После ужина, как известно, местре Портела сказал жене, что, если полковника изберут - а сомневаться в этом не приходится, - ноги его больше не будет в Академии. Ему казалось тогда, что так он выразит свой яростный протест, но теперь он понимает вдруг, что этот решительный поступок - не больше чем удобная позиция, пассивное сопротивление, которое ничем не грозит. Ему становится стыдно. Неужели он предаст друга, оставив память о нем на поругание врагам?
- Не знаю, удастся ли мне хоть что-нибудь, но я сделаю все возможное…
- И невозможное!
- Хорошо: возможное и невозможное.
Молодая женщина по имени Мария Мануэла подошла к писателю, поцеловала его в щеку и направилась к дверям. Афранио проводил ее… Что за мир! Кому придет в голову, что супруга советника португальского посольства, дочь салазаровского министра, наследница богатого и могущественного рода - непримиримый враг режима, сторонница социализма, что ей грозит тюрьма или концлагерь?! "Боюсь, что она почти коммунистка, - сказал Бруно своему другу, познакомившись с ней. - Впрочем, коммунистка или нет, но она совершенно обворожительна и не боится ничего на свете. Я еле-еле уговорил ее не бросать мужа. Она хотела уйти ко мне! Представляете, сеу Афранио, какой бы вышел скандал? Вот как я влип!"
Вернувшись в столовую, местре Афранио Портела сказал доне Розаринье, сидевшей перед приемником в ожидании передачи Би-би-си:
- Она приходила просить…
- …о том же, о чем и я. О том, чтобы ты не допустил избрания этого мясника в Академию. Кстати, мне вовсе не хочется отказываться от вечеров в Малом Трианоне, я очень люблю ваши академические празднества. А сейчас позвони Эвандро: он хочет поговорить с тобой как раз об этом деле.
Она улыбнулась мужу той заговорщицкой улыбкой, какой улыбалась, бывало, во времена своей юности, когда ее миллионеры-родители ни за что не хотели выдать дочку за нищего и безвестного писателя.
Старик идет по улице
"Угомонись, безрассудный старик", - твердил сам себе Афранио Портела, направляясь на встречу с другим сумасбродом, Эвандро Нунесом дос Сантосом. "Кто осмелится воевать со всеми явными и тайными полициями, со спецслужбами, с победоносным воином, всемогущим шефом Национальной безопасности, которого выдвигают в Академию "живые силы страны", за которым стоит неколебимый режим Нового государства?"
Несмотря на эти мысли, безрассудный старик, расправив плечи, продолжает шагать по улице - на губах его играет лукавая улыбка, усталые глаза блестят. "Старичок, видно, доволен жизнью", - говорит прохожий.
Козыри и благоразумие
Покуда Афранио Портела ждет часа условленной встречи, Эвандро Нунес дос Сантос произносит в кабинете президента Академии длинную и язвительную речь против кандидатуры полковника Сампайо Перейры, приводя неотразимые аргументы политического и морального характера:
- Это оскорбление для Академии, это вызов всем нам!
- Можно подумать, что его кандидатуру выдвинул я, что его избрание сулит мне какую-то выгоду, что мне вообще приятна вся эта история?! - Эрмано до Кармо вспоминает злосчастный вчерашний инцидент, когда двое телохранителей полковника вломились в лифт, но предпочитает не говорить об этом, чтобы не подливать масла в огонь. - Что я могу сделать?
Вопрос остается без ответа. Эвандро Нунес дос Сантос бормочет, что нужно обязательно что-нибудь предпринять… Президент продолжает:
- По уставу Академии у кандидата должна быть опубликована по крайней мере одна книга - у полковника их больше десяти, в том числе сборник стихов. Вам это известно? Я намекнул Лизандро, что некоторые академики подумывают о Фелисиано, считая, что преемником Бруно должен стать крупный поэт. А он тут же мне сообщил об этой книжке стихов и поклялся, что как поэт его протеже ничем не хуже Фелисиано или Бруно. Какие-то юношеские романтические стишки… Даже это они предусмотрели! У них все козыри!
- Ранние стишки - не такой уж козырь…
- Зато остальные каковы! Вы бы видели, как Лизандро выкладывал их передо мной один за другим: "представитель вооруженных сил" - раз! "Занимает один из важнейших постов в государстве" - два! "Влияние его огромно, а время сейчас сами знаете какое"… - три! И самый главный довод: это место со времен основания Академии до предшественника Бруно включительно всегда занимал военный. Нужно восстановить традицию и прочая, и прочая… Ей-богу, я не вижу выхода. Если придумаете что-нибудь, дайте мне знать. Я ничего не могу!..
- Как это так? Вы же сами сказали: выдвинуть Фелисиано. Вот и выход.
