СКИТАНИЯ
В доме отца Кира учили всему, что должен знать и уметь перс: ездить на коне, стрелять из лука и всегда говорить правду.
Учили Кира и тому, что не дозволяется делать. И опять, прежде всего, - не лгать. Лживость считалась у персов самым постыдным из всех пороков. Чего нельзя делать, того нельзя и говорить.
Вторым, после лживости, важным пороком было иметь долги. И тут сказывалось то же отвращение ко лжи: ведь должник вынужден лгать!
Нельзя плевать в реку. Нельзя мыть руки в реке. И нельзя дозволять кому-либо делать это. Река - божество. А богов надо почитать.
Богам не нужно ни храмов, ни алтарей. Глупцы те, кто строят храмы и кто представляет себе богов такими же, как люди.
Но жертвы богам надо приносить. Приносить жертвы надо Солнцу - оно согревает, дает жизнь, посылает урожай. Луне - она ведает водами. Земле - она кормит людей и кормит их стада. А также Воде, Огню, Ветрам - природе, от которой зависит жизнь человека.
Кира учили, как должно вести себя с людьми. Если человек с тобой одного звания, поцелуй его в уста, встретившись на улице. Если человек званием немного ниже, поцелуйте друг друга в щеку. Если же повстречаешь знакомого, который гораздо ниже тебя по званию, тот должен пасть перед тобой на колени и поцеловать тебе ноги.
Проходили годы. Кир стал сильным, красивым юношей. В кругу своих сверстников из знатных персидских семей Кир проводил веселые дни. И во всем он был первым.
Никто лучше его не стрелял из лука, никто так отважно и красиво не умел скакать на коне, никто так метко не бросал копья. Он превосходил всех, он был как луна среди звезд. II все его любили, потому что он был прост в обращении и умел себя вести так, что никого не подавлял и не оскорблял своим превосходством.
Кир не любил сидеть в четырех стенах. На своем крупном выносливом коне он скакал, окруженный товарищами, по рыжим, спаленным жгучим солнцем нагорьям Персиды.
Они углублялись в зеленые влажные долины, полные птичьих голосов и свежего дыхания горных водопадов, над которыми часто висело сияние радуги.
Они поднимались высоко в горы, карабкались по отвесным скалам с крутыми обрывами, забирались в узкие глухие ущелья, где легко встретить безвестную и безмолвную смерть.
Они охотились на леопардов в диких пустынях, где мертвым белым блеском светились солончаки и земля, не знающая дождей, как металл, звенела под копытами.
И каждый раз, когда Кир садился на коня, а товарищи его уже толпились у ворот, Камбиз говорил им:
- Персы, берегите Кира!
В его словах, в его взгляде было столько глубокого значения, что беззаботные спутники Кира сразу становились серьезными. Они знали, кого сопровождают и что значит этот юноша для их угнетенной мидянами страны.
Кир много видел во время этих поездок. Он видел, как дрожат очертания далеких зубчатых вершин в мареве раскаленного воздуха, как плывут по склонам перламутровые тени облаков.
Иногда он останавливался, увидев лиловое, как аметист, озеро, неподвижно лежащее в ладонях розовато-желтых скал, которые бережно держали его, словно боясь расплескать…
Однажды Кир вернулся домой расстроенный.
В зеленой долине его встревожил пряный запах шпата, и Кир вдруг умолк среди веселой беседы. Где он слышал этот запах? Когда?
И тотчас он очутился возле далекой лесной хижины, где у порога росли эти маленькие желтые пахучие цветы.
Спако! Митридат!
Как это все далеко… Так далеко, что и следы исчезли. Он не раз пытался разыскать их, посылал туда преданных ему людей, но никого не нашел. Даже имен этих - Спако и Митридат - никто не произнес ни разу. Даже от хижины их ничего не осталось.
Случалось, что неведомые дороги уводили Кира очень далеко. Ему захотелось побывать в пустыне Деште-Кевир, и товарищи никак не могли удержать его.
Они увидели там красноватую зловещую даль, где только чахлые колючки росли на барханах. Но, к счастью, не успели забраться в глубь ее - буран, поднявший черную песчаную пыль, закрыл солнце и испугал Кира.
Побывал Кир и на берегу Персидского залива. Тут выпадало мало дождя, почва была бесплодна и только финиковые пальмы росли хорошо. С неясными думами стоял он над зелеными волнами. В этот залив впадают воды великих рек - Тигра и Евфрата. Там, на их берегах, лежит могущественное царство - Вавилония. Там, где-то на Евфрате, воевал его прадед Киаксар…
Начинался отлив, медленный и незаметный в этом море. Кир ждал, когда обнажится дно, и потом, как мальчишка, удивлялся ветвистым колониям кораллов, крабам и моллюскам, сверкавшим, словно драгоценные камни, на мокром песке…
А потом он переправлялся на остров и сидел там на берегу с ловцами жемчуга. Груды крупных раковин с прилипшей на них тиной громоздились у его ног. В этих раковинах, поднятых со дна моря, таились драгоценные жемчужины - и розоватые, и с оттенком желтизны, и белые, полные теплого сияния.
