Мадла же думала: "Почему он называет меня "барышня", словно я городская?" Она решила, что будет тоже называть его красиво, по-городскому - папочка. При первом же удобном случае она так его и назвала.
Гаек нахмурился, несколько раз крутанул кнутом в воздухе и сказал:
- Я еще не папаша и не папочка. Меня зовут Иржи Гаек, так что выберите для себя одно из двух - имя или фамилию, что вам больше нравится, а папашей, пожалуйста, больше не зовите меня.
- Я вас тоже хотела просить, чтобы и вы меня не называли барышней, так обращаются к городским девицам, а я деревенская.
- Вам это идет, хотя вы и деревенская, но коль вы против, тогда я буду звать вас по имени, если вам это понравится, - сказал обрадованный Гаек, - а вы как меня звать будете?
- Наверное, нехорошо получится, если я вас стану звать просто Гаек, - в растерянности засомневалась Мадлена.
- Зовите меня хоть Иржи, хоть Гаек, кому какое до этого дело. Мы ведь земляки, - добавил он.
Так и пошло у них, и никто на это даже внимания не обратил. Гаек же был этому рад, как будто бы он долго плыл и наконец на берег выбрался. Никогда еще дорога не казалась ему такой короткой, вроде бы только что еще в Чехии были, а оказывается, они уже едут четвертый день и подъезжают к Вене.
День был прекрасный, нагретый солнцем воздух знойно струился. Ребята перебегали из одной придорожной канавы в другую, гонялись вокруг воза с пинчером - детям и собакам надо побегать. Наконец утомившись, они забрались на воз, и Якуб тоже подсел к ним. Мадлена шла по тропинке в тени цветущих деревьев, без платка и без жакетки. Щеки у нее горели. Гаек шагал рядом с лошадьми, утирая пот с загорелого лица. Иногда он впадал в задумчивость, словно не в силах удержаться, поглядывал на Мадлену. Пинчер бежал рядом с нею, а Мадлена принялась рвать маргаритки, рассыпавшиеся в траве, словно звездочки по небу. Она собирала букетик.
- Гаек, дождь будет, пинчер ест траву! - вдруг крикнула она.
- Вон там примета понадежней, - показал Гаек на черную тучу в небе.
- Пусть себе идет, только бы гром не гремел, я грозы боюсь, - простодушно призналась Мадла.
- Для кого это вы нарвали букетик? - спросил Гаек, показывая на маргаритки.
- Ну, хотя бы для вас, если вы любите цветы... но ведь на шляпе вместо цветов вы носите бумажки.
- Это потому, что мне цветов никто не дарит, - ответил Гаек.
- И наверное, еще потому, что не от каждого хотите их получить? - спросила она лукаво, складывая букетик.
- Не от каждого... это верно... но если их подарили бы вы... мне они были бы приятны, - сказал Гаек и, вытащив все подорожные бумажки, подал Мадле шляпу. Мадла с улыбкой прикрепила букетик к шнурку шляпы.
- Пусть не увядает, - сказал Гаек, надевая шляпу.
- А увянет, будет новый.
- Я был бы этому рад, потому что, если бы вы захотели сдержать слово, вам пришлось бы со мной возвращаться, - ответил Гаек, и в глазах его можно было прочесть, как он был бы этому рад.
Мадла не проронила ни слова. Тут начало накрапывать и солнышко скрылось за тучами.
- Садитесь на воз, а то промокнете, - предложил Гаек, хотя с большим удовольствием шел бы с нею рядом.
- Ничего, это майский дождик... я подрасту. А то я маленькая, - улыбнулась Мадла и протянула обе руки к дождю, а лицо запрокинула, подставив его влаге.
- Разве вы маленькая?.. Кто это вам сказал? -спросил Гаек, разглядывая стройную фигурку девушки.
- Наша Бетка мне про это говорила, - откликнулась Мадла.
- Или обманывала, или она слепая, - сказал Гаек, отворачиваясь к лошадям.
Дождь пошел сильнее, Мадла хотела забраться на воз, но там растянулись мальчики и уснули. Якуб тоже дремал.
