Егор, все еще не опомнившийся от страха, сказал дрожащим голосом:
- Оно бы хорошо перпетуй-мобиль заполучить, ваше величество, да только не верю я в него.
- Гм… гм… - Петр призадумался. - А может, этот Орфиреус до такого оборота додумался, какой никому еще в голову не приходил?
Вошел Арескин.
- Ваше величество, разговоры вредят вашему здоровью. Выпейте микстуру.
- Поди прочь со своими микстурами. - Царь сердито затеребил отросшие за время болезни усы. - Мне с моим механикусом здоровее разговаривать.
- Ваше величество, - грозно заговорил доктор, - или вы не хотите выздороветь?
- Фу, надоел, - с досадой сморщился царь. - Ладно уж, ступай, Егор! О махине Орфиреуса думай! Может, свою такую домудришься сделать? Не все же немцам верхи снимать, я чаю, наши, русские, посмекалистей, а?
Марков низко поклонился царю и, пятясь, вышел в дверь. Чувство неизъяснимой тревоги и неудовлетворенности одолевало его. Ему показалось, что он стал меньше ростом, незначительнее, что никто не обращает на него внимания, никто не кланяется ему, хоть он и царский механикус.
- Ворона, - горько прошептал он и со стыдом вспомнил, как перетрусил перед царем. - А что Илья сделал бы на моем месте? Так же бы у него поджилки затряслись? Ну, нет… Илья все бы ему высказал начистоту, а там хоть и голову под топор.
Мрачный, униженный и опустошенный вернулся Егор в мастерскую и удивил подмастерьев тем, что до самого вечера не сказал ни единого слова.
- Верно, от царя попало, - шептались ребята.
На следующий день Маркова опять вызвали во дворец. Со странным чувством робости, которого прежде не знал за собой, Егор шел к царю.
- А вдруг опять за вчерашнее точить начнет? Правду матушка говорит: близ царя - близ смерти.
Опасения Егора не оправдались: царь неожиданно завел с ним разговор о порохе.
- Ведомо ли тебе, сколько мы пороху в год тратим?
- Нет, государь, неведомо.
- Так вот, я тебе скажу: ни много ни мало - тридцать тыщ пудов!
Марков ахнул:
- Тридцать тыщ! Это куда же такую уйму?
Царь коротко рассмеялся и охнул: закололо в боку.
- Ты думаешь, война со шведами на убыль пошла и пороху мало надо? Не так, Егор! Порох и в мирное время зело потребен: для воинского учения. Плох тот полководец, что, сберегая порох, позволяет солдатам его только в бою расходовать! Они и израсходуют, да понапрасну… - Петр усмехнулся. - А сколько пороху нам для флота надобно! На море из пушки не скоро стрельбу поймешь, и покуда научишься попадать, много зелья зря уйдет. Не догадываешься ты, Егор, к чему я эту речь клоню?
Егор вопросительно посмотрел на царя.
- Годов восемь тому назад, - продолжал Петр, - уговорили меня все пороховое дело сдать на откуп. Контракты с другими заводчиками я порушил, и стал зелье в казну доставлять один пороховщик. Что ж ты думаешь, хорошо это получилось?
- Не знаю, государь, - ответил Егор. Он боялся высказывать свои мысли открыто, помня урок, полученный за "высокоумничанье". - Вам об этом судить.
Царь улыбнулся: он понимал настроение Егора и был доволен.
- Золотые слова! И теперь мы таковой политик проводить бросили. Разрешаем свободно торговать, свободно строить заводы, фабрики. На Москве поставили мельницы Аникиев, Бельский, Селиверстов. Мы даже казенные заводы частным персонам начинаем передавать: хозяин больше старанья к делу окажет, чем мой приказный. Вот тут-то мы с тобой, Егор, подошли к настоящему разговору. Я ведь из Москвы всё фабричное дело сюда, в Питер, перетаскиваю. Хочу, чтоб все здесь, у меня на глазах, было. Литейный двор учредил, на коем ты работал, пороховых мельниц казенных понастроил. А дело-то на них плохо идет! Есть у меня хорошая фабричка на реке Сестре, и мыслю я передать ее в надежные руки. - Петр помолчал. - Возьмешь?
- Что вы, ваше величество! - испугался Марков. - Какой из меня фабрикант? И беден-то я…
- Денег из казны заимообразно отпущу, сколько на обзаведение потребуется.
- Нет уж, увольте, государь! - взмолился механик со слезами в голосе. - Неужто за вчерашнее хотите от себя удалить?
Петр рассмеялся.
- Испытывал я тебя. Знаю, от меня не захочешь уйти. А вот проглядывал я свою книжечку и вычитал там фамилию Ракитина, предивного счетчика. Он, кажется, приятель твой? Этот подойдет?