Ловцам они не доставались - хозяева отбирали жемчуг. Изнуренные, с воспаленными глазами, ловцы ныряли с открытыми глазами на глубину пяти - семи метров, зажав нос костяными рогульками, с грузом, подвешенным к ногам. Жемчужины украшали тиары царей, сияли на груди богатых вельмож. А недолговечная жизнь ловцов жемчуга проходила в беспросветной нищете. Обо всем этом они рассказывали Киру.
Кир заглядывал в тростниковые, обмазанные глиной хижины рыбаков и здесь тоже находил друзей и собеседников.
Кир проносился со своими спутниками по каменистым пустыням и степям, останавливаясь ночевать в стойбищах пастухов, которые пасли свои стада грубошерстных овец, стада верблюдов и лошадей, коров, буйволов и ослов.
И всюду, где ночевал, где ел пшеничные лепешки и пил кислое вино, он подолгу разговаривал с людьми. Он хотел знать. их мысли, их чаяния. Чтобы управлять людьми, надо знать, как и чем они живут.
И всюду люди, что постарше, старались молчать, вздыхая и опуская глаза. А те. что помоложе, охотно отзывались на его пытливые вопросы. Жить тяжело, трудно. Мидийцы задушили налогами. Запугали жестокостью. Ярмо рабства становится невыносимым. Но что делать? Астиаг силен, в его руках войска, и военачальники не персы, а мидяне.
Кир слушал внимательно. И молчал. Он знал Астиага и давно научился осторожности.
А когда Кир, окруженный молодыми персами, возвращался домой и все они снова принимались за игры, за стрельбу из луков, за соревнования в скачках и всяческие забавы, то даже самые близкие друзья Кира не догадывались, что он помнит все увиденное и услышанное в дальних поездках и что он подолгу думает об этом.
Сегодня, опаленный зноем каменистых дорог, Кир, едва умывшись, пришел к отцу.
- Отец, ты был на Демавенде?
Камбиз с удивлением посмотрел на него. Яркие глаза Кира были широко открыты. В них светилась отвага и еще какая-то глубокая, затаенная, непонятная отцу мысль.
- Нет. Я даже не видел Демавенда. Ведь это очень далеко.
- Я знаю. Когда я жил там… - Кир не хотел произносить имени Митридата, - мне рассказывали…
Кир мог бы поведать отцу, что рассказывали ему о Демавенде, об этой высочайшей вершине хребта Эльбурса, когда он жил "там". Когда-то этот вулкан извергал пепел и лаву, наводя ужас на. всю страну. Теперь он молчит, и только маленький вулкан Дуде-Кух на его южном склоне еще дымит и дышит сернистым газом, расстилая сизую дымку по окрестным горам.
- А кто-нибудь был там, на вершине?
- Нет, - отвечали ему, - там лед и холод.
- А летом?
- И летом. Человек сразу умирает, если вздумает подняться туда. Там живут демоны. И маги пришли от Демавенда. У подножия этой горы - их родина.
Ему рассказывали об угрюмых зубчатых гребнях Демавенда, покрытых желтой серой. О камнепадах, грохочущих там. О долинах, закованных льдом, о ледяных барьерах, преграждающих человеку доступ к жилищу богов…
Но Кир избегал разговаривать с отцом о том времени, когда он жил в хижине пастуха.
- А у нас в Персии есть такая же высокая гора?
- Нет.
- А могу я добраться до Демавенда?
- Зачем тебе туда?
- Я хочу знать: далеко ли видно оттуда?
- Никто не знает этого. Не узнаешь и ты.
- Мазандеран видно?
- Думаю, что видно.
- А Деште-Кевир?
- Деште-Кевир видно тоже.
- А дальше?
- О чем ты говоришь, Кир?
- Я хочу знать: виден ли оттуда Вавилон?
Отец сверкнул на него взглядом и отвел глаза.
- Ты - внук своего деда, Кир. Ты меня пугаешь. Что тебе надо в Вавилоне?
- Царь Киаксар ходил в Ассирию. Он воевал с Ниневией и победил. А когда я буду царем, я возьму Вавилон.
Камбиз быстро оглянулся. В покоях никого нет, но у Астиага везде есть уши.
- Я не хочу слушать тебя. Молчи!
Но, видно, речи Кира затронули его тайные мечты, которые он даже себе самому боялся высказать.
- Царь Астиаг сам возьмет Вавилон. Он давно готовится к этому походу. А при чем здесь ты? - стараясь сохранить строгий вид, сказал Камбиз. - Ты - внук царя. Но ты - сын перса. Сын Камбиза, данника Мидии!