Они отвечали уклончиво, поскольку уроки фортепьяно не входили в программу и для этих трех девочек организовывались в частном порядке на дому. Но при упоминании мистера Лаутера даже бестолочь Мэри догадалась, к чему клонит мисс Макей.
- Я так понимаю, мисс Броди аккомпанирует вам во время уроков пения. Так почему же ты считаешь, Сэнди, что она предпочитает музыке изобразительные виды искусства?
- Так сказала сама мисс Броди. Музыкой она интересуется, а живопись - ее страсть. Так она говорит.
- А какие у вас культурные интересы? Полагаю, для страстей вы еще слишком молоды.
- Истории, мэм, - сказала Мэри.
- Мисс Броди рассказывает вам истории?
- Да, - ответила Мэри.
- И о чем же?
- Об истории, - дуэтом поспешно вставили Сэнди и Дженни, потому что это был вопрос, который, как они предвидели, когда-нибудь им непременно зададут, и заранее, тщательно обдумав, приготовили ответ, какой в буквальном смысле не противоречил бы истине.
Переставляя пирог со стола на поднос, мисс Макей молча посмотрела на них, явно впечатленная тем, как они подготовились к встрече.
Больше вопросов она не задавала, но произнесла следующую сумбурно-примечательную речь:
- Вам очень повезло с мисс Броди. Мне хотелось бы, чтобы ваши контрольные по арифметике были более успешными. Ученицы мисс Броди всегда меня чем-нибудь поражают. Вам придется усердно потрудиться над самыми обычными, невозвышенными предметами, чтобы сдать переходные экзамены. Мисс Броди дает вам великолепную подготовку к высшей ступени. Культура не может компенсировать недостаток прочных знаний. Я рада видеть, что вы преданы мисс Броди. Ваша преданность должна быть отдана скорее школе, чем какой-то одной личности.
Не все, о чем шел разговор, было доложено мисс Броди.
- Мы рассказали мисс Макей, как вам нравится искусство, - тем не менее сообщила Сэнди.
- Это правда, - согласилась мисс Броди, - но слово "нравится" здесь едва ли уместно; живопись - моя страсть.
- Я так и сказала, - уточнила Сэнди.
Мисс Броди посмотрела на нее так, словно хотела произнести то, что на самом деле дважды уже говорила ранее: "Когда-нибудь, Сэнди, ты зайдешь слишком - на мой взгляд - далеко".
- По сравнению с музыкой, - добавила Сэнди, невинно моргнув маленькими поросячьими глазками.
К концу пасхальных каникул этот насыщенный эротическими открытиями учебный год увенчался встречей Дженни на берегу реки Уотер-оф-Лейт с мужчиной, весело выставлявшим себя напоказ.
- Иди сюда, посмотри-ка на это, - обратился он к ней.
- На что? - спросила Дженни, подходя ближе и полагая, что мужчина нашел выпавшего из гнезда птенчика или какое-нибудь необычное растение. Увидев же, что это было на самом деле, она бросилась прочь и, целая и невредимая, никем не преследуемая, но задыхающаяся, прибежала домой, где ее вскоре окружили возмущенные родственники, принявшиеся заботливо отпаивать ее сладким чаем. В тот же день позже, поскольку о происшествии сообщили в полицию, задать вопросы Дженни к ним явилась потрясающая женщина-полицейский.
Эти события так разбередили девчачье воображение, что остаток пасхальных каникул прошел в бешеной круговерти, которая продолжалась и весь летний семестр. Первый результат оказался для Сэнди неблагоприятным. Ей вот-вот должны были позволить гулять одной в таких уединенных местах, как то, где у Дженни произошла злополучная встреча, но теперь строго запретили вообще выходить на улицу без сопровождения взрослых. Однако это был лишь побочный эффект инцидента. В остальном он лишь приятно взбудоражил девочек. Событие обсуждалось в двух аспектах: во-первых, сам мужчина и природа того, что он выставил напоказ, во-вторых - женщина-полицейский.
Первый сюжет довольно быстро иссяк.
- Мерзкое существо, - сказала Дженни.
- Грязное животное, - согласилась Сэнди.
А вот тема женщины в полицейской форме оказалась неисчерпаемой, и хотя сама Сэнди ни этой, ни какой бы то ни было другой женщины в форме не видела (тогда женщин только-только начинали принимать в полицию), она забросила и Алана Брека, и мистера Рочестера, и всех прочих литературных персонажей и всю свою любовь перенесла на так и не увиденную ею женщину из полиции, которая беседовала с Дженни; своим бурным интересом она сумела и в подруге поддерживать энтузиазм.
- Как она выглядела? На ней была каска?
- Нет, кепи. А из-под кепи выглядывали короткие светлые вьющиеся волосы. Форма была темно-синяя. И она сказала: "Ну, расскажи мне все".
- И что ты ей рассказала? - в четвертый раз спросила Сэнди.
