Однако рано радовался Ганнибал падению Мен–шикова - непрекращающиеся дворцовые интриги достали его и в Селенгинске: Ганнибала обыскали, арестовали и отвезли под надзором в Томск. Фортуна переменилась к нему в начале 1730 года после смерти Петра II: заступничеством оставшихся в Петербурге друзей Ганнибал был произведен в майоры и в этом чине оставлен в Томском гарнизоне, а еще через семь месяцев - в сентябре 1730 года - "определен в Пернове к инженерным и фортификационным делам по его рангу".
Затем служил он и в других крепостях Прибалтики, потом побывал в отставке и снова вернулся в строй, пока, наконец, не дослужился до генерала и не стал главноначальствующим в Ревельской крепости.
Так и служил он до весны 1752 года, а 25 апреля 1752 года обер–комендант города Ревеля Абрам Петрович Ганнибал был переименован из пехотного генерал–майора в инженер–генерал–майоры и одновременно переведен в штаб Инженерного корпуса, находящегося в Петербурге, где ему было приказано ведать технической частью корпуса.
Теперь он стал отвечать за своевременное получение, как мы сказали бы сегодня, сметно–финансовой и технической документации из всех крепостей, где производились какие–либо работы, и по рассмотрению подписывать их и передавать в Главную канцелярию артиллерии и фортификации, и отчитываться во всем перед Военной коллегией.
Все крепости империи были тогда поделены на два округа - Остзейский, то есть Прибалтийский, и Российский.
В Остзейском главным военным инженером состоял инженер–полковник Лудвах, а в Российском - инженер–полковник Бибиков. Они–то и поставляли Ганнибалу основную массу казенных бумаг.
В это же время Ганнибал стал и надзирать за подготовкой военных инженеров в Петербургской и Московской инженерных школах.
А четыре важнейших северо–западных крепости - Кронштадт, Петропавловская, Рижская и Перновская - были подчинены ему лично.
Весною нынешнего, 1755 года, несколько месяцев назад, в ведение Ганнибала перешли и каналы - Кронштадтский и Ладожский, а также и Рогервикская гавань в Финляндии. В это же время был ему подчинен и весь Инженерный корпус.
Что же касается Петропавловки, то Ганнибал не просто отвечал за нее, но и денно и нощно пропадал в ней все то время, когда работные люди одевали крепость камнем, облицовывая гранитными плитами ее кирпичные стены и бастионы.
В один из таких дней и встретились с ним во дворе Петропавловской крепости отец и сын Голенищевы - Кутузовы…
Старый эфиоп, заметив знакомого, приветливо улыбнулся и подошел к Лариону Матвеевичу.
- А это, никак, сын твой? - спросил Ганнибал, поглядев на Мишу, и, уже обращаясь к нему, осведомился, как его звать, который ему год и кем он собирается стать.
Миша ответил полным титлом:
- Михаила Ларионов Голенищев - Кутузов, а лет мне полных десять и уже пошел одиннадцатый, а стану я, как и отец мой, военным инженером.
- То добро, добро, - засмеялся Ганнибал. - А знаешь ли ты, что есть, например, бастион? - спросил он Мишу, лукаво поглядывая при этом на отца.
- Бастион, - ответил Миша, - есть укрепление, в углах крепости или же в поле строящееся для того, чтоб обстреливать пространство вдоль куртин и впереди себя.
- Изрядно, - воскликнул Ганнибал, ему и на экзаменах не всегда отвечали так лихо. - А не назовешь ли и части, из коих бастион состоит? - спросил Ганнибал, усложняя вопрос, как поступал он на экзаменах в Инженерной школе.
- Извольте, ваше превосходительство, - с веселой готовностью отозвался Миша и тут же назвал и главный вал бастиона, и возвышающийся над ним второй вал - кавальер, и все стороны бастиона - фасы, фланки и горжей.
- Ей–богу, второй Вобан! - еще громче воскликнул Ганнибал. И, обращаясь к Лариону Матвеевичу, сказал: - Помнится, когда вернулся я из Сибири, то поехал как–то в свои псковские деревеньки. И там заглянул к другу моему и давнему сослуживцу Василию Ивановичу Суворову - когда был я государя Петра Алексеевича камердинером, Василий служил в денщиках у него. Так вот, когда приехал я в вотчину Василия, увидел там сына его - Сашку, коему тогда тоже было лет десять.
Сашка то лихо на коне носился, то цельными часами ползал над картами походов тезки моего Ганнибала. И как–то я возьми да и спроси его: "Что–де, Александр, не хочешь ли стать вторым Ганнибалом?" А сей пострел мне и ответствует: "Я‑де вторым Ганнибалом быть не желаю. Я буду первым Суворовым".
Ну и что ж, - спросил Ларион Матвеевич, - каков он ныне, ваше превосходительство?
- Служит где–нибудь, пока ничего особенного о сем полководце не слышно.
- Так молод ведь еще, лет, поди, ему с двадцать, - сказал Ларион Матвеевич.
Да, двадцать с небольшим, - подтвердил Ганнибал и, повернув лицо свое к Мише, спросил: - Ну, а ты хочешь ли стать вторым маршалом Вобаном?