- Иван Ракитин?! - воскликнул обрадованный Марков. - За него ручаюсь смело! Всякое фабричное дело поймет отлично и большую пользу произведет.
- Кому? - Петр хохотнул.
Марков вежливо улыбнулся:
- Конечно, в первую голову себе. Но и казне тоже.
- Возьмется ли он за пороховое дело?
- Возьмется, государь, головой ручаюсь - возьмется!
- Веди его к генерал-фельдцехмейстеру договор заключать!
* * *
Машина Орфиреуса не выходила у Петра из головы. Царь не раз призывал к себе Егора Маркова, и между ними велись долгие споры, во время которых Егор доказывал, что "вечную" машину построить нельзя и что немец Орфиреус просто мошенник.
Кончилось тем, что царь предложил:
- Поезжай, Егор, в Германию! Там на месте проверишь, дельная это выдумка или обман.
Маркову с большим трудом удалось отклонить от себя ответственное поручение.
Царь поручил осмотреть "изобретение" Орфиреуса одному из своих советников - Остерману.
"Вечный двигатель" приносил Орфиреусу немалый доход, и он запросил с русского правительства сто тысяч ефимков.
Сделка не состоялась, так как к тому времени плутовство немецкого "изобретателя" было разоблачено. Царь проникся еще большим уважением к уму и знаниям Егора Маркова, хотя по-прежнему не допускал и мысли о том, что простой механикус может соваться в государственные дела. Впрочем, и сам Егор стал гораздо осмотрительнее и знал свое место.
Глава XXII
ПОРОХОВАЯ МЕЛЬНИЦА
Прошло около трех лет с той поры, когда Иван Семеныч ушел от купца Русакова и открыл самостоятельное дело.
Бойкий и предприимчивый, Ракитин раньше других понял дух времени и учредил торговую компанию. Он привлек нескольких мелких купцов, объединил их капиталы со своим собственным и стал во главе дела.
"Первая Санкт-Питербурхская Компания торговли корабельными припасами" процветала: лен, пенька, канаты, парусина забирались Адмиралтейством в любом количестве и по хорошей цене.
На Ракитина и компанию работали десятки агентов по обширному краю от Новгорода до Архангельска и Сольвычегодска.
По дорогам скрипели обозы, направляясь в Питер, на компанейские склады. Агенты развозили охотничьи ружья, топоры, ножи и прочий скобяной товар, зеркальца, ожерелья, сережки, шали.
Торговля шла за деньги и в обмен.
Компания начала приторговывать шерстью, кожами, лесом. На всем делались удачные обороты, капиталы компаньонов быстро росли. Много помогал Трифон Бахуров, раскрывая Ракитину секреты Адмиралтейства.
Иван Семеныч раздобрел, говорил с важностью и даже имел вес среди петербургских купцов. Он стал для некоторых своего рода барометром. Видя его успехи в делах, купцы бросались вслед за Ракитиным в те же предприятия, что затевала его компания. Иван Семеныч посмеивался в усы: он то скрывал свои планы от конкурентов, то пускал их по ложному следу.
Но до десяти тысяч червонных, с которыми можно было получить Анку Русакову, была еще порядочная недохватка.
Не раз подумывал Иван Семеныч подделать свои торговые книги и явиться к бывшему хозяину с фальшивым балансом. Но удерживал страх: опытного купчину Русакова провести было трудно. Вдруг он откроет обман и, оскорбленный, укажет Ракитину на дверь, а дочку отдаст за первого подвернувшегося под руку? С крутым, своенравным стариком шутки были плохи.
Иван Семеныч обрадовался необычайно, когда Егор Марков явился к нему с царским приказом. Он несколько раз заставил Егора повторить от слова до слова все, что говорил царь.
- Вот так чудеса! - весело восклицал он. - Так, говоришь, вспомнил? Счетчиком я у него, говоришь, записан? Пороховую мельницу на Сестре, говоришь, предлагает? Согласен я, конечно, согласен! Разве я дурак - от счастья отказываться, когда оно само в руки плывет!.. А ты и вправду отказался, когда он тебе предлагал?
- Что же я, врать тебе буду, чудак человек! - обиделся Егор.
- Да ведь он денег на обзаведение предлагал?
- Я не взял.
- А я возьму! Как ты думаешь, сколько он мне даст?
- Сколько потребно.
- Я больше буду просить! Запрос карман не ломит.
- Смотри не просчитайся!..
- А, пожалуй, ты верно, Егорша, говоришь! Царь - не свой брат, к нему надо подступать с бережением. Осмотрю мельницу и примусь составлять расчет.