- Все вы, собравшиеся здесь, решили прийти ко мне и избрать своим ханом. Если Небо будет хранить меня и ниспошлет мне помощь, то все вы, мои первые сторонники, станете моими счастливыми соратниками.
В знак благодарности Темучин, который отныне будет носить имя Чингисхан, повелел привести в круг белого жеребца, которого разрубил мечом на две половины. После этого обряда жертвоприношения Вечному Синему Небу вперед вышли повара и сказали по обычаю нашего народа:
- Да не иссякнут утренние яства и напитки, да не будет конца и пиршеству вечернему!
В круг входили все новые люди, славили молодого хана и предлагали ему свою силу, свою ловкость и свое трудолюбие.
Один из них сказал так:
- Я буду варить суп из двухлетнего барана и утром приносить его не слишком рано, а к вечеру не слишком поздно. Я буду стеречь меченых овец и следить, чтобы повозка с едой для хана всегда была полным-полна.
Другой поклялся:
- А я позабочусь о том, чтобы осевые шкворни закрывающихся повозок никогда не вываливались, чтобы повозки, идущие по колее, никогда не ломались. Я буду следить, чтобы все юртовые повозки всегда были в целости и сохранности.
Третий предложил:
- Я буду надзирать за приставленными к юртам слугами.
- А я, - воскликнул длинноволосый юноша, - размозжу грудь любому непочтительному наглецу!
За ним из толпы в круг пробился низкорослый, крепко сбитый человек средних лет:
- Я буду собирать твое добро, как крыса. Как черная ворона, буду приносить к юрте все, что лежит снаружи несобранным. Я буду укрывать тебя от холода, подобно теплому войлочному одеялу. Я огражу твою юрту от всех ветров, подобно круговому войлочному щиту.
Все возвеличивали молодого хана, прославляя на все лады его хитрость и мужество, и кумыс лился потоками. Около полуночи Темучин выбрал из храбрецов тринадцать военачальников, и среди них Бохурчи, которого вместе с дюжиной других поставил командовать тысячей воинов.
Глаза Бохурчи засверкали, и он воскликнул:
- Мой хан и все, кто стал с ним рядом! Пойдемте к озеру Санггур. Я хочу показать вам, какой клятвой мы клянемся.
И все благородные мужчины, женщины и дети последовали за Бохурчи, все собрались у озера Санггур, любопытствуя узнать, какая клятва пришла на ум пылкому Бохурчи.
Небо было безоблачным, звездным. Бледный серп месяца поглядывал на нас с высоты. Недвижные кусты и травы стояли в каплях росы.
Собравшиеся молчали.
Бохурчи приблизился к берегу и столкнул в воду носком сапога свисавший у невысокого кустика ком рыхлой земли, который сразу развалился на несколько частей, намок и затонул. Сначала на поверхности озера в этом месте еще плясало несколько пузырьков, но их быстро унесло течением.
- Пусть так будет с каждым из нас, кто нарушит священную клятву! - проговорил Бохурчи.
Он выхватил из ножен свою саблю, и остальные двенадцать военачальников поступили так же. Тринадцать сабель блеснули в лунном свете и со звоном коснулись поднятой сабли Чингисхана.
Потом привели злого юртового пса, у которого, как и у всех юртовых псов, были отрезаны уши, чтобы волки не могли в драке в них вцепиться. Бохурчи отрубил псу голову и швырнул ее в Санггур, сказав при этом:
- Пусть эта судьба постигнет каждого из нас, кто нарушит священную клятву!
И снова со звоном соприкоснулись тяжелые сабли.
Торжественную тишину нарушил только вой нескольких волков, донесшийся из мрачных теснин у горы Гурелгу.
Чингисхан сказал:
- Наш шаман Гекчу, наш умудренный годами прорицатель, прочел однажды ночью у костра по бараньей кости имя Чингисхан. У того же костра мы узнали, что скоро явится герой, который сплотит вокруг себя распавшиеся монгольские племена. А потом к нам пришел мудрый Хорчи и рассказал о снежно-белой корове, а от безрогого приблудного быка мы узнали, что небо и земля сошлись на том, что владыкой будущего царства станет Темучин. Поэтому я соберу все живущие в войлочных юртах племена в единый монгольский народ. В степи установится порядок, после долгих войн наступит вечный мир. И люди из далекого китайского царства, торговцы, похожие на вороватых сорок, хитрых и жадных, не смогут нас больше обманывать и насмехаться над нами только потому, что мы живем в юртах и кибитках и кочуем от пастбища к пастбищу, а они - в больших городах, в каменных домах и за каменными стенами.
Люди возликовали при этих словах сына Есугея, молодого героя, который дал слово установить в степи порядок и принести ей мир.
И вдруг Чингисхан заметил среди толпы меня. Его глаза словно сказали мне: "Как я мог совсем забыть о тебе! Прости меня!" Что правда, то правда, в последнее время у нас было мало общих дел и забот. Может быть, потому, что круг его друзей стал куда шире. А может быть, еще и потому, что я дни и ночи проводил с моим Золотым Цветком. Но я не считал, будто обо мне забыли, не чувствовал себя ущемленным и уж тем более ни в чем его не упрекал; я уважал его за справедливость и ум, как мой отец уважал Есугея. Выходит, я следовал примеру моего отца. На что же мне было жаловаться?