- Маршалом хочу, да только не Вобаном, а Голенищевым - Кутузовым.
Ну–ну, - промолвил старый эфиоп, - поглядим, как это у тебя получится. Не знаю, станешь ли ты маршалом, а в инженеры иди. Ей–богу, выйдет из тебя препорядочный инженер. Ну а насчет маршала… - Ганнибал задумался, - …насчет маршала - не знаю, ибо будущее наше сокрыто тьмою, для глаза простого смертного непроницаемой…
История 2, '
в которой мы рассеиваем тьму будущего, сокрытую для Ганнибала и Голенищевых - Кутузовых, и повествуем об одном любопытном сюжете, сблизившем эти семьи, когда ни одного из героев нашей истории уже не было в живых
Уместно, пожалуй, начать нашу новую историю со свадьбы сына Абрама Петровича Ганнибала - Осипа Абрамовича, которая произошла в 1772 году. Женой Осипа Абрамовича Ганнибала стала дочь тамбовского воеводы - Мария Алексеевна Пушкина. Венчание их происходило где–то в провинции, возможно в Тамбове, откуда они вскоре уехали и поселились в имении Абрама Петровича - Суйде, неподалеку от Гатчины.
В Суйду молодые супруги привезли и своего первенца - Наденьку, в будущем мать великого поэта. Здесь и прожили молодожены вместе с Абрамом Петровичем четыре года, из коих в добром согласии лишь первые полтора.
Осип Абрамович, обладавший бурным "эфиопским" темпераментом, тяготился жизнью с отцом, имевшим столь же взрывоопасный характер и ко всему прочему ставшим на старости лет непримиримым моралистом. Стычки между отцом и сыном происходили довольно часто и обмен любезностями не был джентльменским.
Самым мягким из того, что говорил отцу малопочтительный сын, была французская поговорка: "Когда черт становится старым, он становится добродетельным".
Сам же Осип Абрамович был молод, и до добродетели ему было так же далеко, как и до старости. Он вскоре оставил жену и дочь и бежал из дома, уведомив старого генерала письмом, в коем извещал, что навеки от всех их скрылся.
Затем через некоторое время Осип Абрамович забрал у своей бывшей жены дочь и препоручил ее заботам своего приятеля - майора Маза, проживавшего в Красном Селе.
Когда же девочка подросла, она стала жить в Петербурге, в доме своего дяди и опекуна, родного брата ее матери - Михаила Алексеевича Пушкина.
В доме М. А. Пушкина часто бывал их родственник - Сергей Львович Пушкин, поручик 10‑й роты лейб–гвардии Измайловского полка.
Он сделал предложение Наденьке Ганнибал, доводившейся ему внучатой племянницей, и 28 сентября 1796 года обвенчался с нею в церкви деревни Суйда. (В этой же церкви за 15 лет до их венчания отпели и деда невесты - генерал–аншефа Абрама Петровича.)
26 мая (6 июня) 1799 года, когда Надежда Осиповна и Сергей Львович жили в Москве, у них родился сын, названный ими Александром.
На сем мы прервем рассказ о Ганнибале и его внучке и перейдем к Голенищевым - Кутузовым, для того чтобы потом слить два сюжета нашего повествования в один, общий и для Ганнибалов - Пушкиных и для Голенище–вых- Кутузовых.
У героя нашей повести Михаила Илларионовича было шестеро детей: сын–первенец и пятеро дочерей. Сына, названного в честь отца Михаилом, "заспала" нянька–кормилица, когда мальчику еще не исполнилось и одного года.
Михаил Илларионович очень горевал о постигшей его беде, но больше сыновей у него не было.
Из пяти дочерей более других любил он третью - Лизаньку. Любовь к ней перешла и на ее первого мужа - Фердинанда Тизенгаузена и на их дочерей, внучек Кутузова, Дашеньку и Катеньку.
Мужа Елизаветы Михайловны - графа Фердинанда Тизенгаузена, которого в домашнем кругу называли на русский лад Федором, - Кутузов любил более всех других зятьев и однажды написал своей жене, что хотя бог и не дал ему сына, но сына заменил ему любимец его Федор.
Федор погиб под Аустерлицем 20 ноября 1805 года. Когда один из адъютантов доложил об этом Кутузову, тот никак не отреагировал на сообщение.
На следующий день, когда разбитая Наполеоном русская армия отступала из–под Аустерлица, этот же адъютант увидел, как горько плачет Кутузов над мертвым любимцем, тело которого увозили в телеге, для того чтобы похоронить на родине.
Тогда адъютант спросил у Кутузова, почему он был так безучастен к смерти Тизенгаузена вчера и так безутешен сегодня?
И Кутузов ответил:
- Вчера я был главнокомандующий, сегодня - я отец.
Лизанька в это время находилась неподалеку от места сражения, в силезском городе Тешен, - дальше жен офицеров и генералов не пускали - и там ожидала известий.
Но отец не решился сказать ей правду, и от Ли–заньки долго скрывали смерть мужа.