- Садитесь на большой воз, Мадленка, - предложил Гаек, видя, что ей некуда сесть.
- Я ваших коней боюсь.
- Когда я рядом, вам нечего бояться, - сказав это, Гаек подхватил Мадлу на руки, словно ребенка, и усадил на воз. Мадла покраснела, как калина. Гаек молча сел подле нее, а сердце у него билось, словно колокол, какое-то время он не мог слова вымолвить. Мадла тоже молчала.
Они проезжали плодородной равниной. Повсюду зеленели поля, попадались свежие луга, дома в окружении цветущих садов, иногда в поле виднелась дикая яблонька, сплошь усыпанная белыми, как молоко, цветами. Вдали на горизонте показались очертания синих гор. С одного края темного облака пробивались жаркие солнечные лучи, и в их свете капли дождя, падающие из черной тучи, превращались в миллионы переливающихся алмазных звездочек.
На возу у Гаека было устроено удобное сиденье, а брезент откидывался назад, чтобы видеть дорогу. Оттуда оба, Мадла и Гаек, долго смотрели на окрестности, потом Гаек правой рукой (в левой он держал вожжи) коснулся руки Мадлы и произнес сдавленным голосом:
- Мадленка, когда солнце станет клониться к западу, мы будем в Вене... и расстанемся.
- Господи, уже в Вене! - испугалась Мадла.
- Никогда еще дорога эта не казалась мне такой короткой и никогда еще с таким удовольствием... и с таким сожалением я никого не вез в Вену, как вас, Мадленка.
- Понимаю вас, Гаек, - вздохнула Мадла, - вы добрый человек. Вам хочется, чтобы мне было хорошо, и боитесь, как бы я не попала в плохие руки. Но я верю в господа бога и в то, что не пропаду.
- О том, чтобы вам не было плохо, кое-кто позаботится. Но ведь это не все, Мадленка. Лучше бы вам никогда не знать этот плохой мир. Я привез туда немало земляков и землячек... и многих из них оплакал... Вернитесь, Мадленка!.. - Голос его был таким проникновенным, а в лице сквозило столько искренней доброты, что Мадлена невольно прижала к сердцу его сильную руку.
- Не могу, Гаек, не могу! - покачала она головой, и глаза ее наполнились слезами.
- Мадленка, почему вы не можете? Разве я не достоин вашего доверия?
- Достойны, Гаек, достойны. Ну, так знайте, коль уж такое дело: родители навязывали мне жениха, от которого я бегу, как от огня! - ответила Мадлена и затем тихим голосом рассказала о злом и мерзком женихе, о том, как он в нее влюбился и поклялся заполучить ее во что бы то ни стало.
- Вот видите, дорогой Гаек, отчего я должна была бежать как можно дальше, ах, только и в Вене не буду я спокойна, как бы он не разыскал меня тут. Он способен убить меня, он очень мстительный.
- Даст бог, этого не случится! - сказал Гаек, когда Мадленка закончила свой рассказ, и глубоко вздохнул. - И мне лучше видеть вас в гробу, чем в его объятиях. Я не осуждаю вас за то, что вы не хотите возвращаться домой, пока что-нибудь не изменится у вас или там. Считайте меня своим братом или земляком, как хотите, только доверяйте мне во всем и ни у кого не просите помощи, кроме меня. Обещаете мне это, Мадленка?
- Я доверяю вам, как своему брату, никогда не забуду вашей доброты, а если вдруг мне понадобится помощь, приду только к вам, - ответила Мадлена, подавая ему руку и заливаясь слезами. Гаек пожал ее, соскочил с воза, а когда они проехали еще немного, Мадлена вдруг увидела перед собой невиданное множество крыш и над ними вздымающуюся ввысь черную башню, на шпиле которой отражались лучи заходящего солнца.
- Вена! - воскликнул Гаек, показывая кнутом в ту сторону.
- Куда же я, несчастная девка, денусь! - горько вздохнула Мадла и бессильно уронила руки на колени.