всего.
Лена промолчала.
На другой день около избы остановилась крашенная в черный цвет телега. Вороной конь свирепо всхрапывал и ронял на траву желтые комья пены. Высокий ладный мужчина с конопатым лицом, подъехавший на телеге, выдернул из лежащего на завалине обмолотка прядь соломы и старательно вытер лоснящийся круп лошади.
Это был сын Складенчика - Яков, по-деревенскому Яшка Тимин. Анюта зарделась и, пряча полный радости взгляд, села в угол.
Яков вошел, вытер ноги о растерзанный голик, окинул острым ястребиным взглядом избу и весело проговорил:
- День добрый! Я вижу, у вас тут целая казарма.
"Неужели он пришел разбираться во вчерашнем?" - неприязненно подумала Вера.
Егориха, не находя себе места, бегала по избе и ворковала, заискивая перед Яковом:
- Сушь-то, сушь-то какая, Яков Тимофеевич. Бедная землица! Надо бы дождика, надо бы...
- Да, надо, - обхватив колено руками, проговорил Яков. Указательного пальца на правой руке у него не было.
Вера вспомнила рассказ Егорихи о том, что года три назад во время драки в соседней деревне Якову перебили палец. Долго он мстил мужикам за покалеченную руку, грозился пустить красного петуха, а теперь обернулось это счастьем. Остался Яков здоровым дома.
По-татарски скуластое лицо его было хитровато-наглым. Походил он на половецкого хана Кончака из "Князя Игоря".
- Еду в село, - сказал Яков, - так, может, вам, Вера Васильевна и Елена Степановна, что купить надо?
Лена подала деньги.
- Купите нам фунтов пять сушек, - проговорила она, - ребята очень любят.
- Не токмо ребята, я - старуха - тоже уважаю, - снова заговорила обрадованная Егориха.
Вере было противно это заискивание. Она отвернулась к окну. Яков взял деньги и, собираясь выходить, с такой же бодрой непринужденностью, как здоровался, проговорил:
- Сказывают, вчера тут мой старичишка артачился. Простите уж его. Стар стал.
- Да что ты, что ты? Видано ли дело сердиться? - запричитала Егориха, провожая Якова до телеги.
Вера так и не смогла понять, зачем приходил Яков Складенчик. То ли его действительно беспокоила выходка отца, то ли он хотел произвести хорошее впечатление... А может быть, еще имелись причины? Младший Складенчик был и хитрее, и умнее своего отца.
"Но для мерзляковцев этот, наверное, будет еще похуже", - подумала она.