- Неужели? - ухмыльнулся мужчина. - Но ты думал обо мне и (он повысил голос) писал обо мне. Я тебя забавлял, не так ли? А теперь я собираюсь с тобой позабавиться. Ты наделил меня всеми отвратительными чертами, которые только мог придумать. И считаешь, что не сделал мне ничего плохого? Ты никогда не задумывался, каково это - быть таким, как я? Ты не пробовал поставить себя на мое место? Ты не испытывал ко мне ни капли жалости, верно? Так вот, я тоже не стану тебя жалеть.
- Но я же вам говорю, - закричал Уолтер, вцепившись в край стола, - я вас не знаю!
- Ага, теперь ты меня не знаешь! Сотворил из меня черт знает кого и забыл о моем существовании. - В его голосе появились визгливые нотки, пропитанные жалостью к себе. - Ты забыл Уильяма Стейнсфорта.
- Уильям Стейнсфорт!
- Да. Я был твоим мальчиком для битья, верно? Ты вывалил на меня всю неприязнь к самому себе. Тебе становилось легче, когда ты писал обо мне. А теперь, как один У.С. другому - что я должен сделать, какой поступок будет в моем характере?
- Я… я не знаю, - пролепетал Уолтер.
- Не знаешь? - хмыкнул Стейнсфорт, - Кому же знать, как не тебе - ведь это ты меня породил. Как поступил бы Уильям Стейнсфорт, если бы встретил своего старого папашу в тихом месте, своего славного старика-отца, который отправил его на виселицу?
Уолтер лишь молча смотрел на него.
- Ты, как и я, отлично знаешь, что бы он сделал, - сказал Стейнсфорт. Вдруг по его лицу пробежала тень, и он резко добавил: - Нет, не знаешь, ведь ты никогда не понимал меня по-настоящему. Я не настолько ужасен, как ты меня изображал. - Он замолчал, и в душе Уолтера загорелся маленький огонек надежды. - Ты не дал мне ни одного шанса. А вот я тебе дам. Это лишний раз доказывает, что ты меня совсем не понимал, верно?
Уолтер кивнул.
- И ты еще кое-что забыл.
- Что?
- Когда-то я был ребенком, - произнес бывший полицейский.
Уолтер промолчал.
- Ты это признаешь? - мрачно спросил Уильям Стейнсфорт. - Итак, если ты сможешь назвать хотя бы одну хорошую черту, которой ты наделил меня, - всего одну добрую мысль - что-нибудь, что могло бы меня оправдать…
- Да? - дрожащим голосом вымолвил Уолтер.
- Тогда я тебя отпущу.
- А если не смогу? - прошептал Уолтер.
- Ну тогда ничего хорошего. Нам придется серьезно подойти к решению возникшей проблемы, а ты знаешь, что это означает. Ты отобрал у меня одну руку, но вторая еще осталась. Ты называл меня "Стейнсфорт- железная рука".
Уолтер покрылся потом.
- Даю тебе две минуты, чтобы вспомнить, - заявил Стейнсфорт.
Они оба взглянули на часы. Поначалу бесшумное движение стрелки парализовывало все мысли Уолтера. Он смотрел на лицо Уильяма Стейнсфорта, жестокое, хитрое лицо, которое всегда находилось в тени, словно свет не решался к нему прикоснуться. В отчаянии он рылся в памяти в поисках одного-единственного факта, который мог бы его спасти; но память, сжавшись в кулак, молчала. "Нужно что-нибудь сочинить", - подумал он, ив то же мгновение к мозгу вернулась способность мыслить, а в памяти возникла последняя страница книги, четкая, как фотография. Потом перед его мысленным взором, как в волшебном сне, быстро промелькнули все страницы от последней до самой первой, и он с неодолимой силой осознал - там нет того, что он ищет. Среди всего этого зла нет даже намека на добро. На него снизошло внезапное восторженное озарение - если сейчас он это не докажет, добро во всем мире погибнет.
- В тебе нет ничего хорошего, тебя нечем оправдать! - закричал он. - Из всех твоих мерзких поступков, этот - самый отвратительный! Хочешь, чтобы я тебя обелил, да? Даже чистый белый снег становится черным, стоит ему прикоснуться к тебе! Как ты смеешь просить меня о характере? Я тебе его уже дал! Да я ни за что на свете не скажу о тебе ни одного доброго слова! Я скорее умру!
Стейнсфорт выбросил вперед руку.
- Ну так умри!
Полицейские нашли Уолтера Стрингера лежащим на обеденном столе. Его тело еще не остыло, но он был мертв. Определить причину его смерти не составило труда - ему раздавили не только искалеченную, недействующую руку, но и горло. Его задушили. Нападавший не оставил никаких следов. Каким образом на его теле оказались снежинки, так и осталось загадкой, потому что в день его смерти ни в одном из районов города не было снега.
РОЗМАРИ ТИМПЕРЛИ. ГАРРИ
Самые обычные вещи наводят на меня страх. Солнечный свет. Резкие тени на траве. Белые розы. Дети с рыжими волосами. И имя Гарри. Самое обычное имя.
Когда Кристина впервые произнесла это имя, в моей душе сразу же шевельнулось предчувствие страха.