- Неужели вы верите, что он осмелится стать на пути у Перейры? Я не верю. Скажу вам прямо: довод насчет того, что это место принадлежало и должно принадлежать армии, - весьма серьезен. В принципе я поддерживаю эту инициативу: в Академии должны быть представлены все слои общества и социальные группы.
- Что касается армии как социальной группы…
- …то на этот счет существуют различные точки зрения, не правда ли? - закончил за него президент, который не хочет брать на себя никаких обязательств.
Эвандро Нунес дос Сантос допил кофе, поставил на стол пустую чашку. Афранио задерживается, и он не знает, как развязать этот узел. В отличие от президента Эвандро обязательств не боится:
- Во всяком случае, на мой голос этот мерзавец может не рассчитывать.
Заговор на файф-о-клоке
Афранио Портела и Лизандро Лейте, подошедшие с разных сторон, встретились у подъезда Малого Трианона. Щекастое лицо юриста сияет.
- О том, что Агналдо выдвинул свою кандидатуру на выборы, будет сообщено в газетах и по радио.
Ликующий Лейте называет всесильного полковника запросто, по имени, - знай наших! Он не говорит, откуда эти сведения, но Афранио без труда догадывается: так же, как и он сам, Лизандро времени зря не теряет.
Они вместе входят к президенту. Лейте валится в кресло, Афранио торопится увести из кабинета костлявого гуманитария, пока тот со свойственной ему откровенностью не успел высказать все, что "он думает об этой пухлой подлизе".
- Пойдем-ка, старина, в "Коломбо", выпьем чаю, посекретничаем на свободе. Подальше от Лизандро, поближе к красивым женщинам! Пусть глаз порадуется!
Афранио частенько захаживал в "Коломбо" вместе с покойным Бруно, и сейчас он рассказывает Эвандро о пристрастиях и вкусах покойного. Роман поэта с хорошенькой портнихой, сидевшей у окна своей мастерской на втором этаже в доме напротив, вдохновил его на создание забавного и трогательного рассказа "Пятичасовой чай" - за те десять лет, что прошли после выхода "Женщины в зеркале", Портела только однажды вернулся к беллетристике.
Усевшись за столик в кондитерской, Эвандро, все еще пребывающий в отвратительном настроении, последними словами поносит президента, который "даже не скрывает своего благожелательного отношения к проискам Перейры", - Благожелательного, ты сказал? И это после пинка, который он вчера получил?
- Какого пинка?
- Потом, потом… Сейчас расскажи-ка мне поподробнее, что тебе говорил Эрмано.
- Говорил, что нужно восстановить традицию, и потому он будет за представителя армии.
- Он имел в виду представителя армии вообще или назвал конкретное имя - полковник Перейра? Агналдо, как именует его теперь, захлебываясь от восторга, Лизандро.
- Вообще.
- Тут есть некоторая разница, куманек. - Афранио и Розаринья крестили Алваро, сына Эвандро. - Открою тебе страшную тайну: я тоже за представителя армии. - Он хитро улыбнулся.
Иногда Эвандро раздражает его друг и кум - особенно если дело идет о вакансиях в Академию. Оба они всегда поддерживают одного кандидата, но во время предвыборной борьбы ведут себя совершенно по-разному. Эвандро трубно и гласно воздает хвалу своему протеже, превозносит его достоинства, спорит, доказывает, горячится, а Афранио действует тайно, скрытно, незаметно, интригует в кулуарах Академии и считается самым опасным противником. Даже сейчас, когда возникла реальная угроза избрания Агналдо Геббельса Перейры (сам полковник печатно заявлял, что гордится прозвищем "бразильский Геббельс", - прозвищем, которым враги народа думали унизить и оскорбить его), Афранио выглядит на удивление невозмутимо. Он вовсе не рассержен - напротив: его как будто забавляет все происходящее, он даже потирает руки от удовольствия. Эвандро нетерпеливо требует:
- Да объясни же наконец, что ты задумал, а то от ярости я совсем поглупел.
Местре Афранио во всех подробностях рассказывает о своей кипучей деятельности. Время от времени он прерывает повествование: то раскланяется со знакомым, то обратит внимание Эвандро на проходящую мимо женщину, если, конечно, она достойна этого внимания. Он не терял времени даром (впрочем, Лизандро тоже). Вчера, переговорив с Эвандро по телефону, он позвонил нескольким академикам и обменялся с ними впечатлениями. Он всегда встает спозаранку и утром успел наведаться по крайней мере к четырем коллегам и позавтракать с пятым - Родриго Инасио Фильо. На встречу же с Эвандро он опоздал потому, что заходил к бедному Франселино, так жестоко пострадавшему (вместе с президентом Академии) от энергичного пинка охранника. В результате всех этих визитов и телефонных переговоров у него сложилось некоторое представление о выборах:
- Упоминание имени полковника встречает протест…
- Да о нем слышать не хотят! - Эвандро тоже успел кое с кем повидаться.