Хорошо тогда они поговорили напоследок. А когда большинство провожающих и уезжающих вместе с солдатами спали в обнимку на иолу, вышли они из душной избы во двор подышать свежим воздухом. Привалившись спинами к забору, не чувствуя ветра и холода, слушали, как завывала метелица. Может быть, в последний раз в родных местах.
Напротив внезапно хлопнула дверь. Братья узнали голоса управляющего и камердинера.
Те прошли совсем рядом, свернули на лед пруда, и метель скрыла их темные тени. Братья, не сговариваясь, молча открыли калитку и бегом кинулись им вслед…
Но судьба распорядилась иначе. Темные силуэты их врагов вдруг пропали из виду. Братья ускорили шаг и сами едва не провалились в прорубь, в которую угодили управляющий и камердинер. Судьба отомстила за братьев Лавриных.
Быстро вернувшись во двор и закрыв ворота, они также молча набрали по охапке дров и внесли в избу.
Все случилось так быстро, что никто из еще сидевших за столом не обратил внимания на их отлучку.
Наутро санный обоз потянулся на Вятку. Братья вместе с другими рекрутами, понурившись, шли за передними санями, на которых ехал, укрывшись медвежьей полостью, поручик. За ними на остальных санях везли скудные рекрутские пожитки, ехала команда солдат с капралом.
К вечеру обоз догнали двое верхоконных, в одном из которых заводские узнали приказчика, а в другом - полицейского исправника.
Они о чем-то возбужденно говорили с поручиком, потом позвали капрала, солдат… Еще поговорили, с подозрением поглядывая на братьев Лавриных, а потом, видно ни до чего не. договорившись, повернули и поскакали обратно.
Вернувшиеся солдаты ворчали:
- Что делали вчера ночью, что делали? В карауле у рекрутов стояли, вот что делали!
- А что такое, братцы? - спросил один из рекрутов.
- Да кто их знает, - ответил капрал, - управляющий их, говорят, пропал. Вот и спрашивали, не видали ли его ночью, не уходил ли кто из-под караула. А кто уйдет, когда все были в избе до утра? И часовой стоял не отлучаясь, как положено. Что, не так?
- Точно так, господин капрал! - ответил за всех старший из братьев, - Все мы спали, как убитые.
Братья Лаврины никому не рассказали о виденном вчерашней ночью, справедливо опасаясь, что их обвинят в убийстве управляющего и камердинера.
Так и обошлось. Потом говорили в Вятке, уже по весне прибило тела управляющего и его камердинера к плотине.
Воспоминание, казалось, давно остывшее, тоской сжало сердце. Отцу с матерью жить бы да жить! Стряхнув воспоминания, Андрей медленно пошел в казарму.
Надежда стать опять кузнецом, хоть и на корабле, ощутить власть над железом, когда из раскаленной болванки под ударами его молота постепенно начинают проступать приметы готовой вещи, а затем и она вся, показалась несбыточной.
На кораблях сыграли зорю. Быстро, по-южному, стало темнеть.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Прощальный бал
Как только стало известно о походе через проливы в Средиземное море, несколько книг об Оттоманской Порте в библиотеке Морского собрания вызвали всеобщий интерес. На чтение "Истории города Константинополя", изданной лет семь назад, и особенно на "Описание взаимной размены послов" установилась очередь. Особым спросом пользовалась последняя. В ней детально описывался прием султаном русского посла Репина в 1775 году при вручении подписанного Екатериной II Кючук-Кайнарджийского мирного договора. По нему Россия получила Крым и обеспечила себе свободное плавание в Черном море. В книжные лавки Петербурга и Москвы посыпались заказы на книги о Порте и странах Средиземного моря.
Молодые офицеры жаждали подвигов, шумели, предвкушали приключения на море и на суше.
Старшие думали о предстоящих трудностях со снабжением, об опасных азиатских болезнях.
Когда Захар Веков и его приятель Петр Балабин пришли в Морское собрание, бал уже начался. Оркестры морского экипажа и гарнизона крепости но очереди играли то чинный менуэт, то кадриль, то бойкие немецкие польки, то начинавшую входить в моду мазурку. Однако, не в пример прошлым балам, танцующих было меньше, чем беседующих. Молодежь и солидные капитаны и майоры кучками толпились на первом этаже в буфете и курительном кабинете вокруг штабных, живо интересуясь предстоящим походом.
Веков и Балабин оказались в окружении взволнованных мичманов и лейтенантов. Захара, как присутствовавшего на военном совете и не раз бывавшего в турецких землях, расспрашивали о том, когда и кто пойдет в морской поход, много ли десанта возьмут, пойдет ли гребной флот, куда направится эскадра после Константинополя и прочее, и прочее.
Отшучиваясь, он пробирался в буфетную, надеясь там подкрепиться и избежать новых расспросов, советуя любопытным подождать до утра, когда командиры все им скажут. Но и здесь его не оставили в покое. Добраться до танцевального зала Захару так и не удалось.
Пропал куда-то и Балабин. Он оказался в соседнем курительном кабинете, где флотские и армейские офицеры окружили известного в Севастополе любителя исторического чтения и заставили его рассказывать все, что он знал о Константинополе. С сожалением подумав о пропавшем веселье, он сначала с неохотой коротко отвечал на расспросы, а потом увлекся и рассказал собравшимся историю многострадального города Византия - Константинополя - Стамбула, почти за двадцать пять столетий испытавшего и бурный расцвет и полный упадок, величие и унижение. Этот город возник в незапамятные времена на пересечении сухопутных и морских путей, на берегу пролива, отделяющею Европу от Азии.
- Сейчас Стамбул, - рассказывал Балабин, - расположен и на европейском и на азиатском берегах этого пролива, именуемого Константинопольским проливом, или Босфором, а начинался он на европейском берегу - на мысе, образуемом Босфором и бухтой Золотой Рог. Город с трех сторон окружен водой, и его удобно защищать. Этот город сначала был греческим, потом римским, потом греко-византийским, а сейчас он турецкий. Правда, от самого первого - от греческого Византия - в нем ничего не осталось, а вот от римского и византийского там и сейчас много.
- А разве турки его не разрушили, когда в 1453 году его штурмом взял Мехмед-завоеватель?
- Турки разрушили его, конечно, но не так сильно, как крестоносцы в 1204 году. Тогда он сгорел почти полностью. Крестоносцы разграбили все, что там было. Пятьдесят лет их власти принесли больше беды византийскому городу и его памятникам, чем 350 лет османского владычества. Князь Бонифаций Монфератский обещал крестоносцам, что он даст им три дня на грабеж города после его захвата. Рыцари получили свои три дня! Они обшаривали дом за домом и убивали тех, кто защищал женщин, детей и свое добро. В их руки попала добыча, которая превзошла все ожидания: золотые и серебряные изделия, драгоценные камни, меха, ткани.