Ей было пять лет, через три месяца ей предстояло идти в школу. Стоял чудесный жаркий день, и она, как обычно, играла одна в саду. Я видела, как она лежит на траве, вокруг собранные маргаритки, и она с радостным усердием составляет из них венок. Светлые рыжие волосы сверкают на солнце, и от этого кожа кажется очень белой. Ее большие голубые глаза сосредоточенно смотрят перед собой.
Внезапно ее взгляд устремился на куст белых роз, который отбрасывал тень на траву, и она улыбнулась.
- Да, меня зовут Кристина, - произнесла она.
Она встала и медленно направилась к кусту, ее маленькие пухлые ножки беззащитно и трогательно выглядывали из-под слишком короткой синей юбки. Она быстро росла.
- С мамой и папой, - четко проговорила она. И после паузы сказала: - Но они правда мои папа и мама.
Она стояла в тени куста. Создавалось впечатление, что она покинула мир света и вошла в темноту.
Испытывая необъяснимую тревогу, я окликнула ее:
- Крис, что ты делаешь?
Ничего, - голос прозвучал издалека.
- Иди домой. На улице слишком жарко.
- Нет, нежарко.
- Иди домой, Крис.
- Мне нужно идти. До свидания, - сказала она и медленно направилась к дому.
- С кем ты разговаривала, Крис?
- С Гарри, - ответила она.
- Кто такой Гарри?
- Гарри.
Больше мне ничего не удалось из нее вытянуть, поэтому я дала ей печенье с молоком и читала книжку до самого вечера. Слушая меня, она смотрела в сад. Один раз она улыбнулась и помахала рукой. Я вздохнула с облегчением, когда наконец уложила ее в постель и почувствовала, что она в безопасности.
Когда Джим, мой муж, вернулся домой, я рассказала ему о "таинственном" Гарри.
- О, значит, она придумала себе забаву? - рассмеялся он.
- О чем ты, Джим?
- Единственные дети нередко общаются с воображаемыми приятелями. Некоторые разговаривают со своими куклами. Крис никогда не любила играть в куклы. У нее нет ни братьев, ни сестер. У нее нет друзей-ровесников. Поэтому она придумала себе товарища.
- Но почему она выбрала именно это имя? Он пожал плечами:
- Ты же знаешь, дети впитывают все в себя, как губка. Не понимаю, что тебя беспокоит, честно, не понимаю.
- Я сама не понимаю. Просто я чувствую двойную ответственность за нее. Наверное, я переживала бы меньше, если бы была ее родной матерью.
- Знаю, но с ней все в порядке. Все просто замечательно. Крис - чудесная, здоровая, умная девочка. Благодаря тебе.
- И тебе тоже.
- Мы великолепные родители!
- И необычайно скромные!
Мы хором рассмеялись, и он поцеловал меня. Я успокоилась.
До следующего утра.
Небольшая ярко-зеленая лужайка и белые розы вновь нежились в лучах солнца. Кристина сидела на траве, скрестив ноги, смотрела на розовый куст и улыбалась.
- Привет, - произнесла она. - Я тебя ждала… Потому что ты мне понравился. Сколько тебе лет?… Мне всего пять и еще чуть-чуть… Я уже не ребенок! Я скоро пойду в школу и у меня будет новое платье. Зеленое. Ты ходишь в школу?… Чем же ты тогда занимаешься?
Некоторое время она внимательно слушала и молча кивала.
Я приросла к полу на кухне, мое тело покрылось мурашками. "Все это чушь. Многие дети придумывают себе друзей, - в отчаянии убеждала себя я. - Просто веди себя так, будто ничего не происходит. Не слушай. Не будь дурой".
Но все-таки позвала Крис пить утреннее молоко раньше, чем обычно.
- Молоко на столе, Крис. Иди домой.
- Через минуту.
Непривычный ответ. Обычно она с радостью бежала домой, зная, что ее ждет молоко и печенье с кремовой прослойкой, ее любимое лакомство.
- Иди сейчас, милая, - повторила я.
- Можно, Гарри придет со мной?
- Нет! - неожиданно для себя резко выкрикнула я.
- До свидания, Гарри. Жаль, что тебе нельзя пойти вместе со мной, но мне нужно выпить молока, - сказала Крис и побежала домой.
- Почему Гарри нельзя выпить молока? - потребовала она объяснений.
- Кто такой Гарри, дорогая?
- Гарри - мой брат.
- Но, Крис, у тебя нет брата. У твоих папы и мамы только один ребенок, одна маленькая девочка - ты. Гарри не может быть твоим братом.
- Гарри - мой брат. Он так говорит.
Она с удовольствием выпила стакан молока, на верхней губе осталась белая полоска. Потом потянулась за печеньем. Во всяком случае, встреча с Гарри никак не отразилась на ее аппетите!
Когда она закончила, я сказала:
- Мы сейчас пойдем в магазин, Крис. Ты же хочешь пойти со мной в магазин, правда?
- Я хочу остаться с Гарри.
- Нельзя. Ты пойдешь со мной.
- А Гарри может пойти с нами?
- Нет.
Дрожащими руками я надела шляпку и перчатки. В последнее время в доме было холодно, словно его накрыла черная тень, закрыв от ярких солнечных лучей. Крис послушно отправилась со мной, но, когда мы вышли на улицу, она повернулась и помахала рукой.