Чингисхан приблизился ко мне, пройдя сквозь расступившуюся перед ним толпу, распростер объятия и громко проговорил:
- Кара-Чоно, прости меня, мой друг!
Все сразу умолкли.
Когда Чингисхан обнял меня, его синий шелковый халат зашелестел и затрещал.
- Прости меня, - повторил он.
- Мне нечего прощать тебе, дорогой друг, - ответил я. - Мы друзья, и я верю, что ты не сделаешь ничего такого, что было бы мне во зло или было мне не по душе, как и я никогда не сделаю ничего, что тебе не понравилось бы или причинило зло.
- Разве ты не надеялся, что я и тебя поставлю над тысячей моих воинов? Что ты станешь одним из моих военачальников?
- Тебе лучше знать, почему ты этого не сделал!
Обернувшись к толпе, Чингисхан сказал:
- Это Кара-Чоно, Черный Волк. Он сдержан, молчалив, он не сорит словами. Но когда говорит, слова его на вес золота. Он сражается как тигр, но после боя подвигами не похваляется, он стоит в первом ряду моих сподвижников, которые освещают мою жизнь солнечными лучами, но никогда не старается быть на виду, он предпочитает замешаться в толпу, где его легко не заметить или забыть. Я хочу назначить его начальником моей личной охраны. И чтобы его юрта всегда стояла рядом с моим дворцовым шатром!
Я вдруг оказался у всех на виду, хотя никогда на виду быть не хотел. В личную охрану принимали только юношей из знатных семей, а я происхождения низкого, и сейчас на меня были обращены не только приветливые, но и завистливые взгляды. Я предпочел бы сейчас быть подальше отсюда, мне захотелось опять остаться наедине с моим Золотым Цветком. И хотя чувство гордости все же воспламенило меня - как-никак я начальник личной охраны Темучина! - я постарался мою радость и гордость не показывать.
Я отдал Чингисхану низкий поклон, как требовал обычай, а когда вновь выпрямился, он уже оставил меня и стоял в окружении людей знатных и высокородных.
Некоторое время спустя случилось так, что веселье, обычно вызываемое возлияниями кумыса, обернулось вдруг шумным спором: умные речи словно затопило пустословием. Женщины верещали, мужчины орали, над головами полетели кубки, и на дорогом ковре, где восседал Чингисхан с другими благородными мужами, началась необузданная потасовка. Впоследствии я узнал, что ей предшествовало: один из поваров на пиру наполнил по ошибке кубки не по старшинству - жене менее знатного военачальника налил прежде жены более знатного.
Я, никогда не переносивший пьяных драк, поспешил к своей юрте, где Золотой Цветок уже возлежала на шкурах. Она, как всегда, улыбалась при моем возвращении домой, а я долго гладил ее длинные черные волосы: перед отходом ко сну она расплетала косы. Я изливал на нее всю мою нежность, все известные мне ласки. Сквозь решетку крыши юрты на нас падал косой лунный свет, и, лежа на спине, мы пересчитали звезды, которые заглядывали к нам. Сегодня их было девять, и мы сказали себе, что девятка - счастливое для нас число.
Шум в орде постепенно затих.
Лаяли юртовые псы, отвечая на протяжный вой волков. Где сейчас голова одного из них? Санггур что-то невнятно лепетал среди ночи. О чем думал сейчас Чингисхан? И что чувствовал Джамуха после того, как расставшийся с ним Темучин так высоко вознесся и обрел большую власть и силу? Я думал об этом, пока не заснул.
В моих объятиях спала Золотой Цветок.
Нас усыпила светлая летняя ночь, теплая и добрая. Из степи доносился запах горькой полыни.
Вскоре после того, как Темучин был избран ханом, произошло что-то такое, что никогда прежде в степи не случалось: Чингис приказал тринадцати военачальникам разделить свои тысячи на сотни, а сотни на десятки. После этого он позвал тысячников, сотников и десятников к себе и сказал им:
- Как было до сих пор? Десять тысяч воинов были десятью тысячами воинов, и только. Они беспорядочно нападали на врага и побеждали, если у врага было меньше десяти тысяч воинов. А я хочу дать вам в руки средство побеждать врага, который числом вдвое сильнее нас. Как нам иначе уничтожить тайчиутов, которых тридцать тысяч, если нас всего тринадцать? Поэтому отныне мы будем воевать в боевых порядках, в которых каждый десятый поведет в бой остальных девять. Девять воинов срастутся в одно тело, а десятник станет его головой! А для того чтобы каждый воин знал свое место в битве, я придумал игру, которая вас порадует: вы будете сражаться, не получая ранений. Это будет война без войны, но эта игра сделает из вас войско, перед которым не устоит ни один враг!
- Объясни нам эту игру! - воскликнул Бохурчи.
Другие военачальники тоже воскликнули это, им тоже не терпелось поскорее проникнуть в смысл игры.