И Дженни в четвертый раз ответила:
- Ну, я сказала: "Тот мужчина шел вдоль берега под деревьями и что-то держал в руке. А когда увидел меня, громко засмеялся и подозвал меня посмотреть на это. Я спросила - на что? А потом подошла поближе и увидела…" Но я не могла сказать этой полицейской, что я увидела, ты же понимаешь. И тогда она подсказала: "Ты увидела нечто гадкое?" Я ответила: "Да". Потом она спросила меня, как выглядел тот человек, и…
Но все это Сэнди уже слышала, а ей нужны были новые подробности о сотруднице полиции, и она старалась подобрать ключик к подруге. Воспроизводя слова полицейской, Дженни произнесла слово "гадкое" как "хаткое", что было на нее совсем не похоже.
- Как она на самом деле сказала: "гадкое" или "хаткое"? - поинтересовалась Сэнди во время четвертого пересказа.
- Хаткое.
Это вызвало чрезвычайно неприятное чувство у Сэнди и на несколько месяцев отвратило ее от мыслей о сексе. Такое произношение слова настолько не нравилось ей, что по телу начинали ползать мурашки, поэтому она донимала Дженни требованиями подумать хорошенько и признать, что на самом деле полицейская произнесла его правильно.
- Многие люди говорят "хаткое", - возражала Дженни.
- Я знаю, но они мне не нравятся. Они - ни рыба, ни мясо.
Это мучило Сэнди, и она решила создать новый речевой образ сотрудницы полиции. Другим поводом для беспокойства служило то, что Дженни не знала имени полицейской и даже того, как следует к ней обращаться: "констебль", "сержант" или просто "мисс". Сэнди решила назвать ее сержантом Энн Грей. Сама Сэнди являлась правой рукой Энн Грей в полицейском департаменте, и вместе они были твердо настроены искоренить секс в Эдинбурге и его окрестностях. В воскресных газетах, к которым Сэнди имела свободный доступ, она нашла профессиональные выражения вроде "имела место интимная близость" или "истица была в положении", оттуда же она узнала, что женщин, которые привлекались к суду по преступлениям на сексуальной почве, не называли ни "мисс", ни "миссис", а только по фамилиям: "Уиллис была оставлена под стражей"; "Роубак оказалась в положении".
Итак, Сэнди, сдвинув на затылок синее полицейское кепи, сидела на ступеньке рядом с сержантом Энн Грей и сквозь просвет между деревьями, росшими вдоль Уотер-оф-Лейта, наблюдала за тем местом, где грязное животное предложило Дженни: "Иди сюда, посмотри-ка на это" - и где Сэнди на самом деле никогда не была.
"И вот еще что, - сказала Сэнди, - мы должны побольше узнать о деле Броди и о том, не в положении ли она вследствие своей связи с Гордоном Лаутером, учителем пения из женской школы Марсии Блейн".
"Интимная близость, безусловно, имела место, - ответила сержант Энн, очаровательная в этой темно-синей форме, со светлыми короткими вьющимися волосами, обрамлявшими форменное кепи. - Все, что нам нужно, это несколько уличающих документов".
"Предоставьте это мне, сержант Энн", - попросила Сэнди, поскольку как раз в то время они с Дженни сочиняли любовную переписку между мисс Броди и учителем пения. Сержант Энн благодарно сжала руку Сэнди, и они посмотрели друг другу в глаза: между ними установилось такое взаимопонимание, что слова были излишни.
После каникул, вернувшись в школу, Дженни и Сэнди сохранили в секрете от одноклассниц происшествие на Уотер-оф-Лейте, потому что мать Дженни сказала, что об этом надо помалкивать. Но то, что следует доверительно поделиться сенсацией с мисс Броди, сомнений не вызывало.
И тем не менее что-то заставило Сэнди в первый же день после каникул остановить Дженни:
- Не говори мисс Броди.
- Почему? - удивилась Дженни.
Сэнди пыталась придумать причину. Это было связано с неопределенностью статуса отношений мисс Броди с жизнерадостным мистером Лаутером, а также с тем, что, войдя в класс, мисс Броди первым делом сообщила: "Я провела Пасху в маленькой романской деревушке Крэмонд". Именно там, в одиночестве, в большом доме с экономкой жил мистер Лаутер.
- Не говори мисс Броди, - сказала Сэнди.
- Почему? - удивилась Дженни.
Сэнди продолжала искать причину. Какое-то отношение это имело и к тому, что произошло тем утром, когда мисс Броди послала было Монику Дуглас в кабинет рисования за новыми альбомами и угольными карандашами, а потом отозвала назад и послала вместо нее Роуз Стэнли. Когда Роуз вернулась, нагруженная альбомами и коробками с угольками, ее сопровождал Тедди Ллойд, точно так же нагруженный. Освободившись от поклажи, он спросил мисс Броди, хорошо ли она провела каникулы. Она протянула ему руку и сказала, что осваивала Крэмонд, не надо, мол, пренебрежительно относиться к окрестным маленьким портовым городкам.
- Вот уж не думал, что в Крэмонде есть что осваивать, - улыбнулся мистер Ллойд, золотистый локон упал ему на глаза.
- В нем немало очарования, - возразила она. - А вы куда-нибудь ездили?
- Я писал, - хриплым голосом ответил он. - Семейные